А утром потянулись низкие тучи, сочившиеся дождём. Это
плакала за горизонтом земля Норэгр… Хельги стал отпрашиваться у брата в поход –
развеять тоску.
– Иди, – подумав, разрешил ему хёвдинг. –
Думается, мы оборонимся, если на нас здесь нападут… Но к вечеру стану тебя
ждать и не прощу, если не вернёшься.
Знал: не дорога была младшему брату опостылевшая жизнь.
Отдал бы, и с радостью, честному мечу какого-нибудь храброго венда! Самому
везти любимую в жёны безвестному гардскому вождю! Примерь на себя, на своё
собственное сердце: не остановится?
Оттого-то Халльгрим говорил с ним сурово. Наверное, суровей,
чем следовало. Однако пусть ведает, строптивый: не нужен себе, нужен братьям. И
людям, которые за тобой идут и тебе верят. В жизни своей и в смерти воли брать
не смей! Живёт на корабле Ас-стейнн-ки – кто её защитит, если падёшь?
Вслух ничего этого не было сказано. Халльгрим долго смотрел
на уходивший драккар. Отпустил, а не напрасно ли… Зябкий рассветный ветер
заставлял его ёжиться, кутаться в плащ. Крепко запомнило тело стылую осеннюю
воду и форштевень Рунольвова корабля! Халльгрим нахмурился, расправил плечи. Не
к лицу хёвдингу дрожать.
Когда Эрлинг и потом Эйрик рассказали ему о Вигдис, он
слушал их, не изменяясь в лице.
4
Серые облака медленно плыли над морем, едва не задевая голую
мачту драккара. Небо походило на глаз, поражённый бельмом. Неужели горел
когда-то живой синевой, улыбался солнечно и лукаво? Восточное море угрюмо
катило пологие холодные волны. Под мерным дождём, падавшим ровно, без малейшего
ветра. Капли постукивали о палубный настил кончиками длинных слепых пальцев:
пусти погреться, пусти…
Длинные вёсла неторопливо ворочались в люках: Бьёрн кормщик
велел грести вполсилы. Так, чтобы не уставать, но и не мёрзнуть. Сосновые
лопасти окунались в прозрачную воду, и пёстрый корабль рассекал серую завесу
дождя. Поприща-мили незаметно уходили за корму. Скалилась на носу зловещая
тварь, то ли волк, то ли змея, – попробуй, встань на дороге… Он был лёгок
на ходу и поворотлив на диво. Не зря так дорожил им Рунольв Скальд.
Скоро середина дня, придётся поворачивать обратно. Ибо
Халльгрим хёвдинг был строг. И шутить не любил.
Что же поделаешь – в этот раз Хельги не повезло на добычу.
Не всякий поход увенчивается удачей, и это знает каждый, хоть раз бравшийся за
весло…
Хельги стоял на носу и смотрел во влажную мглу. По
деревянной спине дракона скатывалась вода. Сюда лучше приходить в конце лета,
когда купцы разъезжаются по домам… Богатые купцы из Бирки, Скирингссаля,
Ладоги, Щетина, Колбрега, Старграда… И чего только не везут: кто съестные
припасы, кто заморские ткани и дорогие одежды, кто умельцев рабов и заплаканных
красавиц рабынь. А чего ждать весной, кого можно встретить в этих водах –
только другой такой же драккар, похожий на тощего голодного волка… С длинными
клыками и подведённым брюхом!
Потом Хельги оглянулся на своих людей. Свободные от гребли
собрались на нескольких скамьях посередине корабля, там, где палуба была шире
всего. Кто-то сел колени в колени с приятелем и двигал резные костяные фигурки
по мокрой игральной доске. Друзья заглядывали через плечи игравших, лезли с
советами – те отмахивались. Иные собрались в кружок возле седоусого воина: тот
рассказывал что-то забавное. Ещё несколько человек рассматривали своё оружие,
проверяя, не попортила ли его ржа…
Бьёрн кормщик, нахохлившись, сидел у рулевого весла. В
светлой бороде Бьёрна оседали капельки влаги. Олавссон…
Всю жизнь море было ему и домом, и другом, и суровым
пестуном! Дарило ему хитро изваянные раковины и диковинных рыб. Пело ему,
оставшемуся без матери, колыбельные песни. Лечило разбитый нос и всегда
утешало, когда его обижали. И никогда ему не почувствовать себя дома там, где
не будет слышно голоса солёной волны…
Хельги задержал на нём взгляд, глаза его потеплели: этого
кормщика он не променял бы ни на кого другого, даже на самого Олава… Но тут ему
показалось, будто Бьёрн внимательно прислушивается к морю. Так, словно оно
собиралось вот-вот заговорить.
Хельги тоже напряг слух… но ничего не услышал.
– Эй, Бьёрн! – позвал он. – А ты ничем нас не
хочешь порадовать?
Воины зашевелились, стали оглядываться, игроки прекратили
игру. Бьёрн поднял голову.
– Я не знаю, – буркнул он неуверенно. – Мне
кажется, там в море кто-то поёт…
Люди притихли, а тот, что забавлял товарищей рассказом,
беззвучно пошевелил губами. Должно быть, призвал на помощь богов! Кто может
петь в море, кроме злой великанши, высунувшей голову из воды? Бывает, конечно,
что раздаются боевые или победные песни. Или просто те, что помогают усталым
гребцам. Но уж их-то всегда услышишь издалека и не спутаешь ни с чем иным!
Хельги стремительно прошагал на корму. Так, что за плечами
встрепенулся отяжелевший от сырости плащ.
– Всем молчать! А ты слушай внимательно, Бьёрн. Где
поют?
Бьёрн долго крутил головой. Но наконец твёрдо вытянул руку:
– Там.
– Вот туда и правь, – приказал Хельги и повернулся
к гребцам: – Все на вёсла!
С него сталось бы погнать корабль хоть прямо в зубы к
Мировой Змее. Но повторять приказ не понадобилось: слово Виглафссона – закон!
Хельги стоял на носу, отбросив за плечи плащ, рука лежала на рукояти секиры. Он
первым увидит опасность. И встретит её как подобает вождю!
Воины вытаскивали из-под палубы копья, вешали на левый
локоть щиты. Прятали у тела, под плащами, луки и стрелы…
Трудились вёсла. Дубовый нос корабля с шипением и плеском
резал воду, рябую от дождя. И спустя некоторое время далёкое пение смогли
распознать все.
И тогда на корабле послышался смех. Славным предводителем
был Хельги Виглафссон: всякому ли достанет твёрдости пойти навстречу
неведомому, а не прочь! За дальностью расстояния нельзя было разобрать слов,
произносимых вдобавок на чужом языке. Да и дождь по-прежнему не давал
разглядеть, что там делалось впереди. Но у хора заунывных, лишенных доброго
мужества голосов источник мог быть только один.
Так пели у себя в храмах жрецы Белого Бога.
Того, которого много зим назад кто-то будто бы распял далеко
на юге, за тридевять морей.
Хельги скомандовал, заметно повеселев:
– Вперёд!
Ибо верно советуют знающие люди: не спеши жаловаться на
неудачу. Или хвастаться удачей…
Корабль шёл сквозь серый туман.
Бьёрн вел его по-прежнему на слух, и воины придерживали
языки. Оружие лежало между ними на скамьях. Так, чтобы можно было сразу
схватить.
Драккар шёл быстро – пение делалось всё громче. И наконец
впереди показалась продолговатая тень. Заунывные голоса не смолкали… На чужом
корабле не слышали скрипа и плеска, но мало доблести нападать исподтишка, не
предупредив о себе! Хельги подал знак, и на мачту, вздёрнутый на верёвке,
взошёл красный боевой щит. А с кормы – глухо и сипло из-за тумана – проревел
рог.
