Хельги велел раздеть Ульфберта последним и так оставить – в
наказание за обман. Но когда от него отошли, голый Ульфберт откинул голову с
таким достоинством, что при всём желании посмеяться над ним не удалось…
Хельги с интересом разглядывал добычу. Его внимание сразу
привлекли испещренные листы пергаментной кожи, ровно обрезанные и сшитые вместе.
– Что это такое? – спросил он, трогая носком
сапога красиво и богато отделанный переплёт… Ульфберт отвернулся.
– Ты, язычник, недостоин прикасаться к ним!
Секира в руках Хельги указала на совсем молоденького монаха:
– Я спрашиваю, что это такое?
Юноша упал на колени:
– Доблестный воин… это священные книги… не вели трогать
их…
Губы его прыгали.
– Книги! – сказал Хельги. Нагнулся, поднял и
раскрыл посередине. По желтоватым страницам букашками ползли чёрные закорючки…
От их вида рябило в глазах. Хельги держал книгу вверх ногами и листал её задом
наперед. Он понял свою ошибку, когда ему попался рисунок. Картинка показалась
ему занятной. Он бросил книгу монаху:
– А ну прочти, что здесь написано…
Мальчишка с готовностью принялся читать:
– …когда он шёл дорогою, малые дети вышли из города, и
насмехались над ним, и говорили ему: иди, плешивый! иди, плешивый! Он оглянулся
и увидел их, и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса, и
растерзали из них сорок два ребенка…
– Хватит! – оборвал его Хельги. – Кто был
этот сумасшедший старик, о котором здесь говорилось?
Монаха затрясло:
– Это Ветхий Завет… это был великий пророк… он…
Хельги выдернул у него книгу и бросил на палубу.
– Такие, как ты, вполне заслуживают подобного Бога. Бьёрн!
Бьёрн выступил вперёд. Юный монах заслонился руками, не
замечая того взгляда, которым наградил его Ульфберт… Хельги приказал:
– Посмотри, Бьёрн, эти, как их… Оставь что получше,
остальные обдери и выкинь в воду. Всё равно эти листы ни на что больше не
пригодны…
Кормщик кивнул и опустился на корточки. Но как только
полетела в воду первая растрёпанная книжица, Ульфберт, дотоле стоявший как
изваяние, с невнятным криком бросился к Хельги и жилистыми руками вцепился ему
в горло.
Сын Ворона во второй раз отшвырнул его прочь. Двое викингов
сгребли монаха, заломили ему руки…
– Не надо, – сказал Хельги, и Ульфберта выпустили.
Хельги подошёл к нему вплотную:
– Твоих людей я продам на первом же торгу…
Ульфберт был одного с ним роста – но смотрел поверх его
головы.
– Господи, Ты послал мне это за мои грехи. Благодарю
Тебя!
Хельги сказал:
– Бросьте его за борт…
Монах шагнул было сам, но воины со смехом подхватили его,
раскачали – и сухопарое тело, взметая брызги, исчезло в холодной воде. Однако
посмеяться не удалось и на сей раз. Вынырнув, Ульфберт стал ловить книги,
пытаясь приподнять их над водой…
– Мужественный человек, – похвалил его
Хельги. – Здесь есть лодки – спустите-ка ему одну…
Потом он пошёл туда, где молча, не отвечая на расспросы,
стоял тот другой – в оковах…
– Большую удачу ты нам принёс! – сказал ему
Виглафссон. – Чем тебя наградить?
Раб ответил:
– Ты можешь наградить меня, а можешь велеть бросить в
море, потому что в работники я мало гожусь. Это дело твоё!
– Клянусь деревянной рыбой! – сказал
Хельги. – По твоим речам в тебе не заподозришь трэля! И ты говоришь на
нашем языке точно настоящий халейг. Как твоё имя?
Человека бил жестокий озноб. А на лбу, между прядями грязных
волос, виднелось клеймо. Багровый крест, глубоко вдавленный в кожу…
Человек хрипло проговорил:
– Сперва сними с меня цепь!
Воины заворчали от такой наглости, но Хельги кивнул, и это
было исполнено. Тогда раб сказал:
– Я ведь не всегда носил знаки, которые ты видишь на
мне. Я был викингом и хёвдингом не хуже тебя самого! У меня был добрый корабль,
и родился я, точно, в Халогаланде. Но удача меня оставила, и я потерял и
корабль, и людей, и даже правую руку. И меня по-разному называли, но своего
имени я ещё не позабыл. Мать звала меня Торгейром сыном Гудмунда херсира
Счастливого. А ты кто?
Какое-то мгновение Хельги молчал. Потом не торопясь ответил:
– А я тот мальчишка, с которым ты дрался, когда наши с
тобой отцы ездили в гости друг к другу. Или ты, Торгейр, уже не помнишь, как
приезжал к нам в Сэхейм?..
5
– Раб и сын раба! Не тебе поднимать руку на сыновей
викингов – твоё место в хлеву!
За спиной Видги, потрясенный внезапным несчастьем, стоял
Скегги. А в лицо внуку Ворона, подбоченившись, улыбался вольноотпущенник из
Торсхова – рослый парень по прозвищу Грис. Когда этот Грис пришёл с бывшего
Рунольвова двора и сказал, что хочет пойти на кораблях, Халльгрим ещё посмотрел
на его сильные руки и решил, что лишним он не окажется. Грис был старше Видги и
выше ростом. И он был уверен, что Видга не отважится с ним сцепиться.
Да ещё из-за пустяка!
Грис вертел на пальце серебряную цепочку с подвеской в виде
молота Тора. Единственное сокровище, которое Скегги унаследовал от отца. Грис
подкараулил заморыша в дальнем конце островка и ограбил. Видга подоспел быстро,
но вовремя вмешаться не успел.
Грис сказал ему:
– Ты-то не будешь мне указывать, где моё место. Вытри
нос этому слабосилку и убирайся отсюда!
Его прозвище значило – Поросёнок. И настоящее имя Гриса
знали немногие, ибо люди находили, что кличка была ему очень к лицу. Хотя более
всего он походил на молодого голодного пса.
А с трёх сторон молчаливо стояли песчаные дюны. С четвёртой
тихо плескалось вечернее море. Там тоже никого не было, только чайки,
садившиеся на мокрые лысины валунов. Лагерь и корабли остались на другой
стороне островка, и никто не услышит, даже если закричать.
Скегги молчал и только беспомощно трогал ссадину на щеке,
полученную в неравной борьбе.
– Ты отдашь Скегги то, что ты у него отнял, –
сказал Видга сквозь зубы. – И лучше тебе будет, если ты сделаешь это
добром!
Грис засмеялся.
– А ты мне не указ. Твоя мать никогда не была
выкуплена! И твой отец что-то не вводит тебя в род… если он тебе отец!
Не зря жил Грис в Рунольвовом дворе. Скегги тихо охнул.
Халльгрим хёвдинг ещё перед отплытием поклялся повесить любого, кто нарушит мир
во время похода.
