Звениславка прошла несколько улиц из конца в конец. Хельги
Виглавич велел ей непременно что-нибудь купить – и как же не купить, не уважить
его? Да поди выбери, когда вокруг так много всего! Шла, вертела головой
направо-налево, забывала смотреть вперёд.
Вот и завели её резвые ножки в совсем не весёлое место, где
продавали рабов.
Рабы-мужчины сидели по лавкам, стояли подле хозяев:
опущенные головы, угрюмые глаза… Девушек прятали в палатках. Заходи, кто
пожелает, выбирай, не приглянется ли какая! Вот горе-то – кто и поймёт, пока
самого не продадут?!
Люди оглядывались: бегом ведь кинулась прочь! И тут-то сзади
раздалось русское, родное:
– Купила бы, красавица…
Звениславка не сразу и поняла. Не сразу ушам своим поверила,
не вдруг остановилась. Но потом ахнула, оглянулась, бросилась назад.
Прямо перед ней, друг подле друга, сидело на лавке с десяток
рабов. Третий справа, плечистый, русобородый, смотрел ей прямо в глаза.
– Купила бы, – повторил он негромко.
– Как… признал? – спросила его Звениславка. Вот
так и молвила русское слово – впервые не затем, чтобы позабавить любопытных
урман!
– Сам словенин, вот и догадался, – ответил раб.
Звениславке захотелось расспросить его сразу же о тысяче
разных вещей. Но незримая рука перехватила горло. Спрятала лицо в ладонях – и
хлынули слёзы.
Хозяин рабов, скучавший поблизости в деревянном кресле,
поднялся и подошёл. Был он важен, на руке гордо поблёскивало золотое кольцо.
– Чем обидел тебя этот трэль? – спросил он
Звениславку. – Он давно заслуживает наказания. Если он наболтал тебе
дерзостей…
Она сумела выговорить:
– Продай мне его!
И меньше всего думала она о том, как понравится такая
покупка её спутникам-халейгам, как посмотрят Эрлинг и Халльгрим… Да и о том,
что русобородый и вором мог оказаться, проданным в холопы за кривые дела!
Торговец между тем удивился, но цену назвал. Две с половиной
марки! Раб, по его словам, владел редкостным умением: знал тайну стекла.
Звениславка схватилась за кошелёк, в который с утра ещё и не заглядывала…
Торговец рабами принёс весы, вынул из коробочки граненые гирьки… и вышло, что
сделка состояться не могла. Не хватило четверти марки.
Звениславка робко попробовала поторговаться, но хозяин встал
на своём.
– Если тебе кажется, что я дорого за него прошу, выбери
себе другого, подешевле, а этот пускай останется у меня. Я ведь не виноват в
том, что ты недостаточно богата.
И отошёл себе в сторонку, злым пауком уселся ждать
покупателя щедрее.
– Хоть и холопом, а всё у своих бы, – мрачно
сказал русобородый. – Не у свиньи какой иноземной! Да вот не судьба…
– Ты кто? – запоздало спросила Звениславка. –
Как звать-то? За что сюда продали?
– Звали-то Улебом, – ответил невольник. –
Теперь как назовут, про то не ведаю. А жил в Ладоге. Князю вот нашему
ладожскому не угодил, соколу белому, шелудивой собаке!
Звениславка даже руками всплеснула. Кто же не слыхал про
грозного варяжского князя!
– Рюрику! Да что ты ему сделал такого?
Улеб отвечал достойно:
– Сказал ему прилюдно, чтобы не думал сам за всё вече
решать. Они ведь, варяги, и говорят и веруют вроде как мы. А живут по-другому.
– Да что же князь?
– А что князь! Спросил меня: уж не ты ли, стеклу
кузнец, меня вразумишь? Погодь, говорю, может, и я, срок дай… А он мне тут:
чего ждать, давай ныне! Пусть, значит, мечи добрые судят, кто прав! Наш
дедовский обычай на меня же повернул! Ему-то всю жизнь только дела было, что
драться.
Он замолчал: что уж рассказывать про поединок, про
поражение, про рабский торг!
– Сама-то кто такая? – спросил он Звениславку.
Она встрепенулась:
– И мы словене… С Медведицы-реки. Я в Кременце жила.
– А здесь что делаешь?
– Теперь на лодье живу урманской… Домой с ними еду. Из
их страны!
Улеб опустил голову:
– Мимо поедешь… Городу нашему от меня поклонись.
– Ас-стейнн-ки! Ас-стейнн-ки!.. – раздался тут
голос Скегги. Звениславка обернулась: малыш бежал к ней вприпрыжку, счастливый,
в красивой новой рубашке, стянутой кожаным поясом. На поясе висели длинные
ножны с настоящим охотничьим ножом… Видга шёл следом.
– Ас-стейнн-ки, смотри, это Видга мне купил! –
радостно похвастался Скегги, вертясь и показывая обнову. – Он сказал, я
настоящий хирдманн и со мной можно ходить!..
Тут он заметил смотревшего на него Улеба и осёкся, поняв,
что без спросу влез в разговор:
– Ас-стейнн-ки, а это кто?
– Нашей земли человек, – ответила Звениславка.
А Улеб добавил с кривой усмешкой, на северном языке:
– Трэль…
Подошёл Видга… Он бережно нёс в платке свою левую руку.
Короткий разговор не минул его ушей. Он спросил:
– Этот малый из города, где ты жила?
– Нет, – ответила она. – Он из
Альдейгьюборга. Он…
Видга перебил:
– А почему у тебя глаза красные? Ты плакала?
Она беспомощно глянула на Улеба, не зная, как объяснить
внуку Ворона всё то, что вдруг так переполнило её сердце. Но молодой викинг не
дал ей времени собраться с мыслями.
– Почему ты не купишь его? Пусть бы он тебе и
прислуживал…
– Я хотела купить, – ответила она, и губы опять
задрожали. – Больно дорого просят…
Видга без лишних слов протянул ей кошелёк, ещё не успевший
как следует отощать на торгу:
– Возьми!
Когда они все вместе шли к берегу, Улеб-ладожанин вдруг
сказал ей:
– Так ты, стало быть, из Кременца?
– Из Кременца, – кивнула она и разом всполошилась:
– А что? Слышал что-нибудь? Худое что?
Так и закачались перед глазами избы сгоревшие, забрало
порушенное… Спокойный голос Улеба пробился сквозь чёрный туман:
– Да нет… Просто князь ваш, Чурила Мстиславич…
Ожившая было Звениславка вновь побелела, прижала рукой
зашедшееся сердце:
– Да не томи же ты!
– А и рассказывать-то нечего, – подивившись такому
испугу, ответил Улеб. – У него, как говорят, невесту лихие люди увезли
прошлой весной. Вот он и скакал серым волком. Даже к нам в Ладогу приезжал.
Видел я его и больше не хочу. Туча тучей, а на роже ребятки лесные в свайку
играли…
Звениславка закинула голову, и счастливые тёплые слёзы
затопили глаза – весь мир заняло огромное весеннее солнце.
