Викингам волок казался бесконечным. Но всё на свете рано или
поздно минует – и хорошее, и плохое… Одолели и волок!
Мореходы расплатились с Любочадом по сговору: отвесили шесть
марок серебра. А на прощание устроили пир.
Корабли уже покачивались на воде – эта новая река тоже
носила очень трудное имя – Ковжа, – и сундуки с мешками лежали под
палубами на своих привычных местах. Садись на скамьи да и отчаливай!
Веселье происходило на берегу. Еду и пиво выставили халейги;
Хельги Виглафссон недовольно ворчал – ему казалось, что брат поступал
расточительно. Однако Халльгрим не видел нужды скупиться. Миновали волок, а
этот волок от самого дома сильно его смущал…
– Может статься, – сказал он Хельги, – что мы
ещё вспомним добром этот пир и эту еду. Да и город на озере Весь уже недалеко.
Навряд ли Ольгейр ярл запретит нам торговать…
Хельги внезапно рассвирепел:
– Ольгейр ярл! На север его и в горы, этого Ольгейра
ярла! С каких это пор мы спрашиваем позволения взять еду, которая нам нужна? Да
ещё у вендского ярла!
Халльгрим на него прикрикнул:
– С тех самых пор, как сами превратились в бродяг! И
идём просить крова в чужой стране! И ты успокойся, Хельги Виглафссон! Не понимаешь
сам, так слушайся и не перечь мне, я этого не люблю. Твой черёд распоряжаться
настанет после того, как меня убьют!
Хельги не нашёл слов для достойного ответа. Только плюнул и
ушёл к своему кораблю…
Сигурд Олавссон ещё с Невы носил в себе лютую злобу против
ижор. Раненый Гуннар уже пытался ходить, да и отплатили за него давно и с
лихвой. Но мстил не Сигурд, и оттого зрел в душе ядовитый нарыв. И вот теперь,
влив в себя рог, Сигурд стал примечать между артельщиками сероглазого,
беленького корела, чей выговор показался ему знакомым. С этим белобрысым они
весь волок шли плечо в плечо – однако Сигурд без долгих раздумий бросил рог
наземь и пошёл к его костру.
Тот что-то рассказывал сидевшим вокруг, размахивая руками и
задорно мешая русские, корельские, северные слова… Артельщики и мореходы навряд
ли хорошо его понимали, но хохотали от души. Сигурд подошёл к корелу сзади и
взял его за шиворот, так, что затрещала праздничная вышитая рубашка. Хохот
стих, корел изумлённо обернулся. Сигурд обозвал его ингром и колдуном, а после
спросил, о чём тот так весело рассказывал – может быть, о том, как Халльгрим
хёвдинг топил их в Неве?
Оскорблённый корел назвался людиком и пообещал разбить
Сигурду нос, если тот впредь ещё раз спутает его невесть с кем:
– Однако, я вижу, ингрикот повыдёргивали вам перья! А
если бы ты не был трусом и сунулся к нам, ты точно запомнил бы, как нас
называют!
Выслушав это, Сигурд кивнул и с наслаждением замахнулся… но
его рука повисла в воздухе. На запястье сомкнулись железные клещи.
– Пойдём-ка со мной, Олавссон, – сказал ему
Хельги. Сигурд ушёл за ним в темноту молча, не сопротивляясь. И такой хохот
грянул за его спиной – куда там смешным выдумкам корела!
Больше его в эту ночь на пиру не видали. А когда перед
рассветом костры погасили и люди начали расходиться, Сигурда обнаружили крепко
спящим на палубе красного корабля. Он спал нагишом, завёрнутый в чужое одеяло.
Вокруг валялась его одежда, мокрая до последней нитки. Было очень похоже, будто
кто-то усердной и решительной рукой охлаждал его пыл.
Пора было трогаться в путь, и Сигурда безжалостно разбудили.
Когда он вылез из-под одеяла, Гуннар протянул ему нож – красивый нож в бурых
кожаных ножнах.
– Это тебе от того финна в подарок… Он сказал, ты
неплохо работал на волоке и понравился ему, но хорошего ножа он при тебе не
заметил. Так вот он решил отдать тебе свой.
Первым желанием Сигурда было вышвырнуть непрошеный подарок
за борт, под правый берег, в омут поглубже. Но потом он передумал. Разыскал
свой ремень и привесил к нему ножны. И принялся одеваться…
20
Озеро Весь лежало в лесах, словно круглый щит давно
поверженного великана… По берегам его раньше селилась только беловолосая,
белоглазая весь, основавшая своё селение Белоозеро у истока реки Шехсны. Потом
с юга и запада придвинулись словене, и по озеру туда и назад засновали
раскрашенные корабли. И стала привычная жизнь белозерцев меняться, да быстро! А
когда, призванные из-за моря, пришли и сели в Ладоге корабельщики-вагиры,
повернула вовсе круто. Князь Рюрик пожелал навек запереть разбойникам дорогу на
юг. Прислал на озеро отряд…
Вагиры обосновались на северном берегу, там, где впадала в
озеро Ковжа. Срубили себе городок. И весь, не знавшая, куда деваться от
набегов, перевела дух.
И понесла дань воеводе Олегу! Ольгейру ярлу, как называли
его халейги.
Олег пересылал в Ладогу бобровые и собольи меха. И тот, кто
являлся на озеро грабить, напарывался на его меч.
Артельщик Любочад не скрыл от Виглафссона, что несколькими
днями раньше через его волок прошла варяжская снекка. Не скрыл и того, куда
поспешала: на озеро Весь. Не сказал лишь одного – зачем… А ведь знал старый:
летели на той снекке онежские озёрные сторожа. Летели предупредить!
Оттого-то и запросил он с халейгов такую высокую плату:
пусть-ка поторгуются. Оттого так неспешно шагали волоком те же люди, что
накануне едва не бегом мчали варяжский корабль… Оттого и пир прощальный дольше
обычного собирали. Дружба дружбой, и Звениславка Звениславкой. А и Любочад дело
своё помнил.
Вот только седой кормщик с чёрного корабля всё почесывал в
бороде… но так ничего и не сказал.
А мореходы без большой помехи спустились по быстрой реке, и
в ночь перед выходом в озеро Олав подошёл к Халльгриму Виглафссону:
– Навряд ли я совру, сынок, если скажу, что завтра нас
там встретят…
Халльгрим с досадой стукнул в борт кулаком:
– Я не видел на берегах ни души!
– Я тоже, – ответил Можжевельник спокойно. –
Но сегодня днём откуда-то из лесу поднялся дым. И сразу же прекратился. И потом
опять – немного подальше. И я не могу понять, куда делась та снекка, которую
видел Торгейр. И тебе не показалось, что мы могли пройти волок быстрее, чем это
нам удалось?
Как обычно, он был прав. Халльгрим потянул себя за усы:
– Мне-то показалось, что мы встретили друга!
Олав покачал головой:
– Все живущие здесь – люди Ольгейра ярла. А ему
приказывает Хрёрек конунг из Альдейгьюборга.
Сын Ворона ответил устало:
– А конунг уродился вендом и больше всего любит видеть
наши головы срубленными. Что же нам теперь делать, Олав Сигватссон? Не первый
день мы на кораблях и повидали немало. Поглядим и на Ольгейра ярла…
Настало утро, и жемчужно-серое озеро приняло в себя корабли.
Ветра не было; лохматые тучи приподнялись, и небо стало похоже на беспредельную
серую крышу. Тускло блестела маслянисто-жёлтая гладь. Неспокойная дрёма висела
над озером! В такой дрёме человека преследуют давно позабытые враги, и он
мечется, сбрасывая одеяло. А потом просыпается опустошённым и хмурым…
