– А скажи мне, ездят ли у вас на лошадях?
– Ездят, – улыбнулся Халльгрим. – Но по
большей части туда, куда нельзя добраться на лодке.
Он повёл гостя по кораблю, рассказывая ему об устройстве
драккара и о пройденных им морских путях… Абу Джафар внимательно слушал его,
уже обдумывая, как он опишет эту случайную встречу в своей книге о государствах
и странах… как вдруг его глаза коснулись девушки, сидевшей на одной из носовых
скамей. Её левая рука была подвязана к шее шерстяным платком, огненные волосы
полыхали на солнце. Они окутывали её, как плащ. Девушка безучастно смотрела
куда-то в озёрную даль…
Халльгрим перехватил взгляд Абу Джафара и сказал:
– Это моя невеста.
Вигдис медленно повернула голову, и путешественник удивился
ещё раз. Как и жительницы страны русов, она не скрывала лица… Спрячь такое
лицо, и мир обеднеет. Однако тут их глаза встретились, и мудрец увидел
неистовое пламя, загнанное глубоко вовнутрь, словно удушливый пожар, пожирающий
торфяник…
Пожалуй, эти люди были вовсе не так бесхитростны и просты,
как ему показалось сначала!
Халльгрим привёл его на корму и показал плотно закупоренный
трюмный лаз:
– Здесь мы держим своё оружие…
На крышке лаза сидел красивый молодой воин, вооружённый
копьём. Рядом с копьём у него на коленях лежал деревянный костыль. Абу Джафару
неоткуда было знать, что воина звали Эйнаром и что Халльгрим оказал ему
величайшее доверие, посадив караулить мечи. Абу Джафар увидел только, как сын
Ворона махнул рукой и воин слез с крышки лаза и встал поодаль, тяжело опершись
на костыль.
Халльгрим взялся за кольцо: показался крепкий дубовый
сундук. Халльгрим открыл его и вытащил огромный меч с лезвием длиннее вытянутой
руки. Привычно извлёк его из ножен, и славный бороздчатый клинок, смазанный от
ржавчины жиром, так и вспыхнул на ярком свету.
– Это мой, – довольно щурясь, сказал Виглафссон.
И добавил, ткнув пальцем в чужеязычную надпись, выдавленную
в блестящем железе: – Его выковали франки. Такими ли сражаются в твоей стране?
Абу Джафар взялся за рукоять, и его ладонь заняла её едва
наполовину. Он сказал:
– У нас в ходу другие мечи. Наши воины скачут в бой на
конях, а этот для всадника неудобен.
Халльгрим спрятал меч обратно в сундук и вытащил другой.
– Мы не сражаемся верхом. А это меч моего сына… его,
говорят, делали где-то у вас.
Узорчатая сталь отливала на солнце благороднейшей синевой.
Абу Джафар наклонился прочесть благословение, начертанное на клинке. А когда
выпрямился, то увидел, что Халльгрим, отвернувшись, смотрел на свою невесту. И
его лицо вовсе не было лицом счастливого жениха. Выждав немного, путешественник
коснулся его руки. Халльгрим опустил крышку сундука, кивком велел Эйнару занять
своё место и проговорил:
– Ее отец был моим врагом… и она больше думает о том,
как бы отомстить.
И пришлось Абу Джафару признаться самому себе, что дикари
вовсе не были дикарями. Потом он попросил:
– Расскажи мне о своей земле, мореплаватель.
Халльгрим провёл рукой по растрепавшимся на ветру волосам…
– Что же тебе о ней рассказать?
Абу Джафар ответил:
– Я слышал от многих, что там, откуда ты приехал, царит
вечный мрак и от холода невозможно жить.
Халльгрим усмехнулся, положил руки на гладкую бортовую доску
и посмотрел на север-запад. Усмешка понемногу пропала с его лица.
– Моя земля, – сказал он глухо, – такова, что
краше её нет во всём населённом мире. Ты не видел её, чужестранец, а что толку
рассказывать о том, о чём рассказать нельзя… Может статься, однажды тебе
повезёт, и ты увидишь наше море и услышишь, как оно грохочет у подножия чёрных
скал. Ты увидишь зелёные пастбища и горы, сверкающие льдом… Увидишь кружащихся
чаек и воронов, летящих вслед кораблям…
Абу Джафар долго молчал… Потом спросил осторожно:
– Я слыхал, что земля в твоей стране едва отдаёт
обратно то зерно, которое в неё посеяно…
Халльгрим ответил не задумываясь:
– У нас не принято отказываться от матери из-за того,
что её лицо в морщинах.
– А далеко ли твоя родина? – спросил Абу Джафар.
Халльгрим опустил голову.
– Я четвёртый месяц в пути и нигде не задерживался
подолгу…
– Значит, ты намерен зазимовать в стране русов? А когда
ты поедешь домой?
Тут Халльгрим выпрямился, и путешественник сразу понял,
каков был этот вождь, когда видел перед собой врага.
– Я никогда туда не вернусь!
Абу Джафар продолжал смотреть на него, и Халльгрим добавил
уже потише:
– А ты остался бы там, где конунг из Вестфолля насильно
заставляет свободных людей платить ему дань да ещё кормить его хирдманнов? И
малочто сулит им за это, кроме того, что и без него от века им принадлежало?
Абу Джафар сказал примирительно:
– Прости меня, если я расшевелил твою рану. Сложи
крылья своего гнева и не сердись… Я ведь такой же скиталец, как ты. У меня тоже
есть дом, куда стремится моё сердце, и семья, которую я не видел так давно… Ты
видишь – белая пыль тысячи дорог осела в моей бороде, но ни одна из этих дорог
не привела меня назад…
– Тебе-то что не сиделось в своём одале? –
наполовину стыдясь собственной вспышки, проворчал Виглафссон. – Ведь у вас
там, люди говорят, и солнце круглый год не заходит, и треску можно ловить прямо
с порога!
Абу Джафар сложил на груди руки, и его чёрные глаза стали
двумя окошками в цветистом ковре, затянувшем трясину.
– Я табиб, – ответил он тихо. – Я лечу людей,
поднимая их с ложа болезни в седло деятельной жизни. Я хотел научиться читать
человеческое тело, словно мудрую книгу… Ответь мне, можно ли оставаться там,
где ищущему света завязывают глаза?
Вечером этого дня в одном из домов на берегу ветреного озера
Весь долго не гас глиняный светильник. Поскрипывало в узкой смуглой руке
тростниковое перо.
Абу Джафар Ахмед ибн Ибрагим записывал:
«…Теперь я должен рассказать о том, как меня принимали в
стране Вису, куда я прибыл из страны Булгар. Здесь меня поселил у себя один
почтенный человек, которого я исцелил от язв на ногах. Люди вису розовокожи, с
волосами как лён. Они носят льняную одежду, хорошо защищающую от холода, иные
же одежду из шкурок прекрасного бобра мехом наружу. А кроме бобровых шкур,
отсюда вывозят мех горностая, белки и чёрной лисы…
…Сегодня, второго сафара двести пятьдесят пятого года
хиджры, я беседовал с путешественником из далёкой страны Яджус… Мне многие
говорили, будто эта земля совсем не знает благодатного солнечного света, однако
он сказал, что это не так. Их земля представляет собой остров, затерянный в
вечно бушующем море. Все они рыжи, с глазами неприятного синего цвета, и их
кожа бледна в тех местах, где её не покрывает загар. Всё это, как и нездоровый
цвет глаз, происходит от жизни в холоде и постоянной сырости, источаемой
морем…»
