Вот я и приехал, подумал он угрюмо. К Торлейву конунгу в
Стейннборг…
Он даже отвёл взгляд, наполовину надеясь, что его просто
подвели глаза, уставшие от блеска реки. Потом посмотрел снова.
Они стояли там, впереди, над песчаным обрывом. Молчаливые и
неподвижные, как судьба, только и шевелились на ветру гривы коней да плащи
седоков… И что доставай теперь белый щит из-под палубы, что не доставай.
– Спустить парус! – переглянувшись с
Можжевельником, скомандовал он громко. – Вёсла на воду!
Пускай видят, что не только у них есть глаза.
Гребцы живо расселись по местам… Оставшиеся принялись
вооружаться.
Вот лодья поравнялась со стоявшими на берегу. И те тронули
коней и поехали рысью, не обгоняя драккара и не отставая, и Халльгрим сразу же
отметил между ними вождя. И не то чтобы кто-нибудь выделялся оружием или
богатой одеждой, ни за одним не следовали слуги. Просто один из коней, могучий
вороной жеребец, явно по привычке бежал впереди остальных…
Вот хозяин коня обернулся к ехавшему следом и что-то сказал,
ткнув гремучей плетью в сторону корабля. Воин приложил ладони ко рту:
– Эй, на лодье! – долетел ослабленный расстоянием
крик. – Кто такие?
Голос звучал обыденно и совсем не страшно… Халльгрим
прочистил горло, досадуя на себя, что не окликнул первым: теперь волей-неволей
приходилось не спрашивать, а отвечать.
– Норсмадр! – понеслось над рекой грозное имя,
похожее на боевой клич: северные люди! Халльгрим перевёл дух и добавил для
острастки: – Викинги!
– Это мы и так видим! – прозвучало в ответ. –
А куда Чернобог несёт, разбойнички?
Как ни мало смыслил Халльгрим в местных Богах, эти слова
показались ему обидными. Он набрал полную грудь воздуха, так, что на чешуйчатой
куртке разошлись прорези:
– Сами кто такие, чтобы спрашивать?
Могучий голос породил в обрыве хриплое эхо, но не успело оно
отзвучать, как берег ответил:
– Хозяева земли здешней!
Это уже говорил тот, что сидел на вороном коне, и Халльгрим
с удовлетворением понял, что не ошибся, угадав в нём вождя. Этот малый
наверняка не в первый раз вот так вот переругивался с чужеплеменником, плывущим
мимо на драконьей лодье… Он даже охрип точно так же, как сам Виглафссон.
Наверное, привык командовать своими людьми сквозь вой ветра и плеск воды.
Халльгрим крикнул ему:
– Я смотрю, тебе нравится, что я на воде, а не на
берегу.
Гардский хёвдинг раздумывал недолго:
– А ты причаливай, если не трусишь…
И погрозил Халльгриму кулаком.
Река плавно поворачивала к западу, и неприступный откос,
вдоль которого ехали всадники, постепенно сходил на нет. Впереди расстилалась
песчаная отмель, одинаково удобная и для всадников, и для корабля. Халльгрим
указал на неё Можжевельнику – Олав посмотрел и согласно кивнул.
И скоро драккар повис над жёлтым песком, прочно уперев в
него тридцать две сосновые лапы. А гарда-хёвдинг подъехал к самой воде, и
норовистая тварь под ним заплясала, отдёргивая копыта от набегавших волн…
Какое-то время они с Халльгримом молча приглядывались друг к
другу. Словенский вождь был молод, широк в плечах и черноволос. На тёмном от
загара лице белел страшный рубец, тянувшийся через щёку и лоб. Рубец касался
века, и от этого левый глаз гарда-хёвдинга всё время щурился – и до чего же
нехорошо!
Потом он проговорил спокойно и негромко, так, словно пришла
пора отбросить всякое баловство и не спеша рассудить о деле:
– Я приехал забрать пленника, которого ты посадил в
мешок.
Халльгрим заранее готовил себя ко многому, но тут уж у него
перехватило дух! Да что, в конце концов, мог сделать ему, хозяину моря, на
широкой реке этот сухопутный вождь? Разве заставить пару дней держаться
подальше от берега. А там Стейннборг…
– А не отдам? – спросил он хмуро.
Гардский хёвдинг чуть пригнулся в седле – вот-вот
клюнет! – и сказал раздельно:
– Тогда буду тебя бить!
Оба владели чужой речью ровно настолько, чтобы понимать и
быть понятыми. И было уже очень похоже на то, что договаривать предстояло
мечам.
А уж они-то объясниться сумеют.
Хуже всего у гарда-хёвдинга были всё-таки глаза – бесцветные
на прокалённом лице. Глаза ястреба, падающего с небес на добычу. Тут Халльгрим
понял, чего тот от него добивался.
Поединка. Хольмганга…
Из-за мальчишки, притихшего в трюме, в кожаном мешке.
Сын Ворона не привык оценивать человека на лошади, но русский
вождь был определённо силён. И крепко верил в себя. По крайней мере, Халльгрима
не боялся нисколько. И он был здесь дома, этот шрамолицый. А Халльгрим пришёл,
чтобы выстроить себе дом. Начинать это с драки…
– Молод ты меня бить, – сказал он миролюбиво.
Ещё он хотел сказать, что нужен ему был Торлейв конунг сын
Мстилейва, а вовсе не подвернувшийся под руку сопляк, которого он был готов
выпустить хоть сейчас, если только всадники и вправду были конунговыми людьми…
Гарда-хёвдинг опередил его:
– Может быть, и молод, но зато не боюсь.
Халльгрим оглянулся на своих и зарычал сквозь зубы:
– Весло!
Видга первым подставил ему своё. И он свирепо шагнул через
борт на скользкую пружинящую жердь. Воины замерли на местах, глядя ему в спину:
поскользнись Халльгрим, срам будет несмываемый.
Но Виглафссон благополучно соскочил на песок…
Гарда-хёвдинг спрыгнул с седла и пошёл ему навстречу, и
Халльгрим только тут как следует разглядел, на какого соперника напоролся.
Благосклонная судьба не обделила сына Ворона ни плечами, ни ростом, –
этому бойцу голову задирать не приходилось. Он молча смотрел на подходившего
Халльгрима, не торопясь хвататься первым за меч.
Две дружины смотрели на двоих вождей. Ни те, ни другие не
могли похвалить своего хёвдинга в ущерб вражескому. Лицом к лицу стояли два
воина, и самый придирчивый глаз не нашёл бы в них недостатка. Стояли грудь в
грудь – как два орла!
Ну, убью, а дальше, подумал Халльгрим, глядя гардцу в
железные серые глаза. Вот тебе, конунг, твоя Ас-стейнн-ки, а вот голова твоего
ярла. Или он меня? Подойдёт Хельги и…
Гарда-хёвдинг повёл плечами, и из-под просторного кожаного
одеяния послышался металлический скрип.
– Мне твоя жизнь не нужна! – бросил он Халльгриму,
как подачку. – Меч вышибу – отдашь мальчишку! И духу вашего чтобы здесь больше…
– Коня твоего возьму, – сказал ему Халльгрим.
А про себя подумал: этого убьёшь.
Он опустил руку к мечу, следя за тем, как гардский вождь
неторопливо проделывал то же. Пальцы обняли знакомый черен, выложенный потёртым
серебром, и меч выполз из ножен с шипением потревоженной змеи.
