Так вот под кем пала, не выдержав жары и быстрого бега,
замученная лосиха. Князь вытащил из-за пояса жертвенный нож, положил его на
стол перед кугыжей. Коротко велел:
– Сказывай.
Был он спокоен, только страшный рубец резче выступил на
лице, да чуть больше обычного опустилось левое веко. Вслед за ним в дом входили
бояре. Вошли и Халльгрим с Торгейром, и при виде них девочка вскрикнула и
спряталась за парня, а тот, побелев, схватился за нож.
Ничего не поняв, Халльгрим вопросительно глянул на Торгейра
– сын Гудмунда одинаково хорошо умел и по-словенски, и по-фински. Но тут кугыжа
начал рассказывать, и Левша вполголоса перевёл:
– Он говорит, что к селению, где жили эти ребята,
подошёл по реке корабль… Корабль шёл снизу, и на нём было много людей. Они
совсем не знали языка, но показали, что хотят торговать. Они меняли украшения
на еду. Многие из них были ранены и в повязках… А их вождь всё время
допытывался, что там дальше вверх по реке. Они рассказали ему, что выше
собирает дань Торлейв гарда-конунг и что он как раз там…
– Викинги, – сказал Виглафссон уверенно. Торгейр
кивнул и продолжал переводить:
– Вечером они вернулись на свой корабль и долго о
чём-то спорили… Их предводитель кричал громче всех. У него был такой чёрный
топор, и он несколько раз принимался им махать. Потом они угомонились…
Кугыжа умолк, и рассказ подхватил мальчишка. Он спрятал свой
нож, но на урман косился блестящими злыми глазами… Его сестра плакала,
уткнувшись ему в плечо. Торгейр переводил:
– Ночью викинги напали на селение. У финнов был
выставлен дозор, но этот дозор ничего не смог поделать. Викинги хватали женщин
и убивали тех, кто сопротивлялся. А детей подкидывали и ловили на копья. Этот
мальчишка успел посадить свою сестру на лосиху и отправить её в лес. Он видел,
как сражался его брат. Его самого ударили по голове. Он очнулся, когда всё
горело, и сумел уползти. Сестра разыскала его в лесу, и вот они здесь.
Мальчишка кончил. Губы его прыгали, но он не плакал.
Разучился, если и умел.
– Неглуп этот вождь! – проворчал Халльгрим
по-словенски. – Я на его месте тоже поднялся бы повыше по реке, а грабить
начал уже на обратном пути. Другое дело, что я навряд ли стал бы нападать
ночью…
В наступившей тишине услышали все. На озабоченном лице
кугыжи отразилось неподдельное облегчение: стало быть, сюда они не придут, кто,
как не викинг, должен был знать повадки собратьев! Но зато Азамат-барсучанин
так и подался вперёд, вцепившись пальцами в край стола:
– Что он сказал, твой боярин?
У всех на виду румянец сползал с его лица, чуть раскосые
глаза округлились.
Чурила оглянулся на Халльгрима и ответил:
– Он сказал, что те люди теперь наверняка отправились
вниз по реке. И что у тебя в Барсучьем Лесу скоро пойдёт такая же потеха…
Азамат полез из-за стола, и его рука, нащупывавшая у пояса
меч, была нетверда. До него постепенно доходила вся непомерная жуть
происходившего. Было заметно, как живо вообразил он себе картину набега. И
теперь мысленно примерял её на родной Барсучий Лес, на уютный дом, откуда он
ещё совсем недавно весело и гордо уезжал в гости к бельчанскому кугыже, к
розовощёкой кугыжиной внучке…
Чурила наблюдал за ним молча. Вот Азамат бесцельно глянул в
очаг, и его так и перекосило при виде огня.
– Мне, – сказал сын Шаева, – домой… скакать
надо…
Точно пробудившись, он бросился к двери. Радогость поймал
его за рукав:
– Да погоди… много ты там один навоюешь!
Барсучанин остановился. Глаза у него были сумасшедшие.
Рывком обернулся он к деду Патрашу, но тот только развел руками, отводя взгляд.
Что он мог ему предложить? Едва десяток охотников, у которых и стрел-то не
хватит.
А князь… Этот не пошевелится, даже если в Барсучьем Лесу
перережут всех до человека. Будь они его данниками, тогда и разговор другой… вот
бельчан – да пусть только кто попробовал бы их тронуть…
И гордый, непоклончивый Азамат сын Шаева рухнул перед
Чурилой на оба колена.
– Господине! Любую дань требуй, только оборони!
– Вот так-то лучше, – сказал Чурила по-прежнему
спокойно. – Смотри не обмани, Азамат… – Повернулся и загремел, и
дрогнули над головой у кугыжи еловые стропила: – На коней!
Бояре бегом ринулись наружу.
– Жаль, войско дома, – сказал князь с
досадой. – Одна дружина. Ну да что же делать…
Выйдя из кудо, Чурила увидел своих воинов готовыми к походу.
Лют держал под уздцы вороного Соколика. А лосиха всё так же дышала возле двери.
Только глаза её были теперь закрыты.
– Словенский кугыжа! – прозвучал сзади тонкий, но
очень твёрдый мальчишеский голос. – Вели дать мне коня. Я поеду с тобой.
Князь обернулся: за ним стоял тот мальчишка из разоренного
селения.
– А не дашь коня, пойду пешком, – упрямо продолжал
юный мерянин. – Я буду мстить.
– Дай ему коня, – сказал князь Ратибору. И
добавил: – Ещё кто захочет с нами, бери.
Из Беличьей Пади они уходили совсем не так, как из
Медвежьего Угла. Не было ни шуток, ни песен. Баловство кончилось. Впереди ждала
сеча.
Чурила забрался в седло и некоторое время сидел неподвижно,
пропуская дружину мимо. Когда же с ним поравнялся Халльгрим хёвдинг, ехавший
впереди двух десятков своих людей, Чурила тронул Соколика – и тот боком-боком
пристроился к пегому Виглафссона.
– Виглавич, – проворил князь, помолчав. – Эти
люди, может статься, пришли из твоей страны. Будешь ли ты биться за меня против
своих?
Сын Ворона отвечал бесстрастно:
– Мне не раз случалось драться с говорящими на моём
языке, Торлейв конунг… Думается, я ещё не забыл, как это следует делать…
После полудня погода начала портиться. Стриборг, прадед
ветров, неласково задышал откуда-то с северо-запада, и небо стало
заволакиваться сырой пеленой. Неровные верховые порывы раскачивали вершины
деревьев, заставляя их шептаться и вскрикивать. Воины хмурились, заворачивались
в плащи. Поглядывали на князя, ехавшего впереди. Куда Чурила Мстиславич, туда и
они. На пир ли, по дань ли, на вражеские ли копья. И где его голова ляжет – там
и их.
Азамат и тот мальчишка из разграбленного села всё тянули
дружину вперёд, словно два ретивые выжлеца, натянувшие поводки. Дай им волю,
пустили бы коней галопом и скакали бы ночью и днём, пока не загнали… Но Чурилу,
привычного к походам, было не одолеть. Он ехал и ехал бодрой рысью, оберегая
коней. И не слушал ни упреков, ни просьб.
Вечером, когда располагались на ночлег, князь увидел
мальчишку мерянина у одного костра с братьями Олавссонами. Чурила не знал, что
молодые викинги ещё полдня назад заметили, как страдал неумело перевязанный
юный воин, и предложили ему помощь. И сперва мальчишка глянул волчонком, но
потом неожиданно согласился – наверное, убоялся, как бы не посчитали за труса.
