Схватился за меч молодой воин, заслоняя дочь Бога Грозы… но
остановил его Тор. И спокойно сказал Троллю:
– Ты-то сам кто таков, чтобы здесь распоряжаться? Не
видал я тебя, хладнорёброго, прежде на этом дворе!
Житель ночи ответил высокомерно:
– Много чести беседовать со всякими оборванцами! Я
пришёл к Повелителю Грома, а не к тебе: просватана за меня его белорукая дочь!
– Что-то я не припомню ни сговора, ни
сватовства, – нахмурился Тор. – Но даже если ты без меня заморочил
голову Сив – не видать тебе дочери, пока я, отец, её не отдам! Или думаешь
выкрасть её без моего позволения?
И если пришелец ещё сомневался, что воин в потрёпанной
одежде и есть сам Бог Грозы – он тотчас в это поверил, увидев, как сверкнули в
сумерках глаза Аса и встала дыбом его рыжая борода. Куда только делась былая
заносчивость жениха:
– Как же заслужить твоё согласие на свадьбу, храбрейший
из Асов? Послушай меня: я живу в камне, в толще горы. Много там золота, много
дорогих самоцветов. Да и сам я хорош: ведь зовут меня Альвисом – Всезнайкой,
потому что я умней Квасира, умней даже Мимира, с чьей головою советуется Вождь
Богов и Людей…
– Что же ты, Всезнайка, не угадал меня? – спросил
Тор, но Альвис даже не заметил насмешки:
– Любовь помрачила мой разум, о хозяин золоторогих козлов.
Белоснежную деву в жёны возьму – или жизнь не нужна мне…
– Не нужна, говоришь, – недобро усмехнулся Тор его
алчности. И присел на крыльцо, поставил молот между колен. – Что ж, пусть
будет по-твоему…
Трюд испуганно вскрикнула и спряталась за эйнхерия, ибо
рядом с мужами Одина всякая женщина – всего лишь слабая женщина, даже если её
зовут Сила и сам Бог Грозы приходится ей отцом.
– Пусть будет по-твоему, подземный жених, –
повторил Тор. – Но сперва докажи, что ты вправду мудрейший. Ответь для
начала, каким именем величают мою мать Землю в разных мирах?
– У смертных Людей она Ёрд или Фьёргюнн, –
разгладил бороду Альвис. – Ваны зовут её Дальним Путём, Турсы, хозяева
пасущихся стад – Зелёной, Альвы-землепашцы – Родящей, а у Богов она – Луг,
только не трава в том лугу, а листья ясеня Иггдрасиля…
– Верный ответ, – сказал Тор. – Ну, а Небо
как прозывают?
– У Людей оно – просто Небо, у Богов – Твердь, на
которой выстроен Асгард, у Ванов – Ткач Ветра, у Турсов – Верх Мира, у Альвов –
Кровля, а у нас, жителей подземелья – Дом Влажный, потому что мы не любим
дождя.
– И это правильно, – молвил Тор. – А что
скажешь, Альвис, про Месяц?
И про месяц ему рассказал Тролль без запинки. И ещё про
косматые тучи, льющие дождь, про ветер, без устали мчащийся по Вселенной, про море,
несущее корабли, про нивы и лес, про огонь, разгоняющий тьму…
Незаметно минула ночь, а Всезнайка всё говорил и говорил без
конца, упиваясь собственной мудростью. Мнилось Троллю – вот-вот исчерпает
старший сын Одина свои вопросы, поквитается с ним подземный жених, как когда-то
сам Один – с Вафтрудниром…
Но Тор не уставал спрашивать, и уже засерело к востоку от
Асгарда ночное небо, когда он сказал:
– А Солнце, Всезнайка?
Альвис вздрогнул и словно бы съёжился:
– Не напоминай мне о Солнце, отец Трюд! Солнце – самое
страшное, что создано в девяти мирах! Любят его только Асы, Люди и светлые
Альвы, для Турсов оно – Пылающее, ибо грозит растопить их ледяные тела, а для
нас, в камне живущих, оно – Гибель…
И вот тут-то могучие кони, Арвак и Альсвинн, рванули упряжь
и вынесли в небо солнечную колесницу. Залило светом Асгард, озарило дом Тора и
двор перед ним… и пропал Альвис, серым камнем навеки встал у ворот, лишь
донеслось последнее:
– Белоснежную деву в жёны возьму, или жизнь не нужна
мне…
Вызов
Однажды Отец Богов и Людей, одноглазый Один, оседлал
восьминогого Слейпнира и отправился путешествовать. Долго ехал он без особенной
цели, мимо крутых, обрывистых скал, где морские птицы устраивали себе гнёзда;
уверенно нёс его конь по замшелым древним камням и по морской зелёной воде, и
хищные косатки поднимались из глубины – посмотреть на вождя Асов и поклониться
ему.
А потом нехоженая тропа завела Одина в глубь страны, на
самую границу Утгарда, где не было ни звериных гнёзд, ни человеческого жилья –
только нагромождения камня, расколотые валуны, лишь изредка украшенные пучками
жёсткой травы. Легконогий Слейпнир скользил над ними, как тень бегущего облака,
а Один сидел неподвижно в седле, опустив голову и крепко задумавшись.
Наконец впереди послышался рёв: то река, проточившая в камне
глубокое ложе, тремя пенистыми потоками рушилась в бездну, в расщелину
треснувшей когда-то Земли. Содрогались, гудели мокрые скалы, неверная радуга
колебалась в облаке брызг…
Не стал жеребец Одина брать разбег для прыжка, не стал
искать брода и тревожить хозяина; спокойно ступил в клокочущие буруны и перешёл
на другой берег по радуге, как по мосту.
Тут разглядел всадника Великан Хрунгнир, живший неподалёку,
на хуторе Каменные Дворы.
– Эй!.. – закричал исполин, без труда перекрыв рёв
и грохот реки. – Кто там скачет по радуге и не боится упасть? Сдаётся мне,
старик, этот конь для тебя слишком хорош! Продай мне его, не то отберу!
– Можешь взять заодно и мою голову, если
догонишь, – сказал Один и погладил холку коня, а тот выгнул шею и тронул
его колено.
– А что ты думаешь, и догоню! – раззадорился
Хрунгнир. – Неплох твой жеребец, но у моего Гулльфакси ноги длиннее. Ну
что, не раздумал закладывать голову, седобородый?
– Я слов назад не беру, – сказал Один, и с
ближнего камня с карканьем взвились два ворона.
Тогда вывел Хрунгнир своего коня Гулльфакси – Золотую Гриву,
бросил ему на спину кусок бычьей шкуры вместо седла, и понеслись они взапуски.
И надобно молвить, что впрямь не было скакуна лучше Гулльфакси во всей Стране
Великанов, а может быть, и в остальных мирах, освещаемых солнцем. Во весь дух
он летел через пропасти, через каменные пустоши и озёра, окутанные холодным
туманом, взмывал над бесплодными ледниками и над вершинами гор, отражённых в
спокойных водах фиордов – лишь грива струилась назад, как ясный огонь! До сего
дня можно видеть следы той бешеной скачки: кипящие родники и глубокие ямы,
наполненные горячей грязью. Так она и не остыла с тех пор, когда Гулльфакси
разбрызгал её копытами. Славный конь!
…Но с восьминогим Слейпниром даже он сравниться не мог. В
ярости нахлёстывал Гулльфакси Великан, видя, что всадник в синем плаще вовсе
исчезает из глаз. Потекла кровь по израненным конским бокам, потемнела золотая
грива, прилипла ко взмыленной шее. Но не замечал того Хрунгнир – видел только
трепещущий синий плащ впереди и знай стегал жеребца, ругаясь, колол короткими
шпорами, привязанными к башмакам… Не оглядывался исполин и не видел, что давно
за спиной скрылись Каменные Дворы, исчезли вдали горы родного Иотунхейма. В
самый Асгард влетел разъярённый Хрунгнир следом за Одином, и застонал
Гулльфакси, последним прыжком взмыв над запертыми воротами.
