Пригвождённые ледяным ужасом, застыли славные Боги, замерли
отчаянные эйнхерии… Руки и ноги не повиновались им, слова не шли с языка.
Только несчастный Хёд, безвинный убийца, упал на колени и протянул могучие,
беспомощные ладони:
– Убейте меня! Убейте меня кто-нибудь!..
Но никто не ответил желанным смертоносным ударом: слишком
священно было поле Идавёлль, чтобы затевать месть. Потом Асы попробовали
заговорить, но сперва был слышен лишь плач. Только Один не плакал, хотя горе
легло ему на плечи всего тяжелее. Ибо лучше других постигал Отец Богов и Людей,
какова в действительности была цена случившемуся: покуда жил Бальдр, гибель
Вселенной была ещё отвратима. А теперь оставалось лишь ждать…
Фригг обняла бездыханного сына, прижала к своей груди его
голову:
– Вы, Асы!.. И вы, светлые Альвы! Кто хочет навеки
снискать любовь и благодарность Богов? Кто отправится в Нифльхель и предложит
Владычице Смерти выкуп за Бальдра, чтобы она отпустила его назад?..
– Я поеду, – промолвил Хермод, сын Одина, брат
Бальдра по отцу.
– Возьми Слейпнира, – сказал Один и сам вывел
лучшего из коней. – Удачи тебе!.. Скачи!..
…А Хёд, закрыв руками слепое лицо, ушёл с поля тинга и брёл
наугад, сам не зная куда. Легла ему под ноги тропинка и вывела к дому Асиньи
Ринд, младшей жены Всеотца. И послышался звонкий мальчишеский голос:
– Что случилось у Асов, брат Хёд? Почему сперва все
смеялись, а теперь плачут так горько? И почему над твоей головой повисла такая
чёрная тень?
Это был Вали, сын Одина и Ринд, родившийся лишь накануне.
Малыша не взяли на тинг, и он пробовал лук и стрелы на широком дворе, натягивая
звенящую тетиву.
Хёд тихо ответил:
– Нет больше Бальдра, меткий стрелок. И я причиной
несчастью.
– Как же вышло, – спросил Вали, – что тебе
никто не отомстил?
Хёд прошептал:
– Самая худшая месть – оставить в живых, когда даже
Солнце скупится для меня на свет и тепло. Убей меня, Вали. Отомсти за брата.
Говорят, Вали спрятал лук за спину:
– Но ведь ты тоже мой брат!..
– Страшные дела сегодня свершаются, – ответил
слепец. – Будь мужчиной, сын Одина, будь воином. Вот сердце, стреляй.
И когда избавительница-стрела вошла ему в грудь, незрячие
глаза вдруг зажглись удивительным светом, и Хёд простёр руки словно бы для
объятия, крикнув:
– Бальдр!.. Здравствуй, брат!..
…Вали вырос, и часто его на пирах называли героем,
бестрепетным воином, родившимся нарочно для мщения. И мало кто понимал, почему
бестрепетный воин низко опускал голову и чуть не плакал, слушая похвалы…
Владычица Хель
Между тем Бальдру приготовили погребальный костёр: если уж
отпустит его Владычица Смерти, то даст и новое тело, прежнее ему больше не
пригодится. Сложили тот скорбный костёр на палубе боевой лодьи Бальдра, что
звалась Хрингхорни – «С кольцом на форштевне». Провожать своего любимца вышли
все Асы, все светлые и тёмные Альвы, и даже Карлики, утирая с глаз слёзы,
выбрались из тьмы подземных пещер, и Солнце не обратило их в камни. И наконец
прибрежные камни вздрогнули от великанских шагов – это шли поклониться Бальдру
великие племена горных Турсов и Хримтурсов – инеистых исполинов… Впервые не
врагами пришли они в Асгард…
Один стоял впереди всех, у самой воды, окружённый
эйнхериями, и вороны неподвижно сидели у него на плечах. Он положил на костёр
Бальдра прославленное кольцо Драупнир. И что-то сказал на ухо сыну, низко
склонившись, – но что именно, никто не слыхал. А рядом, среди притихших
валькирий, стояла мудрая Фригг и с нею любимая жена Бальдра, юная Нанна. Вот
Нанна вдруг пошатнулась, тихонько вздохнула и поникла на мокрые камни,
выскальзывая из объятий Фригг, – без кровинки в лице, с навеки замершим
сердцем.
– Они будут вместе, здесь или там, – негромко
предрекла вещая Фригг, а Нанну отнесли на лодью Хрингхорни и уложили подле
супруга.
Надо было спустить с берега смертный корабль и пустить в
море пылающим; Тор налёг плечом на форштевень, украшенный золочёным кольцом, но
в глазах Бога Грозы стояли слёзы, и корабль не двинулся с места.
– Я помогу, – сказала тут Хюрроккин, уродливая
Великанша, сморщенная, как от огня. Она приехала в Асгард верхом на яростном
волке, взнузданном шипящими змеями. Когда она соскочила наземь, Один велел
четырём эйнхериям подержать её скакуна, но волк, вздыбив загривок, рычал и
вырывался из рук, пока его не свалили. Хюрроккин же подошла к Тору и вместе с
ним упёрлась в дубовый форштевень. И на сей раз корабль двинулся с первого же
толчка, только искры посыпались из-под катков.
Тогда Бог Грозы встал подле костра и освятил его молотом,
возжигая прощальное пламя. Ударила ясная молния, глухо простонал гром – и
Хрингхорни, подхваченный штормовым ветром, быстро пошёл в открытое море, словно
истаивая в вихре огня…
…А Хермод, сын Одина, девять дней и ночей без отдыха мчался,
обняв шею могучего Слейпнира, по Мировому Древу всё вниз и вниз, сквозь миры,
пока не достиг наконец Мглистого Края Нифльхель. Границы миров, как уже
говорилось, всегда проходят по рекам; вот и Берег Мёртвых, Настранд, лежал за
шумным потоком по имени Гьёлль. Хермод выехал прямо к единственному мосту,
выложенному светящимся золотом – точно таким, какое веселило глаз Асов у Эгира
на пирах… Пересёк его Хермод и лицом к лицу столкнулся с девой-воительницей,
охранявшей тот мост.
– Кто ты, пришедший без зова? – спросила грозная
дева. – Пять сотен умерших проехали здесь вчера, и мост меньше гудел под
ними, чем под тобою одним. И мало похож ты на мёртвого, если судить по лицу!
Зачем едешь в наш мир?
Сын Одина без утайки рассказал ей обо всём. И посторонилась
воительница, пропустила его.
Быстрей прежнего понёс Хермода Слейпнир на север и вниз,
мимо страшных рек, через которые вечно брели изменники и трусливые истязатели
женщин, – среди мчащихся льдин и острых мечей, подхваченных ядовитым
потоком… мимо чертога, сплетённого из живых змей, где проклинали судьбу
малодушные нарушители клятв… мимо добрых селений, где нашли приют добрые и
справедливые Люди, не ставшие в земной жизни героями и умершие дома. Они
приветствовали Хермода, желали ему удачи.
И вот показались палаты владычицы Хель, обнесённые высокой
оградой. Хермод не стал стучать в запертые ворота – лучший из коней перелетел
их с разгону, не прикоснувшись копытом. Бросив поводья, молодой Ас вошёл в дом…
и сразу увидел на почётном месте своего брата Бальдра, а рядом с ним Нанну,
прозревшего Хёда и саму Хель-Великаншу.
Ни Люди, ни Боги не считают приличным заводить речи о деле,
едва ступив на порог. Поэтому остаток дня – ибо Тёмного Мира, как и всех
остальных, достигали отсветы Солнца, – они провели за беседой, и только
наутро Хермод рассказал хозяйке, что привело его сюда из Асгарда. Да она и сама
обо всём уже догадалась.
