– Да и ты не помолодел, хоть и Бог, – ответил
кузнец. Он вспомнил о самородке, что когда-то давно принесла в его кузницу злая
Морана. Он тогда уже понял, что это было железо с Железных Гор, неподатливое и
злое. Недаром надеялась ведьма выковать гвоздь!
– Может, сгодится разок для доброго дела, –
рассудил Кий. Встали они со Светозором на лыжи, отправились в лес разыскивать
вмёрзший в Землю валун, под которым спал заклятый клад. По дороге их догнал на
санках сосед, спросил любопытно:
– А правду ли бают, у тебя домочадец новый завёлся?
Работника взял, али жених к дочери зачастил?
Кузнецы не отважились много болтать о Боге Грозы. Мало ли каких
ушей достигнет молва, ещё бедой отзовётся.
– Это друг мой давний, Тархом Тараховичем
прозывают, – ответил Кий. – Зашёл в гости да приболел.
– А ты его перекуй в здорового, – засмеялся
сосед. – Ты же, сказывают, умеешь.
– Попробую, – пообещал Кий.
Им было по пути, и сосед подвёз их в санях. А пока ехали,
рассказал, какая напасть приключилась за болотами, у дальней родни. Там
поднялись из берлог разом три шатуна, прожорливые и свирепые. Диво, вместе
охотились. Видели их на Глядень-горе, что-то они там искали, но, знать, не
нашли и повадились заходить во дворы – рвать собак, вытаскивать скотину из
хлевов. Бабы, дети уже за порог боялись ступить, да и мужики с оглядкой
высовывались. И старейшина приговорил:
– Откупимся девкой! Отдадим медведюшкам невесту-красавицу,
авось подобреют…
Так и сделали. Выбрали девку: глаза родниковые, коса по
колено – чистое золото. Обрядили в свадебную рубаху, велели отцу-матери
кланяться и расчесали волосы надвое:
– Не осуди, Светлёнушка! Уважишь медведюшек, самого
Скотьего Бога уважишь. Пускай нас помилует!
Ибо Волосу, мохнатому Змею, медведь был от века первый
товарищ. Такой же прожорливый, свирепый и сильный, да и ленивый. И на девичью
красу такой же несытый.
Что ж! Свели плачущую невесту глубоко в чащу лесную, в
заросший ельником лог, откуда всего чаще выникали медведи. И оставили
привязанной к дереву на поляне:
– Заступись, кормилица! Ублажи Волосовых зверей! Не дай
лютой смертью изгибнуть!
С тем ушли старики. Но не увидели старыми глазами, что
вблизи схоронился Светлёнин бедовый меньший братишка. Решил малец выследить, в
какую сторону поведут её женихи, чтобы потом навестить в берлоге, привет домой
передать. А утихомирятся, залягут снова в спячку медведи – может, назад в
деревню забрать…
И вот захрустел мёрзлый снег под двенадцатью когтистыми
лапами. Вышли на поляну три шатуна. Светлёнин братец не помнил, как высоко на
дереве оказался. Только видел, как начали медведи обнюхивать обмершую невесту и
свадебное угощение, сложенное у её ног…
Но не довелось им потешиться. Совсем рядом послышался рёв,
от которого с ветвей осыпался снег, а храбрый малец еле усидел на суку.
Затрещало в подлеске, и из чащи, вспахивая сугробы, вылетел тур.
Грознее зверя не водилось в лесу. Рослый мужчина не смог бы
взглянуть поверх его чёрной спины, разделённой белым ремнём. Быстроногий олень
не умел его обогнать, превзойти в стремительном беге. А рога длиной в руку,
выгнутые вперёд, играючи расшвыривали волков, метали с дороги охотников вкупе с
конями…
Вот что за чудище вырвалось на поляну и встало между
невестой и женихами, и пар струями бил из ноздрей на морозе. Мальчонка с ветки
увидел, что на рогах быка горело жаркое золото. Не простые были медведи, не
прост был и тур. И кто страшнее, неведомо.
А рёв тура уже смешался с медвежьим. Оторопевшие поначалу,
косматые женихи втроём бросились на быка. Один разорвал ему когтями плечо,
другой успел укусить, но третьего тур вмял в снег и там оставил лежать. Новая
сшибка, и ещё одна бурая туша взлетела, перевернулась и грянула о сосну, так
что белая шапка обвалилась с вершины. Последний шатун встал на дыбы, но тур
пригвоздил его золотыми рогами к необъятной берёзе и держал, пока тот не замолк
и не свесил когтистые лапы, оставив полосовать ему шею. Тогда тур швырнул его
прочь, ещё раз коротко проревел и пошёл к дереву, у которого без памяти висела
на верёвках невеста. С его плеча и шеи капала кровь. Вот бык наклонил голову,
осторожно дохнул Светлёне в лицо. Кончиком рога поддел лыковые путы и разорвал,
как гнилую нитку. И тормошил тёплой мордой упавшую девушку, пока она не
очнулась. Светлёна отчаянно вскрикнула, заслонилась локтями… тур ничем её не
обидел. Губами поднял из снега какой-то мешочек, затянутый длинным оборванным
ремешком. Положил ей на колени, подставил могучую изодранную шею. Светлёна
неверными руками кое-как обхватила её, крепко завязала концы ремешка. Погодя
стащила платок, взялась унимать, заговаривать кровь:
– Ты, руда, стань, боле не кань…
Тур слушал смирно, опустив грозную голову. Только всё
заглядывал Светлёне в глаза, будто силясь что-то сказать. А потом
непоседа-братец увидел, как тур припал на колени, и сестрица неловко, несмело
взобралась ему на спину. И пошагал тур, чуть заметно прихрамывая, по глубокому
снегу прочь, как будто поплыл…
– Вот дела-то, – скончал свою повесть говорливый
сосед. – Хотели с собаками его обложить, да больно уж лют. Только лучше бы
девка досталась, кому назначали. Боятся теперь, разгневается Скотий Бог, хуже
не было бы!
Перунич
Кий с сыном перевернули обледенелый валун, вытащили
самородок. Не тронутый ржавчиной, он синевато блестел, и обломанные края были
остры – как раз то, что надо. По пути домой они завернули в кузню за молотом, и
тут издали долетел звериный рёв – далёкий, ослабленный расстоянием. Однако
подпилки, свёрла и молоточки немедленно отозвались, заговорили. Чуть слышно
запел даже большой молот-балда, не забывший руку Перуна. Кий ударил кресалом, и
Огонь выпростал из горна длинный язык, будто прислушиваясь. А Кию подумалось,
что точно так звенела когда-то его кузница, откликаясь на гневный голос
Сварожича.
– Тур кричит, – сказал Светозор. – Уж не тот
ли?
Выглянули они в дверь и вот что увидели. С опушки,
проламывая ранящий наст, во всю мочь бежал тур – золотые рога, и на его спине,
вцепившись в чёрные космы, ничком лежала девушка. А за туром на перепончатых крыльях,
злобно шипя, летел… нет, не Волос, в два раза поменьше, но тоже страшилище.
Чешуя вокруг шеи переливалась пёстрыми бусами, на плоском затылке болталось
подобие косы.
– Живёт же мерзость такая, – покоробило Светозора.
– Змеевна! – сказал Кий. – А ведь догонит!
Летучая тварь между тем прянула вниз, метя кривыми когтями.
Но промазала – лесной бык увернулся, вспахав белую целину. Змеевна ударилась
оземь и вдруг обернулась красавицей в длинной искрящейся шубе. Только светились
глупые радужные глаза.
– По-доброму ворочайся! – расслышали
кузнецы. – Её брось, и свадебку справим! А не то вечный век будешь в
турьей шкуре ходить!
