Хорошо, когда вождю удается держать в узде такого задиру,
покуда сам не наберется ума. Бывает же всякий раз по-разному, смотря как
распорядится судьба.
5
От словоохотливых гридней о поединке прослышала вся Ладога.
И на следующий день множество народу стекло на высокий берег Мутной, во двор
детинца, в кольцо бревенчатых стен. И хоть Ратшу-оборотня по-прежнему жаловали
немногие, ныне, как и тогда, на рабском торгу, будут ладожане одной рукою на
его стороне. И те, кто втайне оплакивал удалого Вадима, и принявшие в своё
сердце князя-варяга. Всех сразу обидел молодой гёт, и волей-неволей придется
Ратше постоять сразу за всех. Уж так оно выходило.
Воевода Ждан Твердятич сидел на низком крылечке, на
разостланном ковре. Подле него поместилась же-на-бодричанка, пригожая, в дочки
годящаяся сивобородому мужу. А за спиной воеводы, сосредоточенный и гордый,
стоял с копьём Святобор, стройный беленький отрок, Всеславе ровесник. Воевода
негромко беседовал с Эймундом. У Эймунда седые волосы вились красивыми крупными
кольцами, спадали из-под ремешка на широкие плечи. Эймунд глядел невесело: не
нравилось ему, что словене уже загодя косо посматривали на гётов, а гёты – на
словен… Не затем они остались здесь зимовать, чтобы в самом начале искоренить
даже ту шаткую дружбу, которая им здесь доставалась!
Поединщики молча подошли каждый к своему вождю, сложили
наземь пояса с мечами, а после и рубашки. Стащили с ног сапоги, с тем чтобы все
видели – ни один не припрятал за голенищем ножа… Земля, крепко схваченная
ночным заморозком, уколола босые ступни.
Молодые девчонки по сторонам подметенного круга щелкали белыми
зубами вкусные лесные орехи, подталкивали друг дружку локотками, обсуждая, кто
был красивее – Хакон или Ратша. Умудренные боевым опытом парни сокрушали
твердые скорлупки в загорелых жилистых кулаках, угощали девчонок ядрышками и
объясняли им, что дело не в красоте. Хотя красота для воина, конечно, тоже не
последнее дело.
Ратша стоял неподвижно, хмурился. Всё это лето он провел в
броне, в ратном походе, и был белокож. На груди у него багровели два длинных
рубца от свейских мечей. Рубцы эти рассказывали знающему взгляду о великом
искусстве и мужестве воина: многие учатся принимать телом безобидный обмотанный
клинок, да многие ли на это решаются в смертном бою?
А по левому плечу, глубоко вдавленный в живую белую плоть,
бежал стремительный волк. Давний знак, наложенный, ещё когда Ратшу-мальчика
принимали к себе в мужской дом мужи его рода. Век не видать оружия тому, кто
испугается горячего железа или, того хуже, заплачет от боли! Где жил тот род,
Ратша никому не рассказывал. Люди же думали, что знак был неспроста. А не
рождались ли в том роду все оборотнями вроде него?..
Хакон с удовольствием разминал руки, красуясь перед
пригожими ладожанками. Он-то с весны сидел у весла, подставлял себя солнышку.
Оно и выкрасило его сильное тело в цвет спелой луковой шелухи. Не было на нём
уродливых шрамов – под чистой гладкой кожей перекатывались твердые бугры.
Вот сошлись!.. Приглядываться, разговоры разговаривать не
стали: сразу сгребли один другого за плечи и долго стояли так, будто обнявшись,
чуть покачиваясь и неспешно разведывая живущую в сопернике силу…
Пелко вытягивал шею, разглядывая боровшихся, и всей душою
желал Ратше поражения и срама. Пусть-ка поднатужится молодой гёт и переломает
ему все косточки, разорвет жилы, вывернет суставы! И да поможет ему в том
суровый Туони-бог, уводящий людей за чёрные реки, в бессолнечные края! Пусть-ка
пережмет Хакон Ратше всё нутро, пусть закричит Ратша страшным криком в его
цепких руках, пусть польется у него по светлым усам густая смертельная кровь!
Так мечтал мстительный корел, призывая в помощники злобного
Лемпо и доброго Тапио, могущественного хозяина лесов, и даже самого небесного
Старика, хоть бы уж этот Хакон с острова Вуоя расплатился с Ратшей, раз ему,
Пелко, всё никак не было удачи!
Потом он разглядел в толпе Всеславу… Она стояла неподвижно,
сомкнув белые пальцы, и, конечно, болела сердцем о женихе. И странное дело – на
сей раз Пелко позабыл на неё обидеться за то, что на уме у неё снова был Ратша,
а не отец. Поняв, он сам этому удивился, но удивился запоздало, начав уже протискиваться
к ней между плотно сгрудившимися людьми. А путь к Всеславе неожиданно оказался
опасным и трудным: парни досадливо пихали его, девки щипали в сердцах – вот
ведь ещё растопыра, выбрал же времечко перебираться с места на место! Бой без
оружия редко затягивается надолго, чуть моргнешь – как раз всё и пропустишь.
Сейчас кто-нибудь из двоих поймает соперника одному ему известной уловкой и с
маху грянет о землю, утоптанную и подмороженную до твердости дубовой доски!
Либо так скрутит его, что тот, не вынеся муки, сам взмолится о пощаде. Или не
взмолится – и долго будет носить на больном покалеченном теле повязки и лубки…
Хакон первым начал ломать врага по-настоящему. Поддел Ратшу
под колено и с силой рванул, едва не опрокинув его навзничь. Но Ратша был начеку:
устоял и так отшвырнул гёта, что тот мало не пропахал головой серую пыль.
Пальцы Хакона оставили багровые следы у Ратши на плечах. И оба дышали, как
после долгого бега.
Пелко протолкался наконец к Всеславе и встал у неё за
спиной, зорко следя, чтобы никто не обидел названую сестру, ни с умыслом, ни
случайно.
Хакон между тем вновь ринулся вперёд и, быстрым окунем
нырнув под вытянутые навстречу руки, устремил оба кулака Ратше в живот.
Всеслава вскрикнула и ухватилась за Пелко, прижалась лицом к
его груди – только бы не видеть! Пелко её обнял, стал гладить по голове. Сердце
у него то стучало, то останавливалось, и где тут было задуматься, что на его
месте мог оказаться кто угодно другой: Всеслава навряд ли и заметила, что рядом
с нею стоял именно он…
А кулаки у Хакона были что надо! Наверняка убил бы Ратшу,
если бы попал. Но Ратша-оборотень успел увернуться, и Хакон едва оцарапал его
вместо удара – снес кожу с ребер на правом боку. А Ратша мгновенно выгнулся и
сгреб гёта сзади поперек тела, притиснул его локти к бокам. Ещё миг – и
яростным усилием оторвал врага от земли. А его пальцы встретились у Хакона на
груди и соединились там в железный замок.
Тут обмершие ладожане перевели дух, начали разговаривать.
Хакон попался в ловушку, но это была ловушка сразу для обоих. Если гёт
достаточно крепок и к тому же сумеет не потерять головы, он соберется с силами
и разорвет сдавившую петлю, и тогда-то не поздоровится Ратше, у которого,
гляди, от натуги уже судорога пошла по лицу…
Хакон извивался придавленным змеем, стремясь то повалить
словенина, то выскользнуть из западни. Всё без толку! Ратша стоял как врытый,
лишь жилистые пальцы медленно переступали по запястьям. Хакон был в тисках, и
тиски эти сжимались.
Позабывшие об орехах девчонки первыми поняли, что гёту не спастись.
Они-то видели, как Ратша этими вот пальцами без великой натуги рвал крепкое
кручёное серебро. Уже Хакон начал ловить воздух губами, на шее и на руках
вздулись синие верёвки жил… Он всё ещё не сдавался. Он и не сдастся.
