– Это ты! – сказал ему Волюнд. – Нехудо ты
сделал, приехав сюда. Твои воины изранили меня, и я умираю. Теперь ты
радуешься, Один?
Один ответил:
– Не радуется мудрый, если видит, что не сбылась его
воля. Я не погибели твоей добивался, кузнец. Смени ты свой молот на секиру и
меч, прославилось бы в битвах и твоё имя, и моё. Подумай! И суша и море
содрогнутся от страха, когда я стану покровительствовать тебе!
– Нет! – сказал Волюнд.
А может, ему лишь показалось, что он выговорил это вслух.
– Подумай! – повторил Один, замахиваясь копьём.
Но для Волюнда уже не было страха.
– Нет! – молча сказал он ему и в другой
раз. – Вечно будет мой молот вновь поднимать всё то, что разрушишь ты,
жаждущий битв!..
Ничего больше не сказал ему предводитель Богов. Каркнули
вороны у него на плечах. Вздыбился восьминогий конь Слейпнир, взвился к облакам
и пропал…
Готторм и Хильд остались у лодки, а Сакси отправился с
сестрой. Никто не встретился им на пути, лишь ветер одно за другим опускал на
тропу белые перья. Когда они поднялись на макушку скалы, Сакси обвёл глазами
пасмурное небо и сказал:
– Прошло стороной!
Это Бёдвильд было простительно падать на колени,
приподнимать Волюнду голову и спрашивать, слышит ли он её. Воин не плачет –
воин высматривает крадущуюся опасность. И тот бессовестный лжец, недостойный
имени викинга, кто скажет, что у Сакси хоть чуточку защипало в носу!..
Наконец Волюнд очнулся. Открыл глаза. Увидел над собой
заплаканное, любимое лицо. И улыбнулся. Он сказал:
– Бёдвильд… А я уже думал, что больше тебя не увижу.
Теперь мне незачем умирать.
Бёдвильд обнимала его, плача и смеясь. Волюнд сказал:
– Я не умру. Пока тебя не было, приезжал Один… Он
говорил со мной. И я так понял его, что он мной недоволен и моя душа ему пока
не нужна…
Потом он обратился к Сакси. Он сказал:
– Тебе следует знать. Я сражался с твоим отцом. Я
оставил его в хижине. Сходи к нему, если хочешь.
Бёдвильд кивнула.
– Сходи, братец…
А сердце так и замерло у неё в груди при этих словах. Сакси
убежал и вернулся, проворный, как золотистая белка, снующая в сосновых ветвях.
Он сказал:
– Отец наш сидит в хижине, прикованный за ногу цепью.
И снова смотрел вперёд зоркоглазый Готторм, устроившись, как
прилично храброму, на носу корабля. А Сакси сын Нидуда конунга, пренебрегая кормовым
сиденьем, стоя держал руль. А Волюнд лежал на дне лодки, укрытый от холода
остатками крыльев, и его голова покоилась на коленях у Бёдвильд. Он крепко
спал, потому что силы его оставили. И сидела над ним одна-единственная, первая
и последняя его любовь. И это было для него самым лучшим лекарством и
прекраснейшим из снов, являющихся наяву.
Солнце готовилось скрыться из глаз, чтобы жители срединного
мира отдохнули от блеска его лучей, а звери, промышляющие в ночи, смогли добыть
себе пищу. И ветер, по-прежнему сильный, гнался за ним с послушной сворой
облаков, рыже-серых, как стая волков, бегущая мимо костра…
Готторм вдруг сказал, указывая вперед:
– Паруса!
– Где? – спросил Сакси, недовольный, что не сумел
первым их разглядеть. Потом присмотрелся: – Это боевые корабли! Четыре корабля,
и правят сюда!..
Он отдал команду и повернул рулевое весло, надеясь
спрятаться за островами. Четыре корабля, как один, повернули следом за лодкой.
– Мы зря сделали это! – сказал Сакси. – Они
решили, будто мы их испугались!
Бёдвильд молчала.
Сын Нидуда конунга хорошо знал, что добра от подобной
встречи ждать не приходилось; однако его решимости это не сломило. Он приказал:
– Роняй парус, Готторм ярл! Пусть видят – мы не бежим!
Закатное солнце поджигало полосатые полотнища ветрил.
Стремительно мчались над волнами узкие чёрные корабли, похожие на
распластавшихся в беге коней. И вот они уже вплотную приблизились к лодке и
закачались вокруг, нависая над нею оскаленными пастями чудовищ, украшавших
носы.
Гордо выпрямившись на корме, Сакси оглядывал незнакомые,
усатые, скуластые лица, гривы волос, мокрых от брызг… Потом крикнул:
– Если вы с миром, так ступайте себе мимо! А если вы
враги, так знайте, что без боя нас не взять!
С кораблей раздался одобрительный смех. Кто-то сказал:
– И сразиться бы, да боязно промахнуться по тебе,
храбрец, уж очень ты мал! А что, будто не случалось тебе ни от кого убегать?..
Присутствие Готторма не дало Сакси слукавить. И он ответил,
уязвленный в самое сердце:
– За это не поручусь, но от тебя-то я ни разу не
бегал!.. Ещё громче засмеялись на кораблях.
На одном из них, на том, что был длиннее и больше всех
остальных, стоял возле борта сам вождь. Темно-синими были его глаза, а волосы
напоминали по цвету рыжий корень сосны, щедро запорошенный снегом. Улыбаясь,
слушал он маленького Сакси. А потом обратился, минуя его, прямо к Бёдвильд,
смотревшей на него из лодки. Он сказал:
– Красавица! Мы не тронем ни тебя, ни этого человека в
лебедином плаще. Скажи только, не видала ли ты кого-нибудь в здешних местах,
кто был бы, как брат на братьев, похож вот на этих парней?..
И он указал ей на двух ясноглазых молодых великанов,
стоявших на палубах соседних лодий.
– Видела, – ответила Бёдвильд тихо.
И мгновенная тишина повисла над морем – только волны
перекликались возле бортов.
– Где же он? – спросил Торгрим конунг. Бёдвильд
без колебаний откинула прошитую перьями сеть:
– Вот он…
А Волюнд спал.
