– Серьезный мужик, – заметил я с ухмылкой. – Этим он мне и нравится. Обожаю параноиков – у них со мной так много общего… Что говорят на Обочине по поводу его слабости к искусству? Удалось узнать, к какому именно?
– Ходят слухи, будто бы он тяготеет к живописи и вообще заядлый ее коллекционер. Собрал примерно тридцать или сорок полотен из тех музеев Москвы, какие угодили под Барьер и были разграблены после Катастрофы. Дровосек и сам тогда активно участвовал в грабежах и после не раз сокрушался, что не он первый добрался до Третьяковской галереи с ее филиалами и вытащил оттуда все тамошние «сливки». Поэтому в его коллекции так мало картин из Третьяковки. Да и те, что есть, не самые известные.
– Прекрасно! – оживился я. Если бы Мамлюк не одарил нас глобальной сетью, озвученная Гаером новость стала бы лучшей из всех сегодняшних новостей. Или нет, вру: никак не стала бы, поскольку без помощи Мамлюка она дошла бы до меня не раньше, чем через три дня. – Ты славно поработал, Гаер. Я непременно отмечу это в своем следующем отчете. А теперь у меня есть для тебя новое задание. Несложное, но весьма срочное. У тебя работает нанопринтер?
– Да, здесь он в полном порядке. Это у нас на «Морденте» принтер барахлит и оттенки путает, о чем я тебе уже трижды докладывал. А на «Фугетте» с ним проблем нет…
Широкоформатные нанопринтеры, которые стояли почти на всех наших точках, предназначались для замены и восстановления камуфляжного покрытия маскировочных накидок и комбезов. Напыляемый на них слой наноботов-хамелеонов перекрашивал их в нужный цвет и задавал поверхности необходимую текстуру. Или, говоря незамысловатым армейским языком, шершавость. То есть если в районе, который нам предстояло исползать на брюхе вдоль и поперек, преобладали песчаники, то покрытие нашего обмундирования имело цвет песка и внешне напоминало грубую наждачную бумагу. А при переходе в боевой режим оно подстраивалось под окружающую среду с еще большей точностью.
Но сейчас нанопринтер был нужен Гаеру для иной работы. Такой, которую вне Зоны сочли бы мошенничеством, займись он ею не для души, а с целью наживы.
– …Открой нашу общую энциклопедическую базу, – продолжал я вводить Гаера в курс новой задачи, – найди в ней каталог работ Третьяковской галереи и выбери оттуда самую качественную репродукцию, на которой изображена голая баба. Только смотри, чтобы она была не слишком крупная… в смысле не баба, а картина. И чтобы автором ее был художник с более-менее знакомой фамилией – это тоже важно. Затем возьми в каптерке простыню покрепче и при помощи нанопринтера перенеси на нее изображение в масштабе один к одному. Только не простым копированием, а… как бы это правильнее сказать?.. С соблюдением всех старинных художественных технологий… Понимаешь, о чем я?
– Понимаю, не дурак. Сначала заставлю наноботов облепить и перекрасить на простыне нити так, чтобы они стали толстыми и грубыми, как у льняного холста. Затем смоделирую на нем слой грунтовки. А поверх нее нанесу уже само изображение. Тоже, разумеется, по науке: мазки, чешуйки, трещинки, потеки, выцветшие оттенки, эффект старения и все такое. А для полной аутентичности грубо обкромсаю края холста ножом – так, будто картину из рамы в спешке вырезали.
– Твою мать, откуда такие глубокие познания? – поразился я.
– Как откуда? Зря я, что ли, в Выгребной Слободе столько времени проторчал? – ответил Гаер, явно довольный тем, что опять угодил боссу. – Когда я узнал про коллекцию картин Дровосека, сразу подался к здешним скупщикам антиквариата за консультацией. Кто еще, кроме них, знает на Обочине толк в живописи? Вот один из этих парней, чей папа был когда-то известным реставратором, меня и просветил – очень уж польстила ему моя любознательность. И как оседлал он своего любимого конька, насилу я от него отбился. Взялся всерьез учить меня, как правильно настоящие картины от конвейерных фотокопий отличать, дабы я к нему всякий мусор потом на продажу не таскал… И что мне делать после того, как я голую третьяковскую бабу на нанопринтере отпечатаю?
– Перешлешь мне на мини-комп ее изображение. Только не слишком четкое, любительского качества. Затем получишь инструкции, куда доставить картину. На этом пока все…
– Так что там насчет моего оперативного псевдонима? – робко напомнил о себе Мамлюк, когда я, переговорив с Гаером, взялся дотошно изучать фотографии убитых нами сегодня праведников. Не всех, а лишь тех двух, чьи головы остались после смерти на плечах. А в особенности – ублюдка по имени Цефон, на которого у нас в архиве отыскалось досье. Не слишком подробное, но и то хлеб.
– Ну да, разумеется, я про тебя не забыл, – заверил я коротышку. Пришлось слукавить, поскольку, если бы он не завел речь о моем обещании, сам бы я, погрузившись в работу, отложил решение этого вопроса на потом. Невелика беда, поотзывался бы еще два-три дня на Мамлюка, Помпей недоделанный!
– И… что? – с надеждой осведомился он и затаил дыхание в ожидании моего вердикта.
Я отвлекся от работы, наморщил лоб, неторопливо смерил Мамлюка взглядом с ног до головы, почесал макушку… В общем, продемонстрировал ему громадное напряжение командирской мысли, хотя на самом деле она напряглась не больше, чем при вычислении квадратного корня из девяти. И выдала ответ, адекватный количеству затраченных усилий:
– За твой сегодняшний вклад в наше великое дело и за твои выдающиеся таланты приказываю тебе прекратить именоваться Мамлюком и отзываться на новый псевдоним – Башка.
– Башка?! Вы уверены?!
– Да… А что не так?
– Э-э-э… нет, ничего… Просто подумал, что неверно вас расслышал, – замялся Башка, состроив такую недовольную мину, будто я не осчастливил его новым именем, а наложил на него дисциплинарное взыскание.
– Однако, вижу, что-то ты не слишком рад подарку. – Я притворно нахмурился. – В чем дело? Не доверяешь авторитарному решению босса? Хорошо, давай поступим иначе. Тебе наверняка объяснили в учебке, что у нас не чисто армейские порядки и что в полевых условиях каждый член оперативной группы имеет право совещательного голоса. А посему я обращаюсь ко всем присутствующим с просьбой высказаться касательно обсуждаемого вопроса. Итак, господа, прошу проголосовать: кому из вас нравится новое имя нашего эксперта по электронной разведке?
И я поднял вверх правую руку. Вектор с Астатом переглянулись, ухмыльнулись, кивнули и тоже высказались за.
– Крутое имя, – подыгрывая мне, добавил при этом Астат. – Сразу внушает уважение, не то что какой-то там Помпей. И я бы от такого имени не отказался, да только кто же мне его даст? Чтобы меня так нарекли, мне потребуется лишний килограмм мозгов нарастить.
Башка тоже дернул было рукой, но, надо отдать ему должное, не поднял ее и не стал кривить душой, делая вид, что всем доволен. Честный поступок. Еще один плюс к реноме коротышки, проходящему сейчас очередную командирскую проверку. Терпеть не могу у себя в команде подхалимов, и потому отрадно, что Башка не из таких.
– Кто против? – продолжил я опрос, опуская руку.
Рука Башки снова дернулась и снова не поднялась, хотя он по-прежнему выражал немое нежелание носить дарованный ему с барского плеча тулуп. Что ж, дополним парню характеристику: честный, но осторожный. Способен выразить несогласие, но более решительно протестовать не осмеливается. И это тоже ему в плюс – упрямцы, как и подхалимы, мне здесь ни к чему.
