Конечно, теперь я смотрю на него сквозь призму своих путешествий по миру, который видела на добрую половину. По сравнению с Мумбаи Лакхнау выглядит сонной провинцией, везде нищета и запустение, суматоха и беспорядочность затрапезной Индии. Но в моем сердце ему всегда будет принадлежать особое место. Однажды этот город изменил мою жизнь. Если Азамгарх можно назвать кладбищем амбиций, то Лакхнау сделался для меня колыбелью хрустальных грез. Здесь я училась верить в себя, стремиться к вершинам, летать…
Зал школы исполнительских искусств «Натья-Кала-Мандир» был набит зрителями. Когда ведущий представил меня как дитя Уттар-Прадеша и произведение Лакхнау, толпа вокруг разразилась оглушительным ревом, похожим на гул военной канонады. Какая-то девушка намертво вцепилась в мою руку; другая лишилась чувств, оказавшись рядом со мной. Точь-в-точь как в тот памятный вечер, когда я в этом же зале впервые увидела актрису и танцовщицу Мадхури Диксит и остолбенела при виде столь неземной красоты; правда, теперь я сама заняла ее место и привлекала к себе все взоры.
Зал просто ломился от желающих посмотреть мой танец, однако я никак не могла ни расслабиться, ни сосредоточиться. Во время выступления я обшаривала глазами первые ряды, ища знакомые лица. Напрягала уши, пытаясь расслышать родной голос. В конце концов, между Азамгархом и Лакхнау — каких-нибудь двести двадцать километров, и я вопреки рассудку надеялась на чудо: вдруг бабу-джи
[195]
или мама, или, может быть, Сапна узнали о моем выступлении, приехали повидаться… Но в людском океане так и не промелькнуло ни одного лица из прошлого. Одни лишь похотливые ухмылки да блестящие сладострастием взгляды, какие встречают меня от Агры до Амстердама.
Что же, я думаю, долг уплачен. Никогда больше не вернусь в этот город.
31 декабря
Сегодня, в последний день года, Рози вручила мне пачку посланий от какого-то недотепы по имени Ларри Пейдж. По пять писем в неделю, начиная с октября! Самое любопытное то, что автор — американец (если, конечно, не врет).
Парень явно слетел с катушек — якобы я посылала ему свои снимки, назвавшись какой-то Сапной Сингх, и даже собиралась выйти за него замуж. С какой, интересно, стати прославленной актрисе влюбляться в подобного тюфяка? Бедолага изъясняется в нежных чувствах фразами вроде: «Я ради тебя пройду через преисподнюю в пропитанных бензином трусах».
Мало того, он пытается учить меня жизни. Пример: «Если получишь от судьбы лимоны, сделай из них лимонад». А вот еще один перл: «Жизнь — это сандвич с какашкой: чем больше получишь хлеба, тем меньше дерьма придется скушать».
Все это, конечно, смешно… Только Рози всерьез опасается, как бы автор посланий не оказался лунатиком, от которого лучше держаться подальше. Пришлось приказать бахадуру,
[196]
чтобы еще внимательнее присматривался к посетителям. Любого, кто хоть отдаленно похож на американца, велено разворачивать от моих дверей и немедленно доставлять в полицейский участок. Надо будет поговорить с Бхолой, пусть обратится к местному начальнику полиции: вдруг этот псих уже засветился в их досье?..
Вот она, цена славы!
7 января
Рам Дулари проявила себя самой прилежной и одаренной ученицей. Она так бойко щебечет по-английски, словно не год и не два проработала гидом; пользуется ножом и вилкой с изяществом вдовствующей королевы; способна выписывать пируэты на шестидюймовых шпильках и кушает чоп-суи
[197]
при помощи палочек.
Я надеялась окончить проект «Золушка» месяцев за десять, но Рам Дулари блестяще управилась менее чем за пять.
Пожалуй, это стоит отметить.
13 января
Сегодня со мной приключилось несчастье. Вылезая из ароматной ванны, я поскользнулась и подвернула себе лодыжку. Теперь не то что ходить, даже хромать не могу.
Рам Дулари с утра натирает распухшую ногу бальзамом и прикладывает горячие компрессы. Доктор Гупте сказал, на выздоровление понадобится дней десять, не меньше. Мне еще повезло, что съемки у Гудду Дханоа (начало было назначено на десятое января) пока отложены в долгий ящик — не пришлось расторгать контракт. Но я не смогу посетить премьеру своего последнего фильма «Любовь в Канаде», которая состоится завтра в кинотеатре «Аймакс». Продюсер, Дипак Хирани, — мой крестный папа в кинематографе, которого я просто боготворю. Думаю, если ведущая актриса не появится на премьере, для него это будет серьезным ударом. Жаль, что диве моего уровня заказано показываться на людях с повязкой на ноге, иначе ползком добралась бы до Вадала, а там хоть потоп.
Я уже набирала номер сэра Дипака, чтобы принести самые искренние извинения, когда внезапно вмешался Бхола.
— Мне тут кое-что пришло в голову, диди.
— Что?
— Может, послать на премьеру эту вашу Рам Дулари?
— И чем это мне поможет?
— То есть послать вместо вас как Шабнам Саксену.
Я пронизала Бхолу колючим взглядом, какой обычно приберегаю для продюсеров, слишком вольно толкующих мой отказ обнажаться в кадре.
— Вы что, с луны свалились? Как это — вместо меня?
— Посудите сами, диди. Выглядит она очень похоже. И рост, и фигура, и даже цвет лица. Если наложить макияж и дать ей ваш наряд — готов поспорить, никто не заметит разницы.
— Но всем известно, что это простая кухарка.
— Кому известно, диди? Ни единой душе. Рам Дулари ни разу не выходила из дома. Даже охранник ее не видел.
Вообще-то он прав. До сих пор мы держали девушку взаперти, словно фамильную тайну.
— Говорю вам, диди, моя затея пройдет как по маслу. Рам Дулари отправится на премьеру, все примут ее за вас; толпа будет довольна, сэр Дипак доволен, никто ничего не узнает.
Бхола был убедителен, однако я продолжала колебаться.
— Почему вы так уверены?
— Потому что я сам пойду с ней и прослежу за каждым шагом. Девушке не придется много делать. Проведем ее через черный ход, чтобы не подпускать фанатов, затем она поднимется на сцену, немного поулыбается перед камерами вместе с главным составом и после просмотра уйдет со мной, как и пришла.
— А если кто-нибудь начнет задавать вопросы?
— Рам Дулари даже рта не раскроет. Я нарочно пущу слух, будто у вас болит горло. Ручаюсь, диди, нас никто не раскусит.
