Мы укрываемся от посторонних глаз под густой сенью дерева джамболан. Справа от нас на некотором расстоянии расположился импровизированный шатер: там хлопочут бесчисленные повара.
— А теперь, Мунна, потрудись объяснить, чем вызвана такая резкая перемена планов? — набрасывается на меня Риту. — Ты не представляешь, чего мне стоило ускользнуть из дома! Если Вики пронюхает, мне конец!
Я был готов к этой вспышке.
— Знаю, Риту. Я пришел навсегда избавить тебя от страха.
— О чем ты?
— Скоро поймешь.
— Опять начинаешь говорить загадками? Скажи прямо, почему ты не хочешь ехать в Мумбаи? Что-то не так?
— Все не так, Риту. — Я смотрю себе под ноги, не в силах встречаться с ней глазами. — У меня появилась другая девушка. Мы собираемся пожениться.
Она смотрит на меня так, словно я ранил ее в самое сердце.
— Что ты говоришь, Мунна? Разве мало с меня страданий?
— Но это правда. Все до последнего слова.
— То есть теперь ты хочешь сказать, будто совсем не любишь меня?
— Да, — киваю я.
И разражаюсь заученной тирадой:
— Любовь — та еще стерва. Она заставляет людей вроде нас мечтать о несбыточном. Наверное, беднякам вообще не положено иметь сердце. Только сейчас я понял, что ты права и наша любовь — запретный плод. Можно бежать из города, но не от этой действительности. В общем, лучше тебе забыть, что мы когда-то встречались. Сотри меня из памяти навсегда.
Риту молча выслушивает монолог до конца. А потом обжигает меня обвиняющим взглядом.
— Вот, значит, как? Думаешь, это возможно — взять и стереть человека из жизни, словно пример со школьной доски? Будто бы ничего и не было? — Она приближает свое лицо к моему. — Знаешь, Мунна, почему любовь слывет величайшим даром? Она превращает двоих человек в единое целое. Их тела и души сливаются. Мы теперь — одно. Я понимаю тебя лучше, чем ты сам. И всем своим сердцем чувствую, что каждое твое слово — неправда.
— Какое уж тут единое целое, — говорю я, снова пряча глаза. — Между нами — неодолимая пропасть.
— Опять ты врешь. Посмотри на меня, Мунна; поклянись моей жизнью, что твоя любовь умерла, — требует она с неожиданной пылкостью.
А не дождавшись ответа, пытается взять меня за руки, тянет левую кисть из-под куртки… И видит гипс.
— Что это? — пугается Риту. — Ты поранился?
— Да так, ничего… — притворяюсь я. — Упал…
Но эту девушку не проведешь. Она уже ощупывает мою голову, ища невидимые шрамы. И нечаянно задевает повязку на затылке.
— Аааах! — восклицаю я, не сдержавшись.
— Боже мой! — вырывается у нее. — Что с тобой сделали?
— Пустяки, честное слово. Было бы из-за чего беспокоиться.
— Это мой брат, верно? — спрашивает Риту. — Мало ему показалось моих терзаний, надо было и до тебя добраться. Теперь я понимаю, почему ты заговорил о разлуке. — В ее голосе появляются железные нотки. Горе начинает сменяться гневом.
— Ты поспешила с выводами, Риту. Честное слово, я не знаю этих людей.
— Зато я их прекрасно знаю. Этого я братцу никогда не прощу. Теперь уже никакая сила на свете не встанет между нами, — говорит она с новым, бесстрашным огнем в глазах. — Идем со мной, Мунна. Я сейчас же перед всем собранием объявлю, что стану твоей женой.
— Думаешь, все захлопают в ладоши: дескать, браво, молодец, выходи за сына уборщицы? Это жизнь, Риту, а не кино.
— Но это моя жизнь. И я проживу ее по-своему. Отныне двоим преступникам, называющим себя моими родственниками, нипочем не запугать меня.
— Тогда давай теперь же, на месте, договоримся. Обещай не совершать опрометчивых поступков, а я заберу тебя отсюда, как только поправлюсь.
— Буду ждать с нетерпением, Мунна.
Тут над лужайкой проносится ветерок и развевает волосы Риту. Несколько темных прядей падают ей на лицо, и я вижу перед собой ангела спустившегося с небес, чтобы благословить меня, наполнить мое убогое, постыдное существование невинностью и чистотой. Я знаю, что, как бы ни силился, не проживу ни дня без этой девушки. Но может быть, сумею умереть за нее.
Со стороны бассейна доносится оживленный гул.
— Похоже, Шабнам Саксена приехала, — произносит Риту.
— Можно мне на нее взглянуть?
— Не глупи. Уходи скорее, пока тебя не заметили. И будь осторожен, Мунна. Я люблю тебя.
С этими словами, торопливо поцеловав мои губы, она удаляется обратно к дому. Забравшись глубже в тень, я достаю из кармана пистолет. Мне нужно вновь ощутить его смертоносную мощь, чтобы собраться с духом перед убийством Вики Рая.
— Я бы на вашем месте не стал прибегать к оружию, — раздается вдруг у меня за спиной.
От испуга я даже роняю пистолет.
Из-за дерева выступает высокий мужчина с косматой черной бородой, облаченный в белоснежную курту-пиджаму и небрежно наброшенный на плечи шелковый платок желтовато-коричневого цвета.
— He беспокойтесь, дружище, я не полицейский. Просто не мог удержаться, чтобы не подслушать вашу беседу с очаровательной Риту.
Я спешу подобрать пистолет и спрятать его под куртку.
— В жизни не слышал более трогательного диалога, — продолжает незнакомец, поглаживая косматую бороду. — Вы прирожденный актер. Дайте-ка на вас посмотреть. Выступите, пожалуйста, на свет. Вот так, чудесно. Господи, вы просто великолепны. Наконец я нашел своего героя.
— Кто вы?
— Джай Чаттерджи, кинорежиссер. И я решил дать вам роль в новом фильме. Обойдемся даже без кинопроб. А вот героиню придется еще поискать. Я собирался взять Шабнам Саксену, но для вас она несколько старовата.
— Шабнам Саксена? Герой? Что вы такое говорите? Тут где-нибудь установлена скрытая камера?
— Джай Чаттерджи в этих фокусах не нуждается, — строго произносит мужчина. — Приготовьтесь, скоро вы станете звездой. Отныне все пойдет по-другому. Но вам потребуется новое имя.
— Зачем?
— «Мунна» решительно не годится для кинобизнеса. С этого дня вас будут звать… Чираг. Лампа. Мне нравится! — Он достает бумажник и отсчитывает несколько купюр. — Здесь двадцать тысяч. Считайте, что я заплатил вам за подпись на контракте, Чираг.
— Мне… мне до сих пор не верится, — говорю я, принимая деньги дрожащими пальцами.
— Такова наша жизнь. Никогда не знаешь, что тебя ждет за поворотом.
— Но ведь я сын простой уборщицы.
— Ну и что? Джонни Уокер был автобусным кондуктором, Радж Кумар — субинспектором, а Мехмуд — водителем. Когда госпожа Удача решит постучать, она видит дверь, а не того, кто за ней стоит.