Она тычет пальцем в открытую дверь.
— Прежде чем уйти, позвольте дать вам еще один совет. Могу ли я попросить вас хранить целомудрие? Это одна из величайших дисциплин, без которой разуму не достичь необходимой твердости.
Рита в недоумении смотрит на него, затем приходит в ярость.
— Ах ты, свинья! — шипит она и награждает мужчину звонкой оплеухой.
Покачнувшись назад, Кумар ударяется плечом о дверной косяк.
— Это было совершенно не обязательно, — бормочет он, прижимая ладонь к лицу. — Впрочем, если вам так угодно, если это позволит вам излить накопленную злобу, я готов подставить правую щеку, — и поворачивается в другую сторону.
Рита буквально выталкивает его на лестницу.
— Скатертью дорожка, мистер Мохан Кумар! — кричит она и громко хлопает дверью.
— Ошибочка, моя дорогая. Меня зовут Мохандас Карамчанд Ганди, — доносится до нее откуда-то снизу, сквозь звук удаляющихся шагов.
— Что-то не так, сахиб? — недоумевает водитель. — Вы очень рано сегодня вернулись.
— Отныне, Бриджлал, тебе лучше забыть дорогу к этому дому, — отвечает Мохан.
— Биби-джи будет вне себя от радости.
— А кто это — биби-джи?
— Ваша жена.
— Как? Разве я женат?
Мохан Кумар идет по собственному дому как человек, потерявший память, в безуспешных попытках сложить воедино рассыпанные и перемешанные осколки прошлого. Навстречу ему выходит Шанти, сияющая восторженной радостью новообрученной невесты.
— Бриджлал рассказал мне, что ты порвал со своей ведьмой. Неужели это правда?
— Да. Мисс Рита Сетхи больше меня не увидит.
— Тогда погоди минутку. — Жена ненадолго скрывается в комнатке при кухне, превращенной в маленький храм, и возвращается с железной тарелочкой в руках. — Позволь, я прочитаю короткую молитву.
— Для чего это? — спрашивает Мохан с изумленным видом, когда ее средний палец, обмакнутый в ярко-алую киноварь, касается середины его лба.
— Сегодня мы обновляем наш брачный завет, — краснеет она.
Кумар отстраняется.
— Видишь ли, Шанти, я принял обет полного целибата, поэтому не ожидай от меня исполнения обязанностей женатого мужчины.
— Ты можешь спать у себя в комнате, — невозмутимо произносит супруга. — Довольно с меня и того, что тень этой ведьмы покинула наш дом. Все-таки есть правда на небесах.
Мохан поднимает указательный палец, точно школьный учитель.
— Отныне я посвящу свою жизнь борьбе против несправедливости. Истина станет моей наковальней, а отказ от насилия — молотом.
— Аррэ, что в тебя вселилось? Ты говоришь совсем как Ганди-джи.
— В таком случае не возражаешь, если я буду звать тебя моей Ба?
[71]
— Называй как угодно. Только не езди больше к этой ведьме.
И Мохан Кумар заводит в доме совсем другие порядки. Теперь он каждое утро проводит с Шанти в домашнем храме, творя молитвы и распевая бхаджаны. Прежним рубашкам и костюмам он предпочитает простые хлопковые курты-пиджамы, питая особенную любовь к шапочкам в стиле Ганди. Перестает красить волосы, ест исключительно вегетарианскую пищу, отказывается от алкогольных напитков, кладет в чай тростниковый сахар-сырец и настаивает на том, чтобы получать каждый день по литру козьего молока.
Мобильник он выбрасывает за ненадобностью, а свободное время проводит за чтением «Бхагавадгиты» и прочей религиозной литературы. Кроме того, Мохан сочиняет письма в газеты, где рассуждает о таких вопросах, как коррупция и безнравственность; их не печатают, поскольку они подписаны именем «Махатма Карамчанд Ганди». Однако главное из его увлечений — кропотливый, настойчивый сбор сведений об убийстве Руби Джил. Все найденные вырезки Кумар аккуратно подклеивает в альбом.
— Почему тебя это волнует? — спрашивает Шанти.
— Она была величайшей среди моих учеников. До того как ее жизнь трагически оборвалась, эта девушка работала над докторской диссертацией, посвященной основам моего учения.
— Соседи только и судачат что про чудесное перерождение нашего сахиба, — делится Бриджлал с поваром. — Поговаривают, будто бы он тронулся, вообразил себя Махатмой Ганди. И почему биби-джи не отведет его к хорошему доктору?
— Все богачи в какой-то степени чокнутые, — высказывается повар. — Кроме того, новый муж ее больше устраивает.
— Но ведь сумасшествие — нешуточная болезнь. Сегодня он Бапу, а завтра велит называть себя императором Акбаром.
[72]
— Аррэ, нам-то что за дело, как он себя величает? — отзывается Гопи. — Главное, чтобы поступал по чести. И нас не допекал.
— Да, верно. И что же мне делать?
— Ну, раз биби-джи притворяется женой Ганди, то и ты притворяйся водителем Ганди.
Наступает время Дивали, праздника огней. Дом Кумара сияет переливающимися гирляндами. Ночное небо пышет разноцветным пламенем; на нем беспрестанно взрываются ослепительные розовые и зеленые цветы. Каждые несколько секунд очередная ракета с визгом взмывает к звездам. Оглушительный треск петард напоминает грозу.
В саду собралась орава детишек; они хлопают в ладоши и визжат от восторга.
Семилетний Банти, отпрыск соседского дворника, запускает фейерверк вместе со своим другом Аджу, восьмилетним сыном сапожника. Мальчики запихали ракету в пустую бутылку из-под колы.
— Эй, Аджу, поглядим, что получится, если бутылку держать не прямо, а под наклоном? — предлагает Банти.
— Аррэ, ракета полетит не кверху, а в сторону, — пожимает плечами Аджу.
— Тогда давай попробуем попасть по воротам. Я наклоню, а ты поджигай.
— Хорошо.
Пока Банти держит стеклянную бутылку в руке, направив к воротам, Аджу чиркает спичкой и подносит ее к запалу. Фыркнув искрами, выпустив облако дыма, ракета летит вперед, но вдруг разворачивается, устремляется к дому и на глазах у перепуганных насмерть детей ныряет в окошко на втором этаже.
— Господи, Банти, что ты наделал! — Аджу закрывает род ладонью.
— Тихо! — шипит Банти. — Никому не рассказывай. Хватаем пакеты с петардами и бежим, пока не попались.
Немного погодя Шанти в сопровождении Гопи выходит в сад. У нее в руках несколько глиняных светильников на подносе и коробка со сладостями. Осторожно сняв одну дию,
[73]
женщина ставит ее в середину рисунка, которым заранее украсила бетонный пол беседки.
