— Если бы люди легко находили общий язык, сколь прекрасным местом стал бы наш мир, — торжественно произносит Кумар и ласково пожимает доктору предплечье.
— О Господи! — вырывается у него.
Мохан усмехается:
— Шучу. Просто хотел показать, что происходит, когда я переключаюсь на половинку Ганди. Но больше этому не бывать. Прощайте, доктор. — Он бодрым шагом покидает клинику.
М.К. Диван озадаченно смотрит из окна вслед удаляющейся фигуре.
Вернувшись домой, Кумар начинает вести себя тише воды, ниже травы — осмотрительнее, нежели бухгалтер, заметивший неподалеку налогового инспектора. По дому передвигается на цыпочках, словно записался в балет, с великой осторожностью избегает столкновений со стенами или дверьми, а уж домашний алтарь обходит шагов за двадцать. Выбрасывает из дома все до единой петарды. Строго-настрого приказывает Бриджлалу водить машину со скоростью сорок километров в час и ни в коем случае резко не тормозить. Затем пересматривает свою домашнюю библиотеку и без жалости сжигает все, что хоть отдаленно может напомнить ему о ненавистном политике. Под горячую руку попадают такие раритеты, как первое издание книги «Индия моей мечты» и биография Мартина Лютера Кинга, которого нередко называли «американским Ганди». На ночь Мохан теперь выпивает гораздо больше обычного, а потом, лишь бы только не допустить Махатму даже в свои сны, принимает валиум.
Шанти переживает возвращение прежнего мужа со стойкостью истинной мученицы. А Гопи снова готовит мясные блюда и каждый вечер приносит в спальню сахиба содовую со льдом.
Дождливым вечером Кумар сидит у себя в спальне со вторым бокалом виски, просматривая документы, касающиеся текстильной фабрики Рая. За окном не на шутку разгулялось ненастье. Ливень идет сплошной стеной, гром сотрясает крышу. И тут раздается телефонный звонок.
— Алло?
— Здравствуйте, Кумар.
Каждый раз, когда Вики Рай обращается к нему по фамилии, Мохан ощущает легкий укол досады. Впрочем, как любой дорожащий своим местом чинуша, он выучился сносить и не такие удары по самолюбию.
— Да, сэр.
— Просто хотел напомнить, что завтра заседание.
— Конечно, сэр. Раха сегодня прислал мне доклад. Вообще-то я как раз его изучаю.
— Так мы рассчитываем на вашу поддержку завтра, когда будем проталкивать предложение о новом сокращении штата. Вы же в курсе, текстильной компании нужны серьезные перемены, тут без увольнений не обойтись.
— Совершенно верно, сэр. Необходимо сократить по меньшей мере сто пятьдесят рабочих мест. Не беспокойтесь, я позабочусь о том, чтобы ваше предложение приняли без проволочек. Найдутся, конечно, и недовольные. Профсоюзы вцепятся в эти рабочие места словно клещи. Датта, как всегда, закатит сцену. Но где ему в одиночку тягаться с пятерыми управленцами? Никуда не денется, подчинится большинству.
— Не сомневаюсь, что вы сумеете разобраться с этой занозой. Спокойной ночи, Кумар.
Мохан опускает трубку, и в это время кто-то стучит в дверь. Сначала звук тонет в шуме дождя, затем настойчиво повторяется. Сердито нахмурившись, Кумар взлезает в тапочки, поднимается и открывает дверь. На пороге стоит Бриджлал в промокшей до нитки одежде и с налитыми кровью глазами.
— Чего тебе надо? — спрашивает Мохан.
— Все кончено, все кончено… — стонет Бриджлал. Его бьет мелкая дрожь.
Хозяин морщит нос.
— От тебя несет, как из хлева. Надрался, что ли?
— Да, сахиб, я надрался, — глухо усмехается водитель. — А чего вы хотели от паленой сельской выпивки? Она и не так воняет. Зато мозги прочищает получше вашего драгоценного импортного виски, — прибавляет он и вваливается в комнату.
— Пшел, пшел, — отмахивается Мохан, словно гонит собаку. — Ты мне на ковре наследишь.
Не обращая внимания на его слова, Бриджлал продолжает надвигаться.
— Подумаешь, ковер, велика беда. Вы мне всю жизнь изгадили. Знаете, какой сегодня день? — невнятно взвизгивает он.
— Ну да. Воскресенье, второе декабря. День как день, а что?
— Сегодня Ранно должна была выйти замуж. Мне бы слушать брачные песни, смех счастливых гостей, а вместо этого мой дом наполнен плачем жены и дочери. И все из-за вас!
— А я-то здесь при чем?
— Это вы ославили меня перед всем рынком как последнего вора. Вы потребовали свои деньги, и мне пришлось забирать приданое у родных жениха. В жизни так не унижался. А в чем моя вина? Бутылки-то все равно велели разбить. Если я получил за них деньги, кому это повредило? Вы, господа, обманываете жен и гуляете на стороне. Вы пьянствуете, играете в карты и даже налогов государству не платите. А в тюрьмы сажают нас, бедняков.
— Довольно, Бриджлал. Ты забываешься, — грозит ему пальцем Кумар.
— Отношения между хозяином и слугой — дело очень тонкое, — продолжает водитель как ни в чем не бывало. — Вы переступили роковую черту, сахиб. Семья жениха окончательно разорвала помолвку. И что мне теперь прикажете делать? Позволить родной дочери остаться на всю жизнь старой девой? Как я буду смотреть в глаза жене, которая день и ночь надрывалась, готовясь к этой свадьбе?
— Предупреждаю, Бриджлал. Ты переходишь все границы.
— Знаю. Но и вы, сахиб, перешли границы всяких приличий. Раздеть бы вас догола, подвесить вниз головой и отхлестать плетью, пока не завоете от боли, какую я теперь чувствую.
— Хватит, Бриджлал! — рычит Кумар. — Сейчас же убирайся, приказываю тебе!
— Я уйду, сахиб, но сначала сравняю счет. У вас и богатство, и власть, зато у меня есть вот что!
С этими словами он достает из-за пазухи старый нож. Лезвие тускло вспыхивает при свете люстры.
При виде ножа Кумар ахает от испуга. Бриджлал продолжает идти на него; Мохан пятится до тех пор, пока не упирается спиной в подоконник. Черное небо над садом раскалывает гроза, и стекла звонко трясутся.
— Ты пьян, Бриджлал, — взывает к нему хозяин. — Наделаешь глупостей, сам же потом будешь раскаиваться.
— Нет, сахиб, я на краю пропасти. Когда человек дошел до точки, ему плевать на последствия. Жена и дочь все равно покончат с собой от позора и тоски. Сын устроится на работу, как-нибудь проживет. Ну а мне одна дорога — сначала зарежу вас, потом себя.
Только теперь Кумар начинает осознавать всю глубину отчаяния своего слуга.
— Ладно, ладно… Бриджлал, я все устрою, вы еще сыграете свадьбу, — лепечет он. — Забери мой дом, а хочешь, мы снимем танцевальный зал «Шератона»? Я даже сам выдам Ранно замуж. В конце концов, она мне как дочка. — Обещания так и льются из него бурным потоком.
— Ха! — ухмыляется водитель. — Когда приходит смерть, мы готовы осла объявить родным отцом. Нет, сахиб, я не поддамся на пустые посулы. Лучше сгинуть, но заодно с вами!
