Сильви подскочила от неожиданности.
— Возлюбленный? Но у него не было ни гроша, а вы всегда дорого стоили…
— Он неплохо заработал — с моей помощью, между прочим, я следовала за ним повсюду, за исключением острова Канди, разумеется. Уже несколько лет я живу в Марселе. Наша цель уже была близка, как вдруг ты и твоя дочь все испортили. Мне никогда не бывать герцогиней де Фонсом, а я так об этом мечтала еще со времен великого кардинала!
— Моя дочь? Но ведь это она стала бы герцогиней де Фонсом, выйдя за это ничтожество замуж…
— Называй его как хочешь, но герцогиней она оставалась бы недолго. Ну как, пойдешь?
Пение монахинь заглушало голоса женщин. Служба подходила к концу, паства опустилась на колени для последнего благословения.
— Стреляй! — прошептала Сильви. — Я не встану.
— Ты уверена? — Дуло пистолета, до того упиравшееся Сильви в бок, оказалось развернуто, оставаясь под вуалью, в сторону одной из молящихся.
— Будешь упираться, я прикончу ее.
Раздался щелчок затвора. Поняв, что эта женщина, определенно не владеющая собой, способна натворить больших бед, Сильви встала.
— Хорошо, идемте.
— Нет, ты возьмешь меня за руку, и мы выйдем вместе, как подруги, каковыми и являемся…
Как ни противно было Сильви дотрагиваться до госпожи де Ла Базиньер, она взяла ее за руку и снова почувствовала между ребрами пистолетное дуло. — Пуля в животе — это очень больно, — прошептала мерзавка. — Хочется умереть, а смерть все не приходит… Так что лучше не дергайся.
— Куда вы меня повезете?
— Туда, где смогу спокойно тебя прикончить. Но сперва наслажусь твоими мучениями…
Они вышли из церкви. Сильви увидела обещанную карету и поняла, что сесть в нее — все равно что самой наложить на себя руки. Лучше рискнуть и попытать счастья, вдруг кто-нибудь придет ей на помощь и остановит убийцу? Она собрала все силы, мысленно прося прощения у господа, и оттолкнула свою зловещую спутницу. Та упала бы, если бы не схватилась за железный поручень. Крик, выстрел… Сильви ахнула от боли и осела на ступеньки.
В следующую секунду прозвучал другой выстрел, отомстивший за нее, но она его не услышала.
Без сознания она пробыла недолго. Открыв глаза, она почувствовала боль и сильное неудобство, незнакомый бородатый человек тащил ее куда-то, перекинув через плечо. За ними ковылял Персеваль де Рагнель.
— Отпустите меня, сударь, — пролепетала Сильви — я смогу идти сама.
— Осталось совсем немного. Успокойтесь?
Этот голос… Она заглянула в лицо похитителя, заросшее обильной светлой растительностью и вдобавок скрытое полями черной шляпы.
— Что вы сказали?..
— Тихо! Молчите!
Перед ними распахнулись двери особняка Рагнеля. Мужчина потащил ее вверх по лестнице; за ними семенила Жаннета, повизгивавшая, как зашибленный зверек. Наконец мужчина опустил Сильви на кровать и присел в ногах. Мари и Жаннета наклонились к ней и что-то заверещали, но Сильви не разбирала их слов. Она уже не чувствовала боли, ведь в бородаче, не отпускавшем ее руки и нежно заглядывавшем ей в лицо, она уже узнала Филиппа.
— Боже! Неужели это ты? Я не брежу? Ты жив? — Как будто.
Ей снова грозил обморок, но она пересилила себя, собрав все силы. Мать и сын надолго обнялись, вместе проливая слезы и смеясь. Оба не находили слов, настолько сильны были охватившие их чувства. Тем временем Персеваль рассказывал Мари о происшедшем перед церковью. Филипп бросился за матерью, утверждая, что чувствует угрожающую ей опасность. Персеваль пустился за ним вдогонку. Так они стали свидетелями сцены на ступеньках. Некий ловкий, но суровый молодой человек, находившийся в толпе, сумел прикончить де Ла Базиньер одним выстрелом. Из кареты выскочили слуги убитой, чтобы, забрав ее, хлестнуть лошадей и унестись.
— Кто же ее спаситель? — всплеснула руками Мари. — И как он оказался рядом в решающий момент, чтобы выстрелить в эту сумасшедшую?
— Сумасшедшая звалась вдовой финансиста Ла Базиньера и заклятой ненавистницей твоей матери с тех самых пор, когда они вместе состояли в свите королевы Анны.
Человек с пистолетом — это бывший приверженец Фуке, а ныне — помощник господина де Ла Рейни, магистрата, произведенного королем в лейтенанты полиции. Он уже давно следил за бывшей мадемуазель де Шемеро, посещавшей притоны и путавшейся с подозрительными субъектами… Но хватит болтовни, займемся ее раной.
— Кажется, рана несерьезная, — сообщила Мари с улыбкой, любуясь матерью и братом, слепыми и глухими ко всему, что происходило вокруг них.
— Она потеряла много крови. Хватит, Филипп, отпусти ее! Мари и Жаннета разденут ее и хорошенько осмотрят.
— Лучше послать за врачом, — предложила Мари. — Помните д'Акена, пользовавшего королеву?
— Обойдемся без него! Если ей не смогу помочь я, мы обратимся к Мадемуазель.
— Странная мысль! При чем тут Мадемуазель?
— Я знаю, что говорю! За дело! А ты, Филипп, ступай и приведи себя в порядок. Пускай Пьеро тебя побреет. У тебя вид дикаря из леса.
— Возможно. Я с удовольствием умоюсь, но лицо оставлю в теперешнем виде. Я уже объяснял, никто, кроме обитателей этого дома, которые меня не выдадут, не должен знать о моем возвращении.
Персеваль и Мари оказались правы, рана Сильви, хоть и болезненная, не представляла опасности для жизни. Пуля прошла сквозь мягкие ткани, не задев ребер. Шевалье промыл вином рану, похожую больше на ожог, смазал маслом из зверобоя и перевязал раненую. Сильви пребывала в крайнем возбуждении, вызванном чудесным возвращением сына, поэтому ее пришлось почти что насильно напоить отваром из липового цвета с добавлением меда и опиума. Закончив врачевание, Персеваль переместился в комнатку рядом с библиотекой, где у него была устроена примитивная лаборатория, там он изготовлял на основе экстрактов трав сиропы, настои и мази. В этот раз он нацедил целый горшочек зелья из белого воска, миндального масла и розовой воды, который наряду с его зверобоем должен был, как он уверял, творить чудеса. Затем он спустился в кухню, чтобы продиктовать Николь Ардуэн, своей бессменной кухарке, какие блюда помогут Сильви быстрее преодолеть потерю крови и восстановить силы.
Но наилучшей целительницей оказалась радость. Уже на следующее утро, проснувшись, Сильви почувствовала себя почти совершенно выздоровевшей. Ее только не покидала тревога, что счастье обретения сына пригрезилось ей во сне. Однако сын был тут как тут, поцеловав его, она удостоверилась, что все происходит наяву. Впрочем, она не могла не пожурить его за бороду, из-за которой у нее создавалось впечатление, будто она обнимает медведя.
— Надеюсь, ты не собираешься щеголять с бородой? Ведь тебе придется явиться в Сен-Жермен — все должны узнать, что ты жив. Тебе надо занять свое место, восстановить титул и все прочее, чего тебя намеревались лишить!
