— Да и в трезвом виде недолюбливал он воду…
Оксана тем временем что-то лихорадочно писала на нервом
попавшем под руку листочке. Толкнула его ногтем через стол Данилу. Он
моментально прочитал единственную строчку, написанную твердым, разборчивым
почерком.
«Не здесь. Потом. Позже».
Глядя ей в глаза, Данил многозначительно покрутил пальцем
вокруг правого уха. Когда она кивнула с облегченным вздохом, мысленно выругался
и произнес самым нормальным тоном:
— Но это, если подумать, еще не предмет для немедленных
допросов. В конце концов, в прокуратуре не сообщили ничего такого, что
заставило бы меня подозревать уголовщину.
— Вот и не надо копаться в моем белье, — сказала Оксана. —
Если нет на то особой необходимости.
А взглядом меж тем показывала на бумажку в руке Данила.
— Пожалуй что нет, — сказал он, подыскивая нужные обороты. —
Но я теперь, сами понимаете, опрашиваю всех подряд…
— А вам не кажется, что проще поговорить с женой, нежели с…
любовницей?
— Говорил уже, — сказал Данил. — Тут, знаете ли, кроется еще
один камень преткновения. Вы слышали про вчерашние события в климовской
квартире?
— Еще бы. С самого утра приходили из КГБ… Говорили главным
образом с Багловским, но и остальных мимоходом порасспросили — не было ли у Климова
привычки держать на столе гранаты или прогуливаться во дворике с автоматом
наперевес… В таком примерно ключе, — она фыркнула, кажется, без всякого
наигрыша.
— Об этом-то и разговор… — сказал Данил. — Вы, Оксана, —
здешняя связь с общественностью номер один. А поэтому не можете не знать, что
пишут о фирме иные газетки…
Пытливо взглянул на нее, но она не подала никаких знаков.
Похоже, эта тема, по ее мнению, могла обсуждаться и при наличии гипотетических
«жучков».
— Глупости, — пожала она плечами. — Кто эти газетки читает…
— И все-таки. Кое-какое мнение может сформироваться. У
определенного процента читателей.
— Вас что, волнует этот процент? — досадливо поморщилась
она. — Знаете, это для меня больной вопрос, у меня благоверный как дитятко
играет во все эти фронты, да и его сестрица тоже… А потому проблема знакома не
понаслышке, несерьезно все это, Данила Петрович.
— И тем не менее, — настойчиво продолжал он. — Должна быть
какая-то тактика противодействия…
— А почему вы решили, что такой тактики нет? — серьезно
спросила Оксана. — Давно отработана тактика… Продемонстрировать?
— Сделайте одолжение, — кивнул он, заинтересовавшись.
Оксана, бросив на него лукавый взгляд, вышла из-за стола.
Лишь теперь обнаружилось, что строгий, напрочь деловой жакетик сочетается с
малиновой юбкой-недомеркой, расклешенной и оттого колыхавшейся при каждом
движении.
— Теперь сосредоточьтесь, Данила Петрович, и представьте,
что вы — это вовсе не вы, а дюжина шустрых мальчиков, газетчиков новейшей
формации, созванных на пресс-конференцию, — сообщила Оксана с лукавой улыбкой.
— Представил, — сказал он без улыбки. Она присела на
короткий диванчик в углу, закинула ногу на ногу, отчего юбка стала вовсе уж
предельно символической, обворожительно улыбнулась и с выверенной насмешкой
начала:
— Господа, неужели вы всерьез полагаете, что мы будем это
комментировать?
Ну разумеется, разумеется! Целая гора оружейного плутония
валяется у нас в подвале, пьяные, как водится, грузчики ворочают его лопатами
так, что пыль стоит столбом, а нейтроны разлетаются по всему двору, мерзко
пищат и светятся… — Она выпрямилась, как струнка, ухитрилась вроде бы
мимолетным движением пальцев одернуть жакетик так, что он обтянул все,
достойное внимания. — И, конечно же, каждый, у кого зрение в порядке, тут же
определит, что я — классическая жертва радиации. Безусловно, именно так и
выглядят радиоактивные мутанты. Вы согласны? — И состроила жалобную гримаску:
Господа, ну неужели у вас нет более серьезных занятий, чем читать эти
газетенки? Ну что тут прикажете комментировать?
И развела руками с видом оскорбленной невинности. Данил пару
раз беззвучно хлопнул в ладоши.
— Вот так, — не без гордости сказала Оксана. — Между прочим,
действует безотказно. Присутствующие похохатывают, пытаясь в то же время
определить, что у меня под жакетом, а потом наперебой просят у меня телефончик
и независимо от того, отошьют их или нет, впоследствии пишут обо всех выдумках
народофронтовцев с должной издевкой. Могу показать вырезки, у меня здесь
подшито все, что касается «Клейнода»…
— А что делают газетчики женского пола? — по-деловому
поинтересовался Данил. — С их-то подсознательной завистью к посторонней
красавице?
Затмевающей, бьюсь об заклад, иных репортесс?
— Нормальные газетчики женского пола — особы молодые,
эмансипированные и тоже отнюдь не уродки. А потому демократы их мало привлекают
— они ж, как на подбор, лишены того мужского начала, какое только и способно
взволновать эмансипированных особ…
— Здорово и лихо, — констатировал Данил. — Значит, все
сводится к голому фрейдизму?
— Ну, далеко не все, однакож тактика, могу вас заверить,
беспроигрышная.
С одной стороны — зацикленные старые мальчики, сыплющие
лозунгами и штампами, с другой — неглупая, смею думать, и в меру циничная особа
с острым язычком… — Она прищурилась. — А вы не смеетесь… Это мне нравится.
— Помилуйте, — сказал Данил серьезно. — Зачем же смеяться,
если эта тактика, как вы заверяете, себя полностью оправдывает? Нужно и дальше
ее эксплуатировать без всякого смеха…
В дверь деликатно постучали, и показалась озабоченная физиономия
Паши Беседина. Данил поднялся:
— Извините, Оксана, дела…
Послал ей многозначительный взгляд, помахав в воздухе той
самой записочкой, быстренько вышел в коридор, тихо приказал:
— Проверишь насчет «ушей», — и показал большим пальцем за
плечо, на дверь только что покинутого им кабинета. — Что стряслось?
— Там к вам приехали… — со странным выражением лица сказал
Паша и от дальнейших комментариев воздержался.
Шагая за ним следом, Данил пытался в темпе обмозговать
весьма интересную мысль: почему Красавина Оксана боится микрофонов? Точнее
говоря, почему ей вообще пришло в голову, что в ее кабинете могут оказаться
микрофоны? Только потому, что она неглупа? Да нет, должны быть более серьезные
причины…
Он энергично распахнул дверь, с кресла в углу неторопливо
поднялся человек лет тридцати пяти, в штатском, с неброским лицом субъекта
определенной профессии. Не представившись, спросил негромко:
— Здесь можно говорить… свободно?
— Можно, — сказал Данил. — Нужно, чтобы… — сделал
выразительный жест, указав на Пашу.
