Он свернул в аллейку, добрался до беседки и опустился на
узкую деревянную скамейку, изрезанную перочинными ножичками многих поколений.
Ребра побаливали, но не похоже, чтобы сломаны. Брюхо и плечо почти что и не
болят.
Хуже бывало, в общем…
Рядом плюхнулись спутники. Особых повреждений у них Данил не
усмотрел — у Паши разбита нижняя губа, у Багловского поперек лба тянется
впечатляющая, кровянящая ссадина, оба охают и морщатся, оба изрядно испачканы,
но в общем и целом никак нельзя назвать происшедшее разгромом. В юности, на
танцульках, бывало, получали и почище…
Сняв пиджак, Данил сокрушенно вздохнул: пропал клифт,
придется в чистку отдавать. Принялся носовым платком оттирать, как мог, рыжую
кирпичную пыль.
Запасные очки в чемодане имеются, а вот столь уродски
скроенный пиджак был один, накрылся реквизит…
Паша кратко и эмоционально охарактеризовал ситуацию — не
столь уж и сложной трехэтажной конструкцией.
— Это ты зря, — сказал Данил, потирая ребра. — Не
заслуживает наша битва таких слов. Наоборот. Радоваться надо. Не было у нас
живого, материального врага — и вот он, сам вынырнул, как чертик из коробочки,
после чего никаких сомнений в его подлом существовании не остается. Это успех,
господа… Это мы в выигрыше, а не они.
— Теоретически все так и есть, — с кривой ухмылочкой сказал
Багловский, старательно промокая носовым платком ссадину. — А вот на практике —
все бока болят. Качественно приложили, твари.
— Никого, часом, не опознали? — спросил Данил.
— Шутите? — фыркнул Багловский.
— Ну, мало ли…
— Да нет. Насколько удалось рассмотреть, все морды насквозь
незнакомые. А вы прямо-таки провидец, Данила Петрович, я это без лести говорю.
— Это скорее называется «накаркал», — покривил губы Данил,
убедившись, что все его усилия бесполезны и пиджаку не придашь даже видимости
приличной одежды. — Ждал я чего-то подобного, честно признаюсь.
— Знали или ждали?
— Пойдемте-ка в машину, — сказал Данил, не ответив. — А то
еще примут бдительные бабушки за тройку алкашей, покличут, злыдни, участкового
и загремим мы в неприятности… Едем прямиком на фирму, переоденемся…
— Вам легче, а мне домой придется, — уныло сказал
Багловский. — Я ж на фирме сменную одежду не держу. Соседи бы не увидели, а то
разговоры поползут.
— Постараемся подогнать машину поближе к подъезду, —
серьезно сказал Данил.
…И таково уж было его цыганское везение, что, прибыв на
фирму и стараясь побыстрее прошмыгнуть в свои апартаменты по пустынному
коридору, он нос к носу столкнулся с Оксаной Башикташ, и под ее умным,
ироничным взглядом почувствовал себя чуть неловко.
— Как я понимаю, это и называется — будни тайного агента?
спросила она ангельским тоном.
— Они, — ответил Данил, все еще ощущая неудобство в ребрах.
— Что поделать, не всегда же бывают смокинги, рестораны и роковые красотки…
Впрочем, в вас я тоже вижу некоторые перемены…
Она была одета в точности так, как утром, но прическа стала
другая классический узел, вошедший в моду в первые годы двадцатого столетия —
да на носу красовались очки в светлой оправе, определенно с простыми стеклами.
— Ну да, — ответила она безмятежно. — Опять встречалась с
акулами пера.
Очки в сочетании со старомодной прической и мини-юбкой
действуют особенно убойно. Научно выверено. Крайне возбуждающий контраст.
— Пожалуй, — признал Данил, окинув ее откровенным взглядом,
понизил голос:
— Ну, а когда мы поговорим?
— Можно вечером.
— Где?
— А прямо здесь, — сказала Оксана. — Босс решил устроить
небольшую пьянку, сиречь поминки — сегодня ж, насколько нам известно, в вашем
Шантарске Климова хоронят…
Данил добросовестно попытался высмотреть на ее гладком
личике следы скорби. Не удалось. Зато чертова девка, кажется, поняла:
— Вы считаете, я должна рыдать и рвать на себе одежды?
— Да ничего я не считаю, — пожал он плечами.
— Вам факс пришел. Из столицы.
— Сейчас заберу, переоденусь только… После хорошего душа и
приличной рюмки коньяка он почувствовал себя бодрее. Не беспокоя Беседина,
приводившего себя в божеский вид в соседней комнате, сходил за факсом сам.
Запер дверь изнутри и взялся за расшифровку.
При всей изощренности и могуществе научно-технической
разведки перехватить факс чрезвычайно трудно даже в наше время — вернее, для
этого следует пустить в ход немаленькие возможности вовсе уж серьезных
ведомств. А Данил искренне надеялся, что не привлек пока что внимание таковых.
Кроме того, перехватить — еще не значит прочесть. Можно, конечно, догадаться,
что замаскированные под скучную и обширную коммерческую сводку группы цифр на
самом деле представляют собой массив пятизначных чисел, но вот с остальным придется
повозиться. Бывают случаи, когда могущество мощных компьютеров, перебирающих в
секунду миллионы комбинаций, предстает мнимым. Существуют шифры, компьютеру
решительно не поддающиеся, нужно только уметь ими пользоваться…
Он долго сидел над листом бумаги, расшифровывая «луковицу»,
— снял первый слой, второй, вышел на третий уровень… не спеша выписывал букву
за буквой, единожды ошибся, но это был пустяк, слово и без того легко читалось…
Они там, в Москве, поработали на совесть. Понятно, за
такие-то денежки…
Тот, кто именует наше отечество Верхней Вольтой с ракетами,
— дурак набитый, российские золотые руки и светлые головы еще способны удивить
мир…
Никаких научных подробностей в шифровке не приводилось —
Данил с самого начала предупредил, что они ему не нужны, совершенно не
интересны. Важнее всего результат — как пели те симпатичные привидения из
Шпессарта. Важнее всего результат, чики-чики-чики-чик…
А результат заставляет волка встопорщить шерсть на загривке
и чутко втянуть воздух расширенными ноздрями.
В легких Климова обнаружились недвусмысленные следы отнюдь
не затхловатой воды из того озерца — ребята Лемке ее еще позапрошлой ночью
зачерпнули для будущего анализа. Климов перестал дышать, а следовательно и жить
оттого, что его легкие переполнились хлорированной водой, по своему составу
идентичной той жидкости, что циркулирует в здешнем водопроводе. Ошибки
исключены — эти люди, пока им платят аккуратно и в полном объеме, ошибок не
делают никогда.
Сначала Климова погрузили в ванну — судя по отсутствию следов
на теле, он был в том состоянии, когда сопротивляться человек не способен, — а
уж потом отвезли к озерцу и сбросили в воду.
Вот так. Не осталось никаких недомолвок в одном-единственном
конкретном вопросе. В остальном же…
