Поймав взгляд Данила, Тышецкий склонил седовласую главу и с
приличествующей скорбью негромко произнес:
— Это ужасно…
Данил вяло кивнул. Не было никакого желания вступать в
разговор, да потомок славных Топоров и не набивался — Данила он малость
побаивался, брала свое извечная интеллигентская робость перед Лубянкой…
Оксана заботливо налила ему еще стопочку, он подумал и
выпил, присмотрелся к ней — не мужским взглядом, а исключительно деловым.
Успела поддать, конечно, щечки раскраснелись, но для серьезного разговора
годится.
А откладывать этот разговор не стоит…
Не подыскав пока что подходящей фразы, способной послужить
мостиком, он вынул старинную серебрушку, поставил на ребро и крутанул. Монета
звякнула о блюдечко, упала профилем вверх.
— Можно взглянуть? — Оксана подняла монету двумя пальцами,
присмотрелась. — Вы что, тоже ударились в нумизматику?
— Не совсем, — сказал Данил. — Нашел вот…
— А она вам дорога как память?
— Ничуть.
— Сделайте мне приятное, спрячьте, а? Меня это дома достало.
Супруг полагает, мне чертовски интересно будет узнать, чем пражский грош
отличается от тымфа, а талер — от гульдена. От этих лекций впору на потолок
залезть.
Хорошо еще, последнее время Климов принимал удар на себя:
тоже увлекся, такое впечатление, сядут оба вечером, пивко выставят и тарахтят
на птичьем языке — ах, левендалер, ах, боратинки…
— Выходит, вы все же кое-что усвоили? — спросил Данил.
— Усвоишь тут, когда три часа зудят в уши… По-моему, эта
серебрушка как раз мужнина. Подарочек начинающему.
Данил внутренне подобрался. Нет, не стал бы Серега тратить
драгоценное время на вечернюю болтовню о монетах. Что же, на поверхность
вынырнул искомый ключ? Ведь монета-то лежала в потайном карманчике…
— Уверены?
— Очень похоже. Монетка не из редких, у моего дражайшего они
на столе кучкой валяются… Вам еще налить?
— А пожалуй что, — сказал Данил. Тышецкий повернулся к нему,
чуть приподняв свою стопку, с той же приличествующей случаю скорбью произнес:
— Безвременная кончина — это особенно печально…
— Судьба, — сказал Данил, глядя на Оксану. — Оллу оджак,
кырылы наджак, как выразился бы ваш папенька…
— Что?
— А вы по-турецки не понимаете?
— Увы…
— Я тоже не особенно силен. Но парочку пословиц помню. В
вольном переводе — чему быть, тому не миновать… Кисмет, сиречь-судьба…
Что-то изменилось в ее лице, но Данил не понял смысла. Она
пожала плечами:
— А я вот в турецком совершенно не разбираюсь. И в Турции не
была ни разу, хотя сейчас уж вроде бы чего проще… Ничуть не воодушевляет
историческая родина. Хотя фамилия, быть может, и знатная…
— Должен вас разочаровать, — сказал Данил. — У турок фамилии
появились лишь в двадцатом веке.
— Ну, это еще ничего не значит, верно? Можно было быть
знатным и без всякой фамилии…
— Тоже верно, — сказал Данил. — Хочется верить, что
происходите от пашей или беков, а?
— А почему бы и нет? Ужасно думать, что твои предки лет этак
пятьсот ковыряли землицу… Данила Петрович, мы с вами так и не поговорили
касаемо завтрашней пресс-конференции… Почему бы сейчас не обсудить?
— Ну, в принципе…
— Пойдемте? — она гибко выпрямилась. Вот все само по себе и
уладилось…
Шагая за ней следом, Данил успел перехватить чей-то
насмешливый взгляд с другого конца стола, но это его нисколечко не задело.
Пусть себе думают, что хотят, лишь бы в качестве объектов разработки не
подворачивались и хлопот не прибавляли…
— А сплетни не пойдут? — усмехнулся он, когда они поднялись
на второй этаж.
Оксана остановилась, повернулась к нему:
— О репутации заботитесь?
— Не особенно, — хмыкнул он. — Даму не хочется
компрометировать.
— Рыцарь вы наш… Вопрос можно? Почему вы даже здесь ходите в
этих дурацких очках? Они ж у вас с простыми стеклами… и прическа дурацкая,
совершенно вам не идет. Хотите, причешу как следует?
— Нам нужно серьезно поговорить…
— А кто спорит? — усмехнулась Оксана.
— Мне кажется…
— Глупости, — отрезала она. — Чтобы совершенно сбиться с
делового настроя, мне нужно выпить раз в пять больше, а я пока что
исключительно пригубливала… Ну, показывайте ваше логово. Выпить, надеюсь,
найдется?
— Был где-то коньяк, — проворчал Данил, извлекая бутылку из
шкафа.
— Зажгите настольную лампу, а верхнего света не надо, ладно?
Создайте должную атмосферу для секретов и роковых тайн…
— А что, грядут роковые тайны? — серьезно спросил Данил,
наклоняя бутылку над немаленьким бокалом.
— Как знать, как знать. Учитывая, что любая женщина сама по
себе роковая тайна. — Оксана положила указательный палец на горлышко бутылки и
держала, пока бокал не наполнился до краев. — Не сквалыжничайте, голова у меня
крепкая… Видите, отпиваю глоточек, и не более того.
— Да бога ради, — проворчал он. — Как выражался классик,
кушайте чаю сколько влезет и даже можете домой взять…
Оксана отпила еще глоточек, устроилась на диване и вытянула
ноги:
— Вы не снимете с меня туфли?
Данил подошел, расстегнул субтильные ремешки, снял узенькие
туфельки и аккуратно поставил их рядом с диваном.
— Благодарю вас, — церемонно раскланялась Оксана. — Теперь,
если вас не затруднит, расстегните мне верхнюю пуговицу, здесь душновато.
— Пардон, на брюках или на жакете? — спросил он совершенно
нейтральным тоном.
— На жакете, конечно.
Данил наклонился к ней и преспокойно расстегнул.
— Следующую.
Он выполнил просьбу с бесполым равнодушием, словно вскрывал
конверт.
— Садитесь вон туда, — сказала Оксана. — Можно, я положу
ноги вам на колени?
— Сделайте одолжение, — кивнул Данил. И с расстановкой
принялся выпускать дым, посмеиваясь про себя. Молчание затягивалось, он все так
же с отсутствующим видом дымил, откинувшись на мягкую спинку и не чувствуя ни
малейшей неловкости из-за затянувшейся паузы, наоборот.
— Господи ты боже мой! — фыркнула Оксана. — Вас что, так уж
и нереально вывести из себя?
— Интересный вопрос, — сказал он без всяких эмоций. —
Пожалуй что можно. Но только не стандартным набором шаловливых дамских
капризов.
— А вы, часом, не педик?
