— А вот это вряд ли, — сказал Данил. — Сие означало бы,
извини за откровенность, играть супостату на руку. Если они хотят, чтобы ты
отсюда убралась — будешь сидеть здесь, и точка.
— Но…
— Не надо, — поморщился Данил. — Что-то мне не верится,
чтобы этот субъект всерьез озаботился твоей изломанной судьбою и поломатою
жизнью.
Представляешь, что будет, если все же окажется, что тебя
внесли в некие списочки? И в аэропорту возьмут под локотки? Нет уж, коли
представители власти тебя просили не покидать город — следует подчиниться, мы
люди законопослушные или хотя бы стараемся походить на таковых. Дай-ка мне твою
краснокожую паспортину для вящего спокойствия.
— Нет…
Данил придвинулся к ней вплотную и нехорошо покривил губы:
— Верочка, не надо меня злить. Позволь напомнить: своими
невзгодами ты самой же себе и обязана, золото мое, никто тебя в грязь не пихал…
Ну?
И долго смотрел ей в глаза, не испытывая никакой жалости. Требовательно
протянул руку. Вера, прошептав что-то беззвучное — можно не гадать, определенно
в его адрес, — порылась в сумочке, прямо-таки швырнула ему паспорт. Данил ловко
поймал его на лету, сунул в карман и вежливо попросил:
— Посиди в другой комнате, милая, нам тут посекретничать
нужно…
Она ушла, хлопнув дверью так, что над косяком осыпалась
штукатурка. Данил огляделся. В большой комнате никто не прибрался, она так и
осталась печальной иллюстрацией к назидательному рассказу о неосторожных людях,
хранящих гранаты с ввинченными взрывателями: мебель изрядно посечена осколками,
ковер тоже, на потолке обвалился пласт штукатурки, от люстры остался жалкий
огрызок.
— Я тут стекло только подмел, — сказал Волчок. — Чтобы под
ногой ночью не хрустнуло, ежели что…
— Молодец, — рассеянно похвалил Данил, извлек загадочную
пробирку. — Вот такую, понимаешь ли, штучку я нашел в медведе…
— Где?
— А в мишке. Из климовской машины. Ты осторожнее заглядывай,
мало ли что… И держи от себя подальше. Свинца бы раздобыть, да где ж его
возьмешь вот так, с бухты-барахты…
— Может, поджечь щепотку?
— Лучше не пробовать.
— Вообще-то, это смахивает на кокаин, — сказал Волчок. — На
хороший, неразбавленный. Он как раз розовый, а вовсе не белый…
— Знаю, — кивнул Данил. — Только не настолько я еще из ума
выжил, чтобы неизвестную гадость на язык пробовать… Давай-ка ты немедленно к
Лемке.
Дозиметра там у вас, конечно, нет…
— Откуда?
— Ничего, достанете. Не бог весть какой дефицит в наше
время. Прежде всего проверьте на радиацию, ну, а уж потом из кожи вон
вывинтитесь, но в сжатые сроки определите, что это за гадость такая розовая. И
сразу, как только что-то получится, свяжитесь со мной. Я сейчас включу сотик, у
меня их с собой три штуки, так что на некоторое время безопасность прямой связи
гарантирована…
— Ясно. Значит, мне отсюда сваливать?
— И не просто сваливать, — тихонько сказал Данил. —
Забросишь порошочек к Лемке, объяснишь ему все, а потом обоснуешься где-нибудь
поближе к «Клейноду». Очень может быть, ты мне уже сегодня понадобишься.
— На предмет?
— Хватит нам отражать удары, — сказал Данил. — Очень может
быть, уже вечерком придется трогать кое-кого за вымя. Ты что расцвел, сокол
мой?
Скучно? Повоевать охота? Оставьте вы, бога ради,
мушкетерские настроения, мы не у себя дома, тут нам всем на мягких лапках
гулять треба…
— А с нее, значит, наблюдение снимаем?
— Ты знаешь, снимаем, — сказал Данил. — Чутье мне вещует,
что — никакого толку. — Его лицо на миг стало жестким. — И, откровенно говоря,
из этого следочка, сдается, все выжали. Досуха… Ладно, собирайся.
Он спустился во двор, постоял, вспоминая все, что знал о
здешних окрестностях. Свернул за угол, прошел метров двести и на стене возле
булочной обнаружил исправный телефон-автомат, а вот слежки за собой не обнаружил.
Сделал три звонка, дважды поговорил кратенько, а вот в
третий раз пришлось долго объяснять, что ему требуется.
Мозаика понемногу укладывалась…
Часть 2. Волк ощетинился
Глава 1
ОНИ ЛЕЖАЛИ РЯДОМ, КАК БУДТО СПАЛИ…
— А дело было так, — рассказывал Басенок, уверенно держа
руль левой. — Через польскую границу должны были рвануть сразу штук пятнадцать
африканцев.
Заплатили они по двести долларов с носа одному шустрому
пареньку, помолились своим африканским богам и, благословясь, посреди ночи
двинулись в путь.
Водил их паренек по лесу старательно и умело, со всеми
мыслимыми предосторожностями. Наконец добрались до границы. Граница как
граница, авторитетная: колючка в два ряда, высоченная, к дереву прибита
табличка, там череп и кости, по-английски написаны всякие страхи насчет
запретов и каторги за нелегальное пересечение… Струхнули сыны свободной Африки,
неприятно им стало. Но вокруг вроде бы тишина и симметрия, успокоились, достали
припасенные саперные лопатки, проделали лаз под нижней проволокой и поползли на
ту сторону. Паренек с каждым душевно попрощался, пожелал счастья в Европе… Ну,
на той стороне дождались рассвета и пошли сдаваться пограничникам. Теперь
представь ситуацию на этой самой «другой стороне»: идет дедок, гонит себе
коровенок, цигарку смолит — и вдруг вылезают на него из кустов пятнадцать
перепачканных негров, пляшут вокруг, в воздух чепчики бросают, орут на дикой
смеси языцев, как они любят Польшу, просят побыстрее отвести их на ближайший
пост… Бумажку тычут, там у них по-польски что-то написано… Дедок чуть умом не
рехнулся, пока объяснял им, что никакая это не Польша вокруг, а все еще
Рутенская Республика, окрестности колхоза имени литературного классика Явгена
Дрозда, а до Польши еще топать и топать… В общем, он, стервец, проволоку
протянул всего-то метров на десять в чащобе, поперек двух деревьев… Ночью и не
рассмотришь.
— Взяли?
— Ищем. Поди возьми его. И ведь, если возьмем, станет на
голубом глазу уверять, будто негров в глаза не видел, а колючку натянул шутки
ради. Бывали уже прецеденты. Негры в белых физиономиях разбираются плохо, как
мы в китайских, законом не запрещено частным лицам натягивать колючую проволоку
посреди общественного леса, а доллары не меченые, их еще отыскать надо…
— А ты думал… — сказал Данил отрешенно. — Изобретательность
людская — она и в ваших благополучных палестинах свое возьмет.
«Быть может, все же кокаин?» — тем временем думал он о
своем.
Правдоподобно складывается: автоперевозки, исчезновение
части файлов, кто-то воспользовался фирмой для решения сугубо личных и абсолютно
криминальных проблем, встречалось такое в мировой истории… Стоп, но Климов
нашел бы возможность передать порошок Лемке на анализ, это первое, что
толковому сыскарю пришло бы в голову… Но если — попросту не успел? Не дали ему
такой возможности? А медведя обследовать не догадались? Стыкуется эта версия со
всем остальным или нет?
