— Я не об этом. Пусть Олег разбирается, если только захочет
лезть в эту грязь… Оксана, я у тебя вижу одно-единственное ценное качество…
— Интересно, какое? — медоточивым голоском поинтересовалась
та.
— С органами ты никак не связана…
— Бог миловал.
— Вот и хорошо. Я просто не знаю сейчас, куда идти… В общем,
я тебе оставлю свой архив, — показала она на объемистую хозяйственную сумку. —
Там ничего компрометирующего, но для истории сохранить необходимо… Когда-то же
будут писать историю борьбы… Даю честное слово, ничего компрометирующего…
— Мы люди недоверчивые, — сказал Данил.
Присел на корточки, расстегнул сумку, покопался: груды
вырезок из газет, на русском, на рутенском, на парочке иностранных, ксерокопии
каких-то бумаг, фотографии, рукописи, разномастные книжонки… Действительно,
хлам.
— Извините, — сказал он, выпрямляясь. — Я человек аполитичный,
как уже говорилось, но не хочу, чтобы Оксанку во что-нибудь этакое ненароком
впутали…
— Вы это называете «впутали»?
— Ох, не надо дискуссий, — поморщился Данил. — У вас своя
жизнь, у нее своя…
— Но ты можешь это сохранить? Оксана?
— Да сохраню, сохраню, — досадливо заверила Оксана. — Что
это ты вдруг решила расстаться с бесценными сокровищами?
— Просто я не знаю, что со мной будет послезавтра, — заявила
Катя тоном ребенка, которому велели хранить секрет, но его так и распирает от
желания поделиться со всем белым светом.
Видимо, то же сравнение пришло в голову и Оксане, она,
переглянувшись с Данилом, безразличным тоном подначила:
— Катюша, какие ты глупости говоришь…
— Это не глупости.
— Ой, снова пошли роковые тайны, черные маски… Кать, тебе не
надоело мистифицировать парочку уставших, вымотанных любовников?
— Я тебя не мистифицирую… — она вот-вот готова была дозреть.
И, наконец, решилась:
— Послезавтра, на празднике, будет наша демонстрация…
— Тоже мне секрет, — фыркнула Оксана. — Весь город знает…
— Подожди, — заявила Катя, задрав голову с видом некоего
гордого превосходства. — Сейчас объясню…
Она взяла с полочки под зеркалом свою сумочку… Молниеносно
выбросив руку, Данил без труда отобрал у нее тяжелый револьвер с коротким
стволом.
Привычно осмотрел, отвел большим пальцем рубчатый язычок
стопора и выщелкнул барабан.
Ерунда. Газовый «Агент», заряженный холостыми патронами.
— Отдайте, вы!
— Пожалуйста, — Данил без колебаний протянул ей игрушку
рукоятью вперед. — Только не вздумайте бабахать в квартире, соседи вмиг
проснутся, сгоряча милицию позовут…
— Дорогой пан коммерсант, я еще не сошла с ума, —
торжественно заверила Катя, пряча револьвер в сумочку. — Так вот, Оксана, мне
достали пропуск на площадь. Там будет много иностранных журналистов, на сей раз
им замолчать ничего не удастся…
— Ах, вот оно что… — догадался Данил. — А смысл? Ну,
бабахнете в двух шагах от Батьки…
— Держите вашу иронию при себе, — отрезала Катя. — Я
прекрасно понимаю, что вам этого не понять… Но внимание свободной прессы к
этому событию как раз и сделает все не напрасным. Мы еще раз напомним о
политзаключенных…
Она выпрямилась, глаза горели нездоровым воодушевлением. «Ах
ты, Раймонда Дьен доморощенная, — ласково подумал Данил. — Так и видятся тебе
уже заголовочки европейских газет… Вот только ты и знать не знаешь, сколько
мадемуазель Раймонда в свое время получила денежек от нашего КГБ за свой, в
общем, абсолютно безопасный прыжок на рельсы… Да и растолкуй тебе, все равно не
поверишь. Ну, в конце концов, Софа Перовская и Маруся Спиридонова, как и ты,
старались исключительно идеи ради… что их для меня от этого не делает более
привлекательными. Лучше уж Раймонда, с той, по крайней мере, все ясно: получила
денежки — и честно их отработала, не пудря себе мозги идеологией…»
— Могу вас заверить: если вы решите меня выдать, это ничего
не изменит…
— Да бросьте, — сказал Данил. — Только мы с Оксанкой и
мечтали вас выдать… Никогда не мешал взрослым людям делать то, что им хочется.
Удачи…
Она произнесла на полтона ниже:
— Может, вы и в самом деле человек не окончательно пропащий…
— Да мне и самому так кажется, — сказал Данил. — Иногда.
Пламенная революционерка снизошла до того, что посмотрела на
него почти что благосклонно. Произнесла все с тем же оттенком жертвенной
гордости:
— Я на тебя полагаюсь, Оксана… И на вас. Сбереги архив, если
что… До свиданья.
Повернулась и вышла, бережно придерживая висящую на плече
сумочку.
Встретив взгляд Оксаны, Данил покривил губы:
— Что тут скажешь и что тут сделаешь…
— Ведь посадят дуру. Как пить дать. Даже не нужно особенно
изощряться с беззакониями, есть конкретные статьи…
— Ну, давай настучим, — сказал Данил. — Поищем в справочнике
номер дежурного, позвоним… Только если ее послезавтра и остановят, через неделю
выкинет что-нибудь почище.
— Это верно. В конце концов, каждый человек сам за себя
отвечает…Оксана подошла почти вплотную, но, сморщив нос, непроизвольно
отпрянула, виновато улыбнулась. — Вид у тебя… Помоешься?
— Я ж говорю, сейчас привезут мне сменные портки… и поедем
мы с тобой в одно тихое местечко. Хочешь ты или нет, а я тебя похищаю.
— Хочу, — сказала Оксана, не раздумывая. — Приключения вроде
сегодняшнего не для меня…
— Предпочитаешь приключения интеллекта? — усмехнулся Данил.
— Ты, часом, не читала Вилта?
— Нет. Но приключения интеллекта и в самом деле
предпочтительнее таких вот эскапад… Послушай, а в твоем тихом местечке найдется
уголок, где нас оставят в покое? — Она словно бы невзначай переменила позу,
халат облегал фигуру, словно поток прозрачного водопада, все, что скупо
представало взору между чуть распахнувшимися полами, волновало сильнее, чем
если бы было неприкрытым вообще. — Что смотришь?
— Очаровательна, чертовка, — сказал Данил.
— Я такая…
…Посадив Оксану в машину, он отошел с Лемке в глубь двора уже
ополоснувшийся, переодетый, собранный.
— Контейнер пришел, — сказал Лемке. — И ребятки прилетели. С
этим все в порядке, и то хлеб… Так вот, она прилетает завтра в десять тридцать.
Когда наш с ней говорил, то в конце сказал: «Встречать вас будет тот же парень,
что и в прошлый раз». Значит, нашего человечка под видом встречающего никак не
послать. Придется брать, нет другого выхода.
— Можно подумать, я предлагал другой вариант… — буркнул
Данил. — Все я понимаю, Капитан. Когда начинаешь действовать, отменить уже
ничего нельзя… но и наш ничего отменить не может. Волчок мне только что
сообщил, что они до сих пор не забрали Сердюка от Багловского, так он там и
лежит… А это замечательно, Капитан. Наш осторожничает, боится сделать лишнее
движение.
