Что свидетельствует еще и о предельно суженном круге
посвященных. Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа… Не
вздыхай, я все прекрасно понимаю: если это ловушка, не просто сгорят ребята, а
проигрыш наш стучится в двери… Но я, знаешь ли, в себе уверен. Будем брать
Адочку.
Будем брать нашего. У нас, по большому счету, сутки с
маленьким хвостиком.
Всего-то.
— Целых-то, — поправил Лемке, азартно поблескивая глазами в
полумраке.
— Ну да, все относительно… Короче, с утра выдвигай группы на
исходные.
Кончились умствования, началась война. Мне бы, как
главнокомандующему, изречь что-нибудь историческое, но к чему эти пошлости?
Коли расклад простой — началось…
Глава 4
ПАЛАЧ НЕ ЗНАЕТ РОЗДЫХА…
— Мы есть и будем щитом России на западном направлении, —
чеканил с экрана Батька. — Это не пожелание одного президента, это воля
рутенского народа, и я не имею права торговать его чувствами…
Данил не находил себе места, хотя внешне это и никак не
выражалось.
Связью он пользоваться запретил, знал лишь, что московский
самолет приземлился в расчетный срок, — что в две минуты удалось выяснить
совершенно легально, позвонив в справочную аэропорта.
Дальше начиналась неизвестность. Лично он — как и все, кто
пребывал на «двойной» квартире, — в любом случае успели бы уйти, на улице с обеих
сторон дома заняли посты опытные ребята. Но если Лемке завалится, это будет
означать, что завалится все. Что его-таки ухитрились переиграть на каком-то из
этапов. Что он где-то потянул пустышку, свернул на ложную тропку, проложенную
специально для него, упиравшуюся в великолепно замаскированную волчью яму. И —
кранты всему. В Лукашевича будут стрелять совершенно из другой точки,
«фейерверк» рванет совершенно не там, если вообще существует, все, все, все
летит к черту…
Вот в такие минуты и седеют, без дураков. Он встрепенулся,
взял со стола дистанционку и увеличил громкость телевизора.
— Экономика — дело хитрое, — отвечал Батька на очередной
вопрос. — И напоминает чем-то ювелирное дело. Бриллианты люди научились
подделывать испокон веков, не сразу и определишь, где фальшивка. Иногда
подсунут вроде бы и драгоценность, красивую, блестящую, а присмотришься — не
драгоценность это, сплошная подделка. А потому мы с иными драгоценностями еще
разберемся…
Мания преследования или тревожный звоночек? Данил не знал. Но
если вспомнить, что «Клейнод» по-рутенски как раз и означает «драгоценность»,
можно усмотреть за только что прозвучавшим весьма небезобидный каламбур.
Направленный конкретному адресату. Прав оказался старый
аппаратчик, и пошел в б рос? Подсунула какая-то невыявленная сука на стол
Батьке ювелирно сработанный компромат…
В случае выигрыша над всем этим можно будет посмеяться. А
при проигрыше… За все время операции Данил еще не переступал таких пределов
наглости, как сегодня: машина, закамуфлированная под милицейскую до полной
неотличимости, форма, мастерски подделанный спецталон. И все бы ничего, в тихих
уголках и не такое хамство проскакивало, но из-за завтрашнего праздника
заработали меры чрезвычайной охраны, и можно сгореть…
Он удержался, не вскочил с кресла, когда в замке негромко
повернулся ключ — уверен был в своих часовых на улице. И тут же отпустило
напряжение: Лемке, в безукоризненной форме милицейского спецназа с
полковничьими погонами, бесцеремонно толкнул чуть обмякшую гостью через всю
комнату, навстречу Данилу, рассчитывая, что тот подхватит. Данил подхватил,
конечно, усадил в свое кресло. Дама заворочалась, кашляя.
— Ты что с ней сделал? — равнодушно поинтересовался Данил.
— Пустяки, — сказал Лемке. — Она в подъезде начала что-то
соображать, задергалась, не ждать же, когда начнет вопить? Наша квартирка
как-никак у соседей пользуется хорошей репутацией. Ну, провел примитивные «три
четверти круга», сейчас очухается…
Сунув руки в карманы, Данил остановился над свежепохищенной
дамочкой, оценивающе оглядел С ног до головы. Описаниям полностью
соответствует: ухоженная, холеная кошка, прямо-таки со странички
«Космополитана»…
— Я поехал за клиентом? — спросил Лемке.
— Давай в темпе, — кивнул Данил.
И принялся копаться в кожаном портфельчике полулежащей в
кресле Ады. Не нашел там ничего уличающего впрямую хотя набросанная ручкой
схемочка, конечно, интересная…
Франсуа, присев на краешек дивана, наблюдал за ним с
непонятным выражением лица, напевая сквозь зубы что-то Данилу совершенно
незнакомое:
Eres Linda у hechicra, Como el candor de una rosa, Como el
candor de una rosa…
— Ты ж у нас эстет… — сказал он, оборвав песенку. — Дай ее
мне, а? Ведь не сможешь…
— Погоди, — сказал Данил. — Эстеты — они разные бывают… —
Услышав за спиной шевеление, обернулся. — Как себя чувствуете, госпожа
Кава-лерова? Извините за грубость исполнителей, но такова уж се ля ви…
Ада таращилась на него скорее негодующе, без особенного
испуга. Франсуа легко спрыгнул со стола, остановился у нее за спиной и ласково
сообщил:
— Попробуешь орать — глаза выдавлю…
— Что все это значит? — взорвалась она. — Как…
Данил кивнул, и Франсуа, с большой сноровкой стиснув ей щеки
широкими ладонями, заставил заткнуться.
— Как мы смеем, какие мы мерзавцы, как скоро нас всех
настигнет возмездие рассерженных больших людей… — скучным голосом протянул
Данил, подошел к ней почти вплотную. — Я вас умоляю, Ада, давайте без штампов.
Некогда нам баловаться штампами, госпожа Кавалерова, времени мало, а намерения
у нас, особо подчеркиваю, самые что ни на есть серьезные…
— Вы меня с кем-то путаете…
— Если верить документам, так оно и обстоит, — сказал Данил,
похлопывая себя по ладони левой руки ее паспортом. — Если верить конкретному
документу, вы и не Кавалерова вовсе, вы и в самом деле Ада Сергеевна, но —
Зайченко.
Интересно, как это совместить с тем, что многие охотно
опознают в вас именно Кавалерову, хозяйку фирмы «Мистраль»?
— Я вышла замуж, и…
— Ага, — сказал Данил. — Насколько понимаю, за гражданина
Зайченко? А почему ж в паспорте нет штампа о браке? Его ведь на имечко мужа
меняют только по предъявлении брачного свидетельства…
— В конце концов, это совершенно не ваше дело, — сказала она
с видом гордым и непреклонным. — Представления не имею, кто вы такие, но требую,
чтобы вы немедленно…
— Отпустили? Бог ты мой, какие пошлости… Полагаете, кто-то
будет убивать время и нарушать законы, переодевая ребяток в милицейскую форму,
откровенно похищая человека, за что здесь, как и везде, полагается приличный
срок… нет, даже двух похищая, я вашего шофера не сосчитал… а потом преспокойно
отпустит, едва дамочка надменно топнет ножкой? Поскольку я точно знаю, Ада, что
вы не идиотка, выходит, вы нас за дураков держите? Давайте сразу обозначим
декорации. Мы не правоохренительные органы и даже не народная дружина. Мы
вообще не отсюда. Ваши друзья хотели засунуть наши хвосты в мясорубку, но мы,
как легко догадаться, хотим, чтобы вышло наоборот. А потому советую как следует
подумать над своим положением. Эту фразочку давно затрепали авторы и хороших, и
бездарных боевиков, но что поделать, если она очень точно отражает порой
положение дел? И не стоит уповать на нашу цивилизованность и вашу половую
принадлежность. Мы — люди совершенно нецивилизованные. — Данил протянул руку и
похлопал ее по щеке (она брезгливо отстранилась). — Мне, например, случалось
видеть, как такие вот прелестные головки валялись на дороге совершенно отдельно
от туловища, а мой друг, что стоит у вас за спиной, видывал сцены и почище…
Пальчики мы вам ломать не будем, есть более эффективные, но еще более
болезненные процедуры.
