Запускайте сигнал «Вендетта». Ты слышал?
— Есть. «Вендетта».
— Шагай.
Оставшись один, Данил подошел к окну, прижался лбом к
холодному стеклу. В голове неотвязно крутилось: «…и послал Иисус, сын Навин, из
Ситтима двух соглядатаев тайно, и сказал: пойдите, осмотрите землю в Иерихон».
Два юноши пошли, и пришли в дом блудницы, которой имя Раав,
и остались ночевать там. И далее по тексту. Только одна Раав уцелела после
штурма Иерихона. В точности как наша Раав… которая спокойно уехала отсюда на
вишневой «Оке», но будущего не знала…
Быть может, она и заметила помятое крыло — но, уж конечно,
не стала возвращаться и задавать вопросы…
Ее еще не ищут по-настоящему — но скоро начнут искать. И
вишневую «Оку», и отвечающую описаниям свидетелей женщину с длинными черными
волосами, в белой летней курточке…
Оперативная группа уже, несомненно, шурует в квартире, куда
ее вызвал телефонным звонком побоявшийся назваться аноним, чей чуткий слух
привлекли шум драки и, главное, звуки, крайне напоминавшие выстрелы. В
квартире, где на мятой постели так и лежат Ада Кавалерова рядышком с майором
Пацеем, давно уже остывшие, принявшие почти всю обойму «Макарова», который
сейчас покоится за батареей на лестничной площадке в доме, где живет Оксана. В
квартире, где в ванной валяется кружевное бельишко Оксаны и отыщется еще
несколько вещичек с ее пальчиками. В квартире, где некая женщина, застав
неверного любовничка с другой, высадила сгоряча в обоих полную обойму.
И, что характерно, несколько человек видели, как эта самая
женщина, разъяренной кошкой вылетев из подъезда, прыгнула в вишневую «Оку» и
дала газу столь неосторожно, что помяла крыло о барьерчик из железных труб,
ограждающий детскую площадку. И следы вишневой краски там остались, и длинные
черные волосы свидетели помнят, и куртку, и номер машины — в чем особенно
преуспела одна из них, ветеран МВД, кавалер ордена Красной Звезды и десятка
медалей Митрадора Степановна Фомина, оказавшаяся в тех местах, в общем,
случайно, но способная оказать неоценимую помощь следствию благодаря
профессиональным навыкам, не забытым и на пенсии. Это хорошо, что Данил в свое
время озаботился выучить Надюшу водить машину…
И никакого алиби. Никто в «Клейноде» не видел сегодня
никакой Оксаны Башикташ. В «Клейноде» вообще никого не было весь день, и
Черского тоже праздника ради отправились пропустить рюмочку. В общем, пусть
выпутывается.
При удаче может и выпутаться, тут уж — как повезет. Оксана
была права — он не смог бы. И приказать другим тоже не смог. Но и быть
благородным до одури не согласен. Не его роль. Пусть выпутывается, если сможет.
Это — за Олесю…
Басенок обойдется. У него и так есть снайпер, и белобрысый,
и магнитофонные записи, и еще кое-что. Достаточно, чтобы надрать задницу
конкурирующим службам, а самому предстать в белом. Потом можно будет спеть ему
под водку чуточку переиначенную старую песенку польских улан:
Пики подняты, сабля — в ладонь, Де-мо-кра-та — гонь, гонь,
гонь!
Басенку не может не понравиться.
А перед Пацеем и Адой Данил Черский, в принципе, чист. Он
обещал и той, и другому не выдавать их местным спецслужбам — и слово свое
сдержал свято. Тем более, что и не клялся сохранить им жизнь. Мансур, волчара,
этот азиатский ход сумел бы оценить по достоинству, это ж он однажды обещал
Данилову информатору, что тот уйдет на своих ногах — и слово сдержал. Правда,
он не клялся, что не станет обрубать руки и отрезать уши — но это уже другой
вопрос…
Да, Мансур бы оценил…
Эпилог
В ИЕРИХОН
В кабинет его провела не лишенная смазливости секретутка в
черном деловом костюмчике с довольно-таки символической юбкой. Но глазеть на ее
ножки Данил не стал и из-за того, что сюда могла докатиться заокеанская мода
касаемо судебного преследования за «непристойные взгляды», и оттого, что
представлял сейчас серьезную фирму, а следовательно, должен был держаться
солидно.
Однако ножки внимания стоили.
А вот кабинет — вряд ли. Скучный был кабинет, пустоватый,
обставленный с холодной деловой стерильностью.
— Садитесь, герр Шерски.
— Черский, — мягко поправил Данил садясь. — Впрочем, вам это
столь же трудно произнести, как нам имитировать штирийский говор, поэтому не
буду педантом…
Он открыто взглянул на человека по другую сторону стола —
прекрасно сохранился, старая сволочь, никак не дашь восьмидесяти, даже волосы в
основном целы, хотя и реденькие. Что поделать, дольше всех, как правило, живут
именно фабриканты оружия и военные, какие там чабаны…
— Знаете, я полагал, что на стене у вас непременно будет
висеть парадная сабля, — сказал Данил.
— Во-первых, это давно вышло из моды. Во-вторых, что гораздо
существеннее, герр Шерски, вам, как договаривались ваш секретарь с моей
секретаршей, отведено десять минут. Ваше право, как это время использовать, но
я бы порекомендовал держаться ближе к делу…
— Однако, насколько мне известно, я у вас сегодня последний
посетитель, герр Хольцман…
— И что с того?
— Увидим, — сказал Данил. — Всякое может случиться, герр
оберштурмфюрер…
Высокий, худощавый старик иронично усмехнулся:
— Ваффен СС, герр Шерски. Зеленая форма, не черная. И
качественно другое отношение в те полузабытые времена…
— Так-таки и зеленая? — усмехнулся Данил. — И непременно —
Восточный фронт?
— Быть может, все же попросить секретаршу вас вывести?
— Не стоит спешить, — сказал Данил. — Мы еще не обсудили
крайне интересную историю двух Хансов Хольцманов. Вас и вашего двоюродного
брата. В те времена, которые вы изволили назвать «полузабытыми», было два Ханса
Хольцмана. Один и в самом деле воевал на Восточном в рядах зеленых СС. А второй
все-таки был черным. О чем остались кое-какие документы, касавшиеся в первую
очередь добровольческой пехотной дивизии СС «Лангемарк», где второй Хольцман
натаскивал бельгийцев… но и некоей истории в Роттердаме. С парашютистами.
— Эти старые истории… Кто их теперь помнит?
— Ну, тут возможны разные мнения, — сказал Данил. —
Англичане до сих пор уверены, чудаки, что во время той войны расстрелы их
летчиков были не милыми шалостями, а военными преступлениями. Можно
поинтересоваться их мнением…
Видите ли, перед тем, как приехать к вам, я долго копался в
архивах, герр Хольцман. Они громадны и до сих пор не разобраны толком, но люди
целеустремленные и упрямые могут откопать немало интересного. Например, историю
о хватком парне, который в неразберихе сорок пятого года все же ухитрился
превратить себя в собственного двоюродного брата, благо тот не мог протестовать
из Валгаллы…
«Хорош, волчара, — оценил он. — Красиво плюхи держит».
