– Экий ты, касатик, прыткий, ну прям егоза, –
огорчилась фурия и выплюнула «беломорину». – Нет бы посидеть рядком,
поговорить ладком. А то сразу быка за рога, тёлку за вымя. Ладно, внимательный
ты наш, вот бери, здесь положено, как обещано. Пока несла, чуть пупочек не
развязался. – И она придвинула к ногам Песцова свой саквояж, оказавшийся
неподъёмным. – А тару взад попрошу. И без проволочек.
– Значит, наложено, как обещано? – Песцов сдвинул
древнюю застёжку, глянул и внутренне обомлел.
Вот тебе и старая кикимора в погребальных ботах «столько не
живут». С прохудившимися сфинктерами, зато в сумке – лимон. Да уж, полна чудес
великая природа…
– А теперь, касатик, слушай внимательно и
запоминай, – веско проговорила старуха и вытащила свежую папиросу. –
Для проведения акции понадобятся три транспортных средства уровня «Жигулей» и
три незасвеченные точки, желательно в спальных районах. Надо организовать это
за три дня, строго к четвергу. Все дальнейшие инструкции потом, при следующей
встрече. Впредь ко мне обращаться без всяких там «уважаемых», просто по
имени-отчеству: Надежда Константиновна. Ну всё, касатик, бывай, не чихай, не
кашляй. И про сумочку мою не забудь, верни. Бывай.
С важностью закурила, сплюнула, поднялась и, зловеще
постукивая по дорожке палкой, сгинула там же, откуда появилась, – за
чугунным Петром. Остались запах тухлятины, сумка с миллионом долларов и
ощущение комикса для дебиловатых подростков.
– А как у нашей бабушки, бабушки-старушки… –
Песцов подхватил саквояж, вскочил, отбежал глотнуть свежего воздуха, –
семеро разбойников отобрали честь… Бедняги… – Вытащил ручку «Паркер», она
же индикатор излучений, нажал на кнопочку, довольно хмыкнул. –
Оц-тоц-перевертоц, бабушка здорова…
Потряс сумку, чтоб плотней улеглось, глянул по сторонам и
пошёл к машине. Сел, пустил мотор и, уже не торопясь, в спокойной обстановке
всё-таки обнаружил в саквояже трёх «жучков». Да, Надежда Константиновна была
ведьмой ещё той. И тоже, видимо, число «три» уважала…
Краев. Предупреждение Ури Геллера
Жил Краев на Московском проспекте, в двухкомнатной
коммуналке. Собственно, изначально квартира была папина, мамина и его. Он
учился классе в пятом или в шестом, когда квартиру этажом ниже заняли новые
жильцы. Соседка пришла знакомиться, и Олежек, в тот момент находившийся дома
один, доверчиво пустил её на порог. «Ка-акие хоромы! – восхитилась она,
словно у неё были не точно такие же. – Смотри, мальчик, вот помрут твои
родители, и тебя немедленно „уплотнят“…»
Да уж, странным образом Господь привешивает некоторым людям языки.
Вот покупает радостный человек охапку цветов, и обязательно рядом возникнет
такая же тётка, чтобы осведомиться: куда столько берёшь, на похороны небось?..
Возможно, жиличка с нижнего этажа не понаслышке знала, как
это, когда «уплотняют». Не исключено, что она даже считала, что этак
по-доброму, по-житейски предупредила Олежку… Он закрыл за ней дверь, мысленно
желая соседке застрять в лифте, облиться кипятком и утонуть в унитазе. Взрослые
почему-то считают, что дети по природе своей легкомысленны и быстро всё
забывают; не наше дело выяснять, так оно по статистике или не так, скажем
только, что Краев этого разговора не забыл.
Всего через год он лишился отца, и квартира стала мамина и
его. А ещё через десять лет – его и жены. Потом жена потребовала развода,
отсудила одну из комнат и продала.
С соседкой Краев не здоровался до сих пор…
Впрочем, грех роптать, с подселенцами ему повезло.
– Тома-джан, привет! – Краев набрал в ковшик воды,
поставил на огонь. – Рубен не звонил, когда будет?
Кинул лаврового листа, добавил перца, вынул из морозильника
импортные по рецептуре пельмени. И для начала прямо в пакете грохнул их об пол,
чтобы никакого там коллективизма. Не то чтобы он был классическим холостяком,
который не любит и не умеет готовить. Просто в холодильнике у него в последнее
время слишком часто вешалась мышь… а кушать очень хотелось, и не в отдалённом
светлом будущем, а прямо сейчас.
– Скоро придёт, – улыбнулась соседка. –
Слушай, у меня тут плов поспевает, где-то через полчаса будет готов. Прячь-ка
ты свои пельмени обратно!
Когда-то, надо думать, она была красавицей, стройной,
большеглазой, грациозной, как лань. Сейчас – всего-то чуть за тридцать, а уже
морщины, седина, усталый взгляд… Взгляд женщины, слишком много испытавшей и
давно не верящей в чудеса.
Краев самым серьёзным образом прислушался к своему
организму. И констатировал, что ещё полчаса ради Томкиного плова – с трудом, но
всё же протянет.
Из чугунного казана уже веяло невыносимо вкусными ароматами,
и, словно на запах, в прихожей появился Рубен. Работал он без графика, и притом
в соседнем дворе, так что имел обыкновение обедать дома.
– Барэв, барэв, сирели…
[60]
Пламенный,
революционный, от рабочего класса!
Рубен был высокий брюнет с интеллигентным лицом и манерами
падишаха в изгнании. Только глаза были такие же потухшие и усталые, как у жены.
А какими им, спрашивается, ещё быть?..
Жили-были в советском городе Баку он и она. Неправдоподобно
молодой профессор-историк – и дипломница гуманитарного института. Корифей науки
армянин – и азербайджанская красавица-студентка. Да уж, нет повести печальнее
на свете, если кто понимает. Родня с обеих сторон рыдала, рычала, топала ногами,
изображала Монтекки и Капулетти, грозила всеми карами и несчастьями. Всё стало
совсем плохо, когда заполыхал Карабах и в Баку пошли армянские погромы. Горе
народу, способному пойти на поводу у националистов! Горе родственникам, которые
оказались только способны шпынять беззащитных влюблённых, а вот встать рука об
руку и отвадить погромщиков, как сделали в некоторых старых кварталах, –
кишка оказалась тонка… Голодный специалист по древним цивилизациям и его
беременная ассистентка смешались с толпами беженцев… Вволю помотав по стране,
круговорот судьбы занёс их на север, и в городе трёх революций Рубену крупно
повезло. Он встретил знакомого. Своего бывшего студента и перспективного
ученика, ныне – владельца автобизнеса, сумевшего прижиться и крепко пустить корни.
Понемногу оформились и прописка, и жильё, и постоянная работа… Кандидат наук
трудился подручным маляра, возился со шпаклёвкой, шкуркой и лейкопластырем.
Зарабатывал хлеб – без икры, но иногда с маслом…
…Рубен оперативно помылся, обиходил бороду, причесал усы и,
вновь сделавшись похожим на падишаха, вошёл на кухню, к столу. Правда,
доводилось ли падишахам благоухать мылом, ацетоном и дезодорантом, о том
древняя история умалчивает.
– Уж мы «Мерсюк» один красили-красили… – с
застенчивой улыбкой извинился Рубен. – И так и этак, и с тройной проявкой…
[61]
Ещё десять тысяч слоёв – и будет как новый!
