– Ну вот, начинается, – мрачно прокомментировал
Воробьёв. – Люди в чёрном. А ещё говорят, будто у нас ни парапсихологией,
ни аномальными явлениями не занимаются… Кто это, не подскажете?
– Самой бы кто подсказал, – вздохнула
Варенцова. – Подозреваю только, что по мою душу… Ладно, Толя, спасибо.
Орешки у тебя супер… солёненькие… Позвонишь по результатам вскрытия, хорошо?
Выбралась из «Лексуса» и сразу увидела, что человек в панаме
действительно шёл к ней, видно направленный милицейской рукой.
Он даже не подумал поздороваться:
– Подполковник Варенцова?
Лицо у него было живое, худощавое, но какое-то невыразимо
фальшивое, словно прикрытое маской. Вернее, второй кожей.
«Скинопласты, – догадалась Варенцова. – Фантомас
отдыхает…»
Вслух она спросила не особенно дружелюбно:
– А кто спрашивает?
Вот так, как в Одессе, вопросом на вопрос. А то разлетались
тут всякие супермены в панамах.
– Кто надо, тот и спрашивает, – вытащил бумагу
человек, шмыгнул острым носом, щёлкнул фонариком. – Читайте. Всё ясно или
объяснить?
Ксива была действительно суперменская. Убойно-тяжеловесная,
бьющая наповал.
«Всем органам ФСБ, СВР, МВД, командирам воинских частей,
боевых кораблей и соединений. Председателям правительств областей, мэрам
городов, руководителям администраций всех уровней…
Безоговорочно выполнять… Содействовать… Оказывать всемерную
помощь… В случае неподчинения и невыполнения…»
…Короче, получишь личного пинка от того, кто ксиву подписал.
А выше той подписи – только звёзды.
– Ну? – подняла глаза Варенцова. – И что?
– А то, – усмехнулся человек в панаме, – что
это дело забираем мы. Велите милицейским недоумкам убрать их пародию на
оцепление. Чтобы нам не пришлось применять силу. – И, опустив из-под
панамы едва заметный микрофон, резко приказал: – Первый, Второй, Третий, это
Шестой. К машинам.
Как по мановению волшебной палочки из рефрижераторов стал
выпрыгивать народ, крепкие плечистые парни в чёрных комбинезонах. Сразу
чувствовалось – злые, натасканные. Числом не менее роты. Таким только скажи «фас»…
– Ладно, – кивнула Варенцова. – Оно вам надо,
ну и берите. На кого мне сослаться в рапорте?
– Кивните на управление «Z», и все вопросы отпадут сами
собой, – хмыкнул человек в панаме. – Ну что, товарищ подполковник,
пойдём решать вопрос?
Пошли. И решили. И человек в панаме взял управление в свои
руки. Больше здесь делать было нечего… Варенцова села в машину, посмотрела, как
взлетает вертолёт, да и поехала в родное управление – доедать щуку. По пути
спохватилась, велела остановиться, накупила творога, сметаны, «докторской»
колбасы. «Желудок у котёнка не больше напёрстка, но влезает в него столько…»
А рыжий пассажир, свернувшись калачиком, знай себе дрых на
заднем сиденье. Люди в панамах, милицейская чехарда, чёрные вертолеты – какая
ерунда… Проснулся котёнок уже в Питере, на берегах Невы, в массивном здании,
таком высоком, что из его подвалов, говорят, видна Колыма. Правда, для котёнка
это здание состояло из блюдечка со сметаной и бумажного бантика на длинной
верёвочке. А также из смятой газеты, на которую его отнесли облегчиться. И
наконец котёнок снова свернулся на тёплых, уже основательно любимых коленях, и
ласковые пальцы стали перебирать его шёрстку.
– Ну-ка, ну-ка, а это у тебя что?..
Гладя питомца, Оксана с удивлением обнаружила завязанный у
него на шее шнурок. От правого полуботинка мёртвого доктора Чартоева. И на
шнурке – истертую, размером с копейку, пробитую по центру монетку. Брось такую
на улице, никто и не нагнётся.
«Так, так, так. Это что же у нас такое получается? –
Оксана развязала узелок, повертела удивительно невзрачный трофей. – К
доктору кто-то ломится, режет собак, разносит террариум с аспидами, а он в
предчувствии конца не пытается ни сопротивляться, ни бежать, вытаскивает
шнурок, спасает монету. Ну и что же в ней такого особенного, чтобы о ней под
пыткой молчать?..»
Монета упорно притворялась обыкновенной.
– Ну а ты-то что скажешь, тихоня? – обратилась
Варенцова к котёнку. – Тоже молчишь? Вот и будешь за это Тихоном…
Толина флешка уже сидела в компьютере, и на экране
разворачивалась жизнь доктора Чартоева – хоть и в сухих, штампованных фразах,
но тем не менее интересная. Происходил он из чеченского тейпа Чартой,
известного тем, что чартоевцы никогда не воевали, но были
миротворцами-посредниками во всех военных делах.
[74]
Закончил
Чечено-Ингушский университет, специализировался в герпетологии, работал во
Фрунзенском, Севастопольском и Новосибирском серпентариях, защитил учёную
степень доктора биологических наук. Автор более ста научных монографий и
статей, посвящённых проблемам разведения и эксплуатации ядовитых змей. В 1995
году арабский мультимиллионер Жани Аль-Уфи пригласил его на границу Ливии и
Египта заведовать частным серпентарием. И всё бы хорошо, но по непроверенным
данным реальным хозяином серпентария был известный террорист Аль-Масуд из секты
«Рифаи» – древнего и весьма успешного клана наёмных убийц. Свою историю «Рифаи»
вели чуть ли не от псиллов – древнего племени заклинателей змей. По преданию,
именно к ним обратился Октавиан, дабы оживить ужаленную Клеопатру. Так или
иначе, Чартоев пробыл в Северной Африке восемь лет, а затем вдруг пустился
колесить по всему белому свету. Англия, Китай, Бенин, Бирма, Таиланд, Габон,
Сингапур, Филиппины, Пакистан… Ни дать ни взять заметал следы. И наконец
вернулся в Россию, да не в Ичкерию, а в Петергоф. Здесь купил старый дом,
построил на его месте дворец с огромным террариумом и, похоже, отвёл душу –
закупил кобр. Образ жизни доктор вёл одинокий, замкнутый, без друзей и
любовниц. Нигде не работал, кредитов не брал, однако в деньгах не нуждался, а
время в основном посвящал путешествиям в Интернете. Причём интересовался не
змеями, а древней историей, а точнее, персидским царём Камбизом и всем, что с
ним связано.
«Камбиз, персидский царь… – набрала Варенцова в
Рамблере и нетерпеливо прикусила губу, дожидаясь результатов поиска. –
Ага… Царь как царь, ничего особенного. Подло узурпировал власть, угробил
пятидесятитысячную армию, нажил множество врагов, спровоцировал вооружённое
восстание и в конце концов помер от сухой гангрены в кости. Ну и что?»
– А ты, случаем, не в курсе? – повернулась она к
котёнку.
Тот под её ладонью перевернулся на спинку и обхватил лапками
палец…
Когда настало утро, Варенцова сдала дела, села в машину и
поехала домой. Правда, не одна, как обычно, а с Тихоном.
Утро было свежее и замечательное, на любимой тропинке пахло
свежей травой. В пруду плавали нарядные утки, у двоих встречных собачников
оказались удивительно воспитанные и дружелюбные псы… и даже бомж на скамеечке
был совсем не похож на бомжа. Начищенные, смазные сапоги, ватник хоть и на
голое тело, но чистый. А одухотворённое лицо в иконописной бородке, а голубые
проницательные, играющие жизнью глаза… Обряди такого в белую хламиду – и
готово, хоть сейчас пешком по воде.
