– Естественно, дорогой партнёр, приступайте. –
Хозяин дома поднял стакан, кивнул, задумчиво, с видом эстета посмотрел на
свет. – Истина в вине? Чушь. Истина в крови…
Посолил, поперчил, тщательно размешал и не торопясь выцедил
багровый нектар.
– А мне бы вот эту… – засмотрелась в куб
Облегчёнка.
Панафидин принялся читать. Монотонно, скучно, без эмоций.
Подобное чтение в России характеризуют сравнением «как пономарь», хотя кто из
ныне живущих сумеет, пусть в общих чертах, объяснить, кто такой пономарь?..
Читал Панафидин долго. Хозяин и остальные гости прикончили всех змей, вволю
напились освежительного, Брутальный ободрал и порезал плоть, положил со
специями томиться. Казалось, панафидинское чтение он вовсе пропускал мимо ушей,
однако это было не так.
– Уважаемый партнёр, – заметил преемник Джеронимо,
когда Панафидин иссяк. – Всё хорошо, но вот с номерами четырнадцать и
пятьсот двадцать три, по-моему, недоработка. Какой-то там муляж взрывного
устройства с целью воздействия на психику клиента… Пфуй! – Обсидиановые
глаза сверкнули чёрным огнём. – Пластида полкило ему в унитаз, чтобы
копчик в черепушке застрял. А эти ваши опухоли в мозгу, медленные, задумчивые и
печальные? Нечего, дорогой партнёр, время тянуть. Его, так-то говоря, у нас
осталось немного… А потому – только радикальные решения, никаких полумер.
– Естественно, уважаемый партнёр, никаких
полумер, – согласился Панафидин. – Однако в плане четырнадцатого
номера не всё так просто. С ним напрямую был связан шестьсот сорок второй и
наверняка оставил ему какую-то информацию. Так что здесь, полагаю, рубить с
плеча нам не след. А вот что касаемо пятьсот двадцать третьего – понял,
осознал, каюсь. Будем исправлять, пришлём ему специалиста.
– Да, да, пришлите. И найдите самого лучшего. –
Брутальный оскалился. – Чтобы никаких больше опухолей. И никаких мозгов…
Ну что, дорогие партнёры, останетесь ночевать? Нет? Надо возвращаться, дела?..
Что ж, жаль… Да, кстати, – он начал убирать со стола, тряпка в его руках
оставляла кровавые разводы, – тот апачский койот, что привез вас
сюда, – серой масти. Надеюсь, мне не нужно объяснять, как поступают с
отступниками? Ну всё, уважаемые партнёры, спасибо за компанию. Бон вояж.
И наверное, впервые за все время он улыбнулся. Получилось
настолько страшно, что сам Джеронимо бы позавидовал.
Варенцова. Госпожа и её раб
Случалось ли вам, любезный читатель, в жаркий, пыльный и
потный день сидеть в пробке где-нибудь на подходах к Аничкову мосту и смотреть
из окошка машины на резвых мальчиков, бесплатно сующих водителям какие-то не то
журналы, не то рекламные каталоги нового магазина?.. Одному из авторов этих строк
– доводилось, и журнальчик был взят, скажем прямо, больше с мыслью о растопке
для дровяной печки. Поэтому красочное издание под названием «Рандеву» ехало всю
дорогу небрежно закинутым на пол между сиденьями. Да и по приезде домой
оказалось опять-таки на полу, рядом с кочергой и совком.
Печка уже зияла распахнутой топкой, когда журнал оказался
всё-таки раскрыт… отложен в сторонку… и наконец прочитан, что называется, от
корки до корки.
Вы будете смеяться, но массу нового и интересного узнал не
только автор, но и его отец, справлявший в тот год почтенное восьмидесятилетие.
Город Питер приоткрылся с совершенно неожиданной стороны. Ну, то есть, сейчас
уже никого не шокируешь анатомическими снимками красавиц-забавниц, от худющих
«моделей» до фигуристых «пышечек», ждущих встреч с обаятельными и, главное,
щедрыми кавалерами. Но как не впасть в философскую задумчивость, глядя на
портрет грозного вида тётки с хлыстом в крепкой руке?
«Госпожа приглашает в гости раба, – гласил
текст. – Свяжу, выпорю, унижу морально и физически. Где ты, мой покорный
раб?»
…А теперь представьте, что на том перекрёстке стояла не
скромная авторская «Нива», а широченный лоснящийся «Мерседес». И сидел в нём не
кто иной, как Николай Васильевич Клюев. Ну конечно – тот самый. И тоже, скучая
в пробке, позволил просунуть в приспущенное окошко глянцевый, кричаще-розовый
журнал.
И открыл его.
И пролистнул, косясь в ветровое стекло на корму
впередиползущей машины.
И наткнулся на объявление от Госпожи, ждущей в гости Раба.
Хмыкнул, покачал головой… стал листать дальше…
Но почти сразу вернулся к той же странице, а потом – благо
был в машине один – вдруг вытащил мобильник и позвонил по указанному телефону.
Выслушал нарочито хамский ответ… испытал небывалый и необъяснимый душевный
подъём… И, еле дождавшись зелёного света на светофоре, рванул под запрещающий
знак, рванул с визгом и проворотом колёс, как не ездил уже давно.
Волнуясь, точно мальчишка, затормозил у облезлой хрущобы…
И была порка.
И все обещанные унижения.
И грандиозный оргазм, по сравнению с которым меркли и
исчезали все его прежние сексуальные достижения.
В общем, он понял – пришла любовь.
И пусть будет стыдно тому, кто за это бросит в Николая
Васильевича Клюева камень. Не последние люди в человечестве увлекались подобным
интимом…
[99]
– Люся, к ужину не жди. У нас тут внеочередная сессия…
Что? Как? Зачем? А, ну конечно. Всё, целую, пока…
Вокруг уже вовсю бушевала весна: ярко светило солнышко,
чирикали воробьи, некоторые девушки выбрались на улицу без колготок. Ножки,
правда, в своём большинстве ещё не блистали загаром, но тем не менее… Впрочем,
женщина для Николая Васильевича с некоторых пор существовала только одна.
Люся?.. Господь с вами. Какая Люся, когда сегодня его ждала ОНА – воистину
Госпожа его сердца и души, властительница его дум, исполнительница желаний… Та,
о которой вот уже скоро год были все его чаяния и мечты…
Глянув на часы, он поехал в дорогой бутик. Там трепетно,
долго выбирая, купил чулки, туфли, блондинистый парик, ажурный комбидрес и
поехал на юг – на периферию города, в спальный, малолюдный в это время район.
Там, на третьем этаже невзрачной пятиэтажки, его ждали.
– А, это ты, говнюк? – открыла ему дверь плотная,
с недобрым взглядом бабища. – Припёрся, значит. Тогда деньги гони!
– Вот, госпожа… пожалуйста… Всё в полном объёме… –
чувствуя себя восхитительно виноватым, выдохнул Николай Васильевич, вытащил купюры,
сунул бабище в лапу и следом ту лапу облобызал. – Жду повелений, госпожа…
– Ну, рази так, – подобрела баба, – готовься
давай. Уж я тебя обихожу.
– Да, госпожа, да… – засуетился Николай
Васильевич.
И принялся лихорадочно раздеваться на одном квадратном метре
захламлённой прихожей. Долой костюм, рубашку, трусы, скорее долой! Оставшись в
чём мама родила, он судорожно вздохнул, потянулся, икнул от страшного
возбуждения и принялся надевать парик. Затем настала очередь чулок, туфель,
пуговок комбидреса. Судья был почти готов, когда появилась бабища –
встрёпанная, босая, в сизых панталонах и чёрном бюстгальтере, больше
напоминавшем бронежилет. В правой руке она держала мухобойку, а левой… Её левая
рука поглаживала огромный, приспособленный на ремешках резиновый орган
«strap-on».
