– Эй, Чёрный, подожди. Притормози, Чёрный… – в
некоторой растерянности покричал ему вслед Харя. Тоже выругался, вздохнул и
повернулся к товарищам, державшим в руках автоматы. – Ну ты смотри, сука,
бля, все запортачить и свинтить! Как есть в натуре вольтанутый. А, Ржавый?
– Чёрный болт, ниггер, что с него возьмёшь, –
отозвался Ржавый. – У, обезьяна…
– Сам ты, кореш, жертва аборта, – вклинился в
разговор третий, жилистый, татуированный и мрачный. – Кто вертухаев
замалинил?
[126]
Кто буркалы их позорные отвёл, а? Кто с понтом
собак уконтропупил? Кто…
– Ну всё, хорош базлать, – оборвал Харя. Выругался
в незапамятный раз и обратился к пассажирам: – Всем сидеть на жопе ровно, не
вошкаться, пакшами не махать, языками не чесать. Торбы, сидоры, погреба
[127]
и углы
[128]
к осмотру. Бабки, хавку,
зелень и рыжьё в оркестр. Шмаляю без предъявы, калибр пять сорок пять…
– Бьянка, ты с ним что, знакома?.. – Рыжий бородач
глянул вслед чернокожему, уже исчезнувшему за ёлками. – День свободы
Африки, блин…
– Так, приватно познакомились в Америке, – манерно
усмехнулась его спутница. Жутких зэков, приближавшихся по проходу, для неё как
будто не существовало. – Кругом, знаешь ли, ядра летают, ужасный этот
«Монитор» долбит, точно дятел…
[129]
Шум, гам, кровь, вонь. И
тут он, в форме сержанта северян: «Разрешите, мэм, помочь вам донести эту
корзину с кукурузой. Такие руки нужно беречь…»
– Ну и?.. – сделал страдальческое лицо бородач.
Бьянка улыбнулась ему, лукаво и благосклонно:
– Ну и. Вечером, Песцов, вечером доскажу.
Тем временем негодяи не мешкали: затащили в автобус
обмякшего, окровавленного водителя, симулянт в трусах сел за руль, а Харя с
товарищами понесли вдоль прохода здоровенный раскрытый баул, куда было велено
кидать деньги, драгоценности, телефоны и жратву.
Автобус ожил, задёргался, развернулся и поехал назад – в
сторону железной дороги. Не в Пещёрку же беглецам, действительно, было ехать?
Напряжённо сидевшая Оксана непроизвольно дёрнулась, когда
бандиты внезапно остановились и восторженно заорали:
– Ну, сука, падла, бля, ведь это же… Это же… Это же сам
его такое-то и такое-то величество главный кум майор Колякин!!!
Они увидели пассажира, предположившего, что Тихона постигла
безвременная кончина.
– Вот и свиделись, мент поганый… – Харя вдруг
перешёл на одышливый шёпот, прозвучавший невероятно зловеще: – Помнишь, как
прессовал меня, трюмил,
[130]
в душу плевал? Ну так будет тебе
нынче оборотка… Эй, ребята, что будем делать с гражданином начальником? Начнем
с начала или с конца?
– Не надо, Христом Богом прошу, не надо… –
залепетал обречённый «гражданин начальник». – Я ж не сам по себе… при
исполнении… под приказом хожу… – Колякин побледнел, покрылся потом, глаза
налились животным ужасом. – Наши, если что, не простят… найдут… из-под
земли достанут…
– А мы тебя присыпать и не станем, в дерьме потихоньку
растворим,
[131]
– с ухмылкой оборвал его Харя. – А прямо
сейчас… на четыре кости поставим, накормим узлами…
[132]
– Очко порвём на немецкий крест, – обрадовался
Ржавый.
И, для начала приласкав Колякина прикладом, потащил его в
направлении автобусной кормы.
– Так и так, а это кто тут у нас? – Харя,
устремившийся было вслед за подельником, остановился перед Оксаной.
Возможно, ему не понравился её взгляд. Возможно, напротив,
понравился… Этого мы с вами, читатель, никогда не узнаем.
Ибо тут случилось неожиданное: путешественник не от мира
сего тонко улыбнулся, невероятно быстро и ловко извлёк откуда-то наган – и с
решительностью Индианы Джонса дважды надавил на спуск.
Оксане бросилось в глаза, что наган у него был ухоженный,
офицерский, с какой-то бумаженцией, обернутой вокруг ствола.
Грохотом ударило по ушам, грузно осело на пол мёртвое тело,
запахло порохом и бедой…
– Это чё… – Ржавый, разом забыв про немецкий
крест, начал поворачиваться на шум. Руки его тащили «калашникова» со спины,
губы кривило жуткое непонимание. – Это чё такое, в натуре? Это чё?.. Эва,
фраер, ты там чё?..
Вместо ответа прямо в фейс ему полетела… нет, не пуля –
яростно орущая мешанина огненной шерсти, зубов и мощных, острых, как кинжалы,
когтей. Не теряя времени, Оксана вскочила и добавила супостату мыском кроссовки
в пах. Короткая расправа, завершившаяся прямым правым в мочевой пузырь,
оставила на полу ещё одно недвижное тело. Может быть, ещё живое, но капитально
искалеченное – уж точно.
Почти одновременно начал действовать и бородач. Да как
действовать! Раз – и вышел в аут с пробитым горлом один бандит, два – ослеп на
оба глаза другой, три – получил плюху в основание черепа водитель-зэк, гнусный
лицедей, отблагодаривший автобусного шофёра кастетом за милосердие.
– Покатался, хватит, – проворчал бородач,
перехватил руль и скоро остановил завилявший по дороге автобус. –
Приехали!
Скрипнули рессоры, тяжко вздохнул дизель, двери клацнули,
застонали и распахнулись.
И наступила тишина.
Относительная, конечно.
Надрывно стонали раненые.
– Господи, Господи, спаси и сохрани, – истово
шептала бабулька-путешественница с корзиной, счастливо избегшей бандитского
надругательства.
Плакал и непередаваемо матерился спасённый майор.
– Тиша, Тишенька, маленький… – Оксана не без труда
отодрала питомца от фейса поверженного врага, бережно взяла на руки, стала
вытирать с морды чужую кровь. – Прости, маленький, так было надо.
Понимаешь, котик, так было надо…
Кот хлестал хвостом и деловито облизывался, успокаиваясь.
Дескать, какие обиды? Честно исполненный воинский долг, вот и всё…
– А у вас не кот, прямо тигр! – к Оксане подошёл
интеллигентный стрелок из нагана. – С таким зверем не на гусей в дельте
Нила, а на медведя в устье Малой Тунгуски… Ну что ж, приятно было
познакомиться…
– А на стволе нагана у вас, конечно, заявление, мол,
нашёл в лесу под кустом и несу сдавать в отделение, – улыбнулась Оксана.
