Если мой клиент был никудышным наездником, то я могу с гордостью считать себя его полной противоположностью. Занятия по верховой езде у нас в Ворошиловке не считались обязательным предметом, но я расценивала их как свой любимый факультатив. Лошади – животные чуткие. Они, как никто, чувствуют меня и мои намерения, которые не таят для них угрозы, и после первых метров дистанции мы сливаемся в одно целое. Вот и сейчас нам удалось быстро настигнуть режиссера, но поравняться с ним – не значит остановить бешеный галоп скакуна. Пульс мой участился, значительно опережая стремительный бег секунд, ведь скоро дорогу нам преградят деревья да заброшенная стройка, окруженная бетонным забором, а это значит, что, увидев препятствие, лошадь захочет сбросить наездника, не имеющего никакой власти над ней, как ненужный балласт. На такой скорости Остроликому вряд ли удастся осуществить мягкую посадку, а я не могла допустить такого пятна на своей безупречной репутации телохранителя. Я максимально подвела свою лошадь к боку вороного скакуна. В следующее мгновение я, полагаясь исключительно на крепость ног, отпустила поводья, освободила руки, и, дотянувшись до режиссера, дернула его на себя. Ощутив значительную тяжесть его тела, я, мобилизовав свой, пожалуй, последний силовой ресурс, с неимоверным трудом перевалила почти бесчувственного Остроликого через круп моей лошади, которая немедленно сбавила темп, почувствовав непривычную ношу. Надо отметить, что и вороной скакун заметно замедлился, лишившись седока. Что ж, и люди, и лошади теперь были в безопасности.
– Тпрр! – скомандовала я скакунам, весьма довольная результатом. Мы были далеко от съемочного павильона, поэтому я решила воспользоваться теми несколькими минутами для короткой передышки, прежде чем охранники банкира найдут нас на машине.
– О… – жалобно простонал Остроликий. – Больно, – прохрипел он, как мне показалось из последних сил. Я быстро соскочила с лошади на землю и помогла режиссеру спуститься. Чуть не лишивший его жизни скакун мирно щипал травку подле нас, на всякий случай я привязала обеих лошадок к дереву.
– Что это было? – просипел Всеволод, морщась от боли.
– Лошадь понесла, – спокойно ответила я и осмотрела его бок, который он усиленно потирал. – Синяк будет, но ребра целы. – Голос мой звучал по обыкновению бодро.
– Синяк? – слабо уточнил мой клиент и, сорвав рубашку, ознакомился сам с масштабами повреждения, которые, к слову, являли собой всего лишь небольшое покраснение, полученное в момент перемещения с вороного скакуна на мою лошадь.
– Синяк – это меньшее из зол, – решила я пояснить сразу.
– Какой ужас! – Остроликий зябко поежился и натянул рубашку обратно. – У тебя выпить нет? – неожиданно спросил он.
– Вот уж чего нет, того нет, – развела я руками.
– Жаль, – честно признался режиссер. – Даже подумать страшно, что могло произойти, я же мог погибнуть, и все! – наконец, дошел до него смысл произошедшего. – Надо немедленно пристрелить этого гадкого убийцу! – Он посмотрел в сторону животного.
– Убийцу наказать, несомненно, нужно, – не могла не согласиться я, – вот только при чем тут лошадь?
– Как?! А, по-твоему, кто при чем?! – опешил режиссер, посмотрев на меня настороженно.
– Тот, кто ее напугал, тот, кто поместил какое-то взрывное устройство в кустах…
– Что поместил?!
– Не знаю, вероятно, обычную петарду, взрыва ведь не было, только громкий хлопок, как раз такой, чтобы лошадь напугалась, – позволила я себе порассуждать вслух.
– Да ты понимаешь, что преступник должен быть экстрасенсом, чтобы предвидеть, где именно я предложу остановиться для поцелуя!
– Необязательно, но в том, что этот человек должен быть хорошо знаком с киноискусством и вашим стилем работы, я абсолютно уверена…
– Так ты кого-то подозреваешь? – неожиданно проявил чудеса проницательности Всеволод.
– Я всегда кого-нибудь подозреваю, – продолжила я откровенничать.
– А может быть, ты просто набиваешь себе цену?! – вопрос Остроликого прозвучал как утверждение, и это мне сильно не понравилось, но я внешне оставалась совершенно спокойной.
– И в чем причина такого заключения? – только и спросила я.
– В твоем контракте, кажется, за каждую предотвращенную попытку посягательства на мою жизнь тебе полагаются премиальные? – к моему удивлению, он почти дословно помнил один из пунктов нашего договора.
– Да, и что?! – у меня уже давно выработался иммунитет против таких разговоров, так как клиенты встречаются разные, но по большей части все они люди обеспеченные, часто жадные, и к своему капиталу относятся более чем трепетно, так что, едва первый испуг после покушения проходит, они вместо благодарности начинают беспокоиться, во что им обойдутся мои услуги.
– И ничего! – зло буркнул он. – Но вот только не надо меня лишний раз запугивать, про всякие взрыв-пакеты этак буднично вворачивать! Пуганый я, нечего тут бравировать… – В этот момент из-за забора заброшенной стройки вырулила машина охранника Глеба, Остроликий дернулся и договорить не успел.
– Евгения Владимировна, все целы? – кинулся к нам Глеб. – А я сначала даже не понял, куда вы рванули на лошади, и что Всеволод Александрович не просто так поскакал вдаль, не сразу допер. Я-то думал, что это все делается по сюжету… – сбивчиво объяснял охранник, то и дело переводя взгляд с меня на режиссера и как бы даже ощупывая нас взором, видимо, на предмет увечий. Тем временем он продолжал: – Я кинулся к тем кустам, откуда вы рванули у берега, я-то думал, что хлопок по сценарию и петарду с длинным шнуром поэтому туда запихнули, а уж когда ее к павильону принес, тут мне этот, ну который главного воина играет, и сказал, что никакого взрыва вроде как не должно быть. Ну я, понятное дело, сразу за вами, насилу нашел, мобилы-то вы не взяли… Уф, – наконец, завершил он свой отчет усталым выдохом.
– Петарда… – растерянно пробормотал Остроликий. – Евгения, э… позвольте на минуту? – позвал он меня.
– Слушаю, – осталась я стоять на своем месте, так как приблизительно догадывалась, о чем хотел завести речь режиссер, а от посвященного в истинные причины моего пребывания на съемках Глеба этого можно было не скрывать. Но он и сам все понял и предпочел отойти к машине, где, как я услышала по обрывкам доносящихся фраз, стал вызывать помощь для возвращения лошадей к павильону.
– Я чего хотел-то, – Всеволод сам подошел ко мне, и в голосе его не было и следа былой подозрительности. – Вы уж извините, это я от нервов наговорил. Что уж скрывать, сильно я напугался, ведь опасность была смертельная?! – поднял он на меня виноватые глаза.
– Именно такая, – подтвердила я очевидный факт.
– Ну вот, а вы во всем оказались правы и спасли меня… опять, и петарда эта… – он отвел глаза, видимо, не привык к подобным некомандным речам.
– Да прекратите, я все поняла, и в конце концов, пусть вас немного утешит, что я работаю строго в рамках контракта, – я все же не сдержалась от завуалированного укола.
