Она позвонила, попросила пока ничего не говорить матери. Открыла входную дверь. Села в уголок на кухне между холодильником и громадной кадкой с пальмой и стала ждать.
Дядя Коля приехал через полчаса. Он вошел вместе со своим водителем. Заглянули оба в кухню, скупо и деловито кивнули поочередно Светлане. И тут же прошли в Зойкину спальню. Потом он долго звонил, приходили еще какие-то люди. Много людей. Они топали, сновали взад-вперед. Входили в кухню, пили воду из Зойкиных стаканов. Смотрели в сторону Светланы кто равнодушно, кто с сочувствием, кто с любопытством. Никто ничего не спрашивал, пока один из них – самый уставший и самый седой – не обратился лично к ней со странным вопросом.
– Что? – Светлана близоруко сощурилась на него, хотя зрением обладала великолепным. – Что вы спросили?
– Вы первая обнаружили тело? – повторил седой дядька.
– Тело! – Светлана вздрогнула. – Она что… Зойка что, умерла?! – ее взгляд метнулся к дяде Коле, тоскливо зависшему у дверей кухни бок о бок с водителем. – Ее больше нет, дядь Коль?!
– Ее нет уже около двадцати часов, – строго резюмировал седой. – Вы вчера были у нее?
– Да, была.
– И? – Тот поднял кустистые брови, странно черные.
– И что – и? – вспыхнула она.
– Что было-то?
– Все было нормально… относительно, – тут же поправилась Светлана. – Зойка валялась в кровати, потом я заставила ее принять ванну, поужинать, мы вместе выпили кофе. Потом я все убрала со стола.
– И сразу уехали? – поторопил он ее, когда Света ненадолго замолчала.
– Нет, не сразу. Мы еще какое-то время говорили. Пили кофе. – Она встрепенулась, глянув на седого дядьку со странной надеждой. – Зойка варила! Она варила кофе. Она потрясающе это делает… делала…
– О чем говорили? – Дядька дирижерским жестом снова поторопил ее. – Что за тема для разговора была? Что-то намекало на то, что она готова была… Что она…
– Я поняла, – Света съежилась на стуле, уставилась в пол, пытаясь до словечка вспомнить, о чем они вчера говорили. Потом пожала плечами. – Да все, как всегда, было. Она ныла. Я утешала.
– Ныла о чем?
– О несчастной доле своей. – В горле у нее вдруг что-то странно булькнуло, и тут же из глаз полились слезы. – Она же несчастной была после предательства этого… урода!
– Света, не надо, – мягко укорил ее дядя Коля от двери. Глянул на седого и кратко пояснил: – Зоя недавно развелась с мужем. Это ее убило!
– Все разводятся, – равнодушно пожал плечами седой дядька.
Почему-то Светлане в глаза бросались именно его седые пряди, разметавшиеся во все стороны вокруг намечающейся лысины на макушке. И еще иссиня-черные брови. Она вообще не могла рассмотреть сейчас ни глаз его, ни во что дядька одет, обут.
– Все разводятся, – снова повторил он. – Что же, из-за этого в петлю лезть?
– А она… – Светлана приоткрыла рот ладонью, уставилась на дядю Колю полными слез глазами. – Она… Она в петлю, да, дядь Коль???
Тот широко шагнул к ней от дверей, потянул ее со стула, прижал к себе и принялся гладить по волосам, будто это могло ее утешить. Ей напротив было неприятно прижиматься щекой к его кожаной куртке с накладными карманами на кнопках. Одна кнопка как раз врезалась ей в щеку. И вообще, она бы сейчас предпочла оказаться у себя дома. Предпочла бы забраться с ногами на диван, укутаться в теплый мохнатый плед в серо-сизую клетку и предаться горю наконец.
А вместо этого она должна отвечать на глупые вопросы, слушать глупые возражения и уж совершенно неуместное чье-то мнение на этот счет. Ей не нужно знать ничье мнение! У нее свое собственное имеется.
Федька!!! Это он виноват в смерти Зойки!!! Только он, он один, гад!!! Его надо привлечь!
– А ведь существует такая статья, да? – вдруг ворвалась она тревожным возгласом в негромкий говор мужчин на Зойкиной кухне.
– Которая? – Черные брови сошлись над широкой переносицей, разговоры разом стихли.
– Доведение до самоубийства, так?
– Да, за это предусмотрено наказание, – осторожно заметил дядька. И тут же его толстый указательный палец с идеальным розовым ногтем поднялся вверх. – Но это весьма сложно доказать.
– Да что же тут доказывать-то, господи! – воскликнула Светлана и откачнулась от дяди Коли, все время стремящегося ее укрыть от посторонних широченным своим торсом в необъятной куртке с заклепками. – Федька! Это он!!!
– Федька кто у нас? – вопросительно стрельнул в ее сторону ярко-синими глазами, надо же, под черными бровищами оказались такие вот глаза.
– Федька – бывший муж! Он, мерзавец, довел ее до такого… – Светлана неопределенно махнула в сторону выхода из кухни рукой.
– Чем конкретно?
Синие глаза строго глянули в сторону дяди Коли, которому все это не нравилось и которого, судя по всему, это все жутко тяготило. Он без конца отворачивал левый рукав куртки и смотрел тревожно на часы, потом оглядывался на водителя и вопросительно дергал плечами. Торопился, видимо. Он вообще был очень занятым человеком. Занятым, деловым, предприимчивым и заботливым в отношении жены. К ним – ее девчонкам – он относился по-разному. Временами опекал. Временами помогал. Временами раздражался. Ну а в общем и целом Зойка и Света были ему по барабану. Не доставали, и то слава богу.
Девочки достаточно взрослые – Светке двадцать семь, Зойке двадцать девять. Достаточно обеспеченные. Благодаря неожиданному наследству от помершего на чужбине папаши. Самостоятельные. У Зойки бизнес. У Светланы тоже что-то намечается, не определилась пока толком, в поисках себя. На что живет? Процентов за глаза хватает и на хлеб с маслом, и на шмотки, и на то, чтобы за квартиру платить. Да и берет какие-то заработки то там, то сям. Чего ей? Семеро по лавкам, что ли, голодают?
Так обычно дядя Коля разглагольствовал при посторонних. Да так и думал, наверное. Он вообще врать не любил. Врать и изворачиваться. Как было, так и говорил. Сейчас он вот молчал, но маялся. Видимо, спешил. А может, объяснения с матерью боялся. Вот чего Светка делать не станет точно, так это сообщать обо всем матери. Она не выдержит. Она тогда точно помрет. Пусть уж дядя Коля. Пусть он все.
– Дядь Коль, – позвала его Света, когда Зойку уже унесли на носилках, и народ, облеченный полномочиями, начал мало-помалу расходиться. – Ты… Ты…
– Я все сделаю, детка, – догадался он, кивнув, его рука легла ей на плечо, слегка сжала. – Ты давай, поднимайся, мы отвезем тебя домой. Маме… Маме я сам скажу. И насчет похорон распоряжусь. Ты не переживай хоть за это. Впереди очень трудная неделя. Неподъемно трудная…
Трудным неподъемно оказался весь последующий месяц. Дни медленно ползли, наполненные болью, скорбью, тревогой за мать и странным, непонятным ожиданием. Для Светланы это было, как колыхаться в старом, старом поезде, пробираясь сквозь туман и сотню забытых богом полустанков. Конца и края не было этому страшному путешествию, наполненному плачем матери, запахом лекарств, вопросами соседей. Спасибо дяде Коле, догадался, выставил ее на сороковой день.
