Швецова «Откат». Послесловие к IV съезду народных депутатов СССР
Глава 3
На улице Воровского, пятьдесят два, было основное здание Союза писателей СССР. В этих кабинетах появлялись Горький и Фадеев, Симонов и Федин, Пастернак и Леонов, Шолохов и Твардовский, Булгаков и Платонов. Даже Солженицын появлялся здесь до того, как попал в опалу и был исключен из Союза. Какие жаркие баталии здесь разыгрывались, какие страсти кипели. Здесь осуждали Пастернака и исключали Синявского с Даниэлем! Здесь чинили расправу над участниками альманаха «Метрополь», здесь появлялись уже ставшие известными Евтушенко, Вознесенский, Окуджава, Рождественский, Ахмадулина...
Он подходил к зданию, испытывая некоторое волнение. Пройдя ограду, вошел во двор, увидел памятник Льву Толстому. Ему уже успели рассказать, что этот дом Толстой использовал в своем романе как дом Ростовых. Во дворе были многочисленные отделы и редакции Союза писателей. С правой стороны висела вывеска, извещавшая всех, что здесь находится журнал «Дружба народов». С левой стороны была иностранная комиссия Союза писателей. Она занималась не только иностранными гостями, но и посылала за рубеж многочисленные писательские делегации. В такие командировки посылали только проверенных и идеологически выдержанных писателей. Им выдавали довольно приличные командировочные, организовывали встречи с зарубежными коллегами, поселяли в хороших отелях, помогали с заключением договоров. Правда, бо€льшую часть валюты государство оставляло себе, но писатели были довольны – ведь книги членов Союза выходили на родине гигантскими тиражами, и они получали очень приличные гонорары, часто равнявшиеся средней зарплате инженера за десять или пятнадцать лет беспрерывной работы. При этом никого особенно не интересовало, продавались эти книги или нет. В условиях тотального дефицита умудрялись продавать даже такие «опусы», среди которых выделялась так называемая «секретарская» литература. Секретари Союза писателей СССР и союзных республик считались прижизненными классиками. Им платили особые гонорары, выдавали особые командировочные, их книги вставляли в тематические планы, выбрасывая остальных.
Во многих республиках секретари Союзов были приравнены к высшим чиновникам, имея ранг почти министерский. Они были депутатами Союза и республик, лауреатами всех существующих премий, прикреплялись к правительственным магазинам и поликлиникам, их обслуживали государственные машины с водителями, в кабинетах им устанавливали правительственные телефоны, а предупредительные секретари и референты делали все, чтобы их патронов не отвлекали по пустякам.
Официально он считался в отпуске и приехал в Москву по личным делам, собираясь зайти в издательство, а затем уехать в Юрмалу, где давно мечтал побывать. Ему уже оформили путевку в дом отдыха, и он собирался провести в Латвии ближайшие три недели.
В двадцать девять лет его избрали секретарем Союза писателей Азербайджана. Он был членом Союза не больше года, когда на бюро Центрального Комитета партии было решено «укрепить» руководство Союза и отправить его секретарем по организационным вопросам. Обычно такие должности занимали отставные генералы из Комитета государственной безопасности. Его забрали из отдела пропаганды, решив, что он сможет обеспечить линию партии в Союзе. К тому времени у него уже вышли две книги, которые довольно быстро разошлись. На обложках стояло его настоящее имя, а не псевдоним – Мурад Керимов. Первая книга была как потрясение, вторая сделала его популярным. Он помнил, как приехал сюда в первый раз больше года назад, и, чувствуя нарастающее волнение, прошел в кабинет самого Юрия Верченко.
Это был всевластный повелитель Союза, секретарь по организационным вопросам. Напротив находился кабинет председателя, но ставший после Маркова руководителем Союза писателей Герой Советского Союза, фронтовой разведчик Владимир Карпов – слишком мягкий и добродушный человек для руководства такой огромной структурой. Союзу подчинялись десятки журналов и газет по всей территории страны, в его структуру входили свои издательства, свои поликлиники, свои дома отдыха. И конечно, Литературный фонд, формально независимый, но подчинявшийся Союзу и аккумулировавший на своих счетах огромные средства. Можно смело сказать, что Союз писателей советских времен был настоящей союзно-республиканской министерской структурой со своим бюджетом, часто превышающим бюджеты многих министерств и ведомств. Не говоря уже о том, что ни в одной другой структуре Советского Союза не было и не могло быть столько Героев Социалистического Труда, лауреатов всех возможных премий, депутатов всех возможных уровней и вообще известных людей.
Верченко помогали справляться с огромным хозяйством три заместителя. Первый – Сергей Колов, был достаточно молодой и энергичный организатор, направленный в Союз, очевидно, решением партийных органов. После ухода Верченко он стал исполняющим обязанности секретаря, надеясь, что на предстоящем съезде писателей его утвердят секретарем по организационным вопросам. На всякий случай он не форсировал события и не переезжал в кабинет Верченко, чтобы не вызывать ненужного раздражения у писателей.
Мурад вошел в здание. Здесь еще не было ни охраны, ни вахтеров. Он разделся в раздевалке, повесил пальто и шапку на вешалку и поднялся наверх. На первом этаже находились кабинеты секретарей и консультантов. Каждую союзную республику курировал свой консультант. У Азербайджана консультантом был молодой, но уже абсолютно седой Валех, который радостно приветствовал Мурада, когда тот вошел в его кабинет. Худощавый, среднего роста, в очках, он мог бы выглядеть гораздо моложе своих лет, если бы не седина. Ему было около сорока, Мураду – на десять лет меньше. Высокого роста, темноволосый, с запоминающимся строгим и мужественным лицом, какое бывает на старых персидских миниатюрах, где изображают сражающихся воинов, Мурад успел отслужить в Афганистане, где был тяжело ранен. В двадцать лет он вернулся в Баку и поступил заочно на исторический факультет университета. Попутно работал в комсомоле, куда его рекомендовали сразу после возвращения из госпиталя. Через пять лет он стал уже заведующим отделом республиканского ЦК комсомола. Вскоре его взяли инструктором в отдел пропаганды горкома партии, откуда он перешел в ЦК, а уже затем утвердили секретарем Союза писателей.
– Пошли вниз, – сразу предложил Валех, – посидим в нашем кафе, выпьем кофе.
Из основного здания нужно было спуститься по лестнице и пройти подземным коридором в здание ЦДЛ, где находилось кафе, столь любимое писателями, и ресторан, еще более любимый всеми творческими деятелями. Ресторан ЦДЛ был легендой не только благодаря своей кухне или уютному дизайну. За полвека своего существования здесь выпивали почти все классики советской литературы. Здесь иногда случались дикие сцены с рукоприкладством и ссорами, нелепыми обвинениями и обидами. Сюда приводили практически всех иностранных гостей. Стены ресторана помнили такое обилие гениальных поэтов и писателей, что он мог бы стать своебразным музеем, если бы каждый из посетителей оставлял надпись на этих дубовых панелях.
Конечно, никто не разрешал пачкать стены в зале, зато в мужском туалете писатели и поэты развлекались вовсю. Они оставляли там свои четверостишия или пару фраз, которые вызывали гомерический хохот у всех случайных посетителей. Самую запоминающуюся надпись, по слухам, сделал Евтушенко, который якобы вывел: «Писать на стенах туалета, увы, друзья, немудрено. Среди г...на вы все поэты, среди поэтов вы г...но». Правда, сам Евтушенко отказывался от авторства, но молва упрямо приписывала ему этот опус.
