А сейчас, в девяносто первом году, Борис Николаевич Ельцин чувствует себя почти победителем. Хотя впереди день голосования, но уже понятно, что все остальные кандидаты, даже вместе взятые, не смогут противостоять его харизматичному влиянию. Для миллионов людей он – отважный борец с привилегиями, человек, бросивший вызов всей закостеневшей партийной системе, пытающийся изменить жизнь простых людей. Он рассказывает о своей поездке в Америку и возмущается тем, до чего довели коммунисты самую богатую в мире страну. Гневно бичует привилегии партийных чиновников. Обещает, что будут проведены необходимые реформы, и при этом население не пострадает. Ельцин торжественно обещает «лечь на рельсы», но не допустить дальнейшего ухудшения жизни простых россиян. Ему верят, его поддерживают, за него готовы голосовать.
Если бы несчастные избиратели могли увидеть будущее и понять, какие дворцы и яхты будут у тех, кто окажется рядом с их будущим президентом! Речь идет уже не о смешных привилегиях, вроде телефона, поставленного вне очереди, или депутатской комнаты в аэропорту. Но сейчас все горячо приветствуют выступления Бориса Николаевича и готовы поддержать его в борьбе с коммунистами. Справедливости ради стоит сказать, что ни один из тех, кто был в окружении Михаила Сергеевича Горбачева, как и сам президент СССР, никогда не получат и тысячной доли тех материальных благ, которые присвоит следующее поколение чиновников.
Ельцин продолжает свою избирательную кампанию. И допускает роковую ошибку. Выступая в автономных республиках, он бросает убийственный по своему содержанию лозунг, который станет самой большой политической ошибкой Бориса Николаевича. Эту фразу будут припоминать и во время двух чеченских войн, и во время переговоров с национальными автономиями, и во время выборов местных губернаторов. Он бросит клич: «Берите столько суверенитета, сколько сможете». Понятно, что он делает это намеренно, чтобы поколебать позиции Горбачева, еще сильнее растрясти общую ситуацию, привлечь на свою сторону национальные автономии и национальные республики в составе самого Союза. Но подобный лозунг аукнется кровавыми конфликтами, которые будут сопровождать все правление Ельцина и закончатся только при его преемнике.
В один из июньских дней, когда они находились в Москве, он вызвал к себе Хасбулатова.
– Что происходит в Чечне? – спросил Ельцин. – Я думал, что вы, Руслан Имранович, сами сумеете справиться с этой ситуацией, ведь это ваши земляки. Мы приняли по вашему предложению закон о реабилитации репрессированных народов, а там начались непонятные стычки ингушей с осетинами. А в Грозном официально объявили, что не будут входить ни в СССР, ни в РСФСР.
– Мы сейчас работаем над этой ситуацией, – ответил Хасбулатов. – Я тоже понимаю вашу озабоченность, Борис Николаевич, поэтому мы послали туда нашу делегацию. Нужно немного увеличить финансирование Чечено-Ингушской автономной республики. Мы приняли закон, теперь необходимо выделить средства во исполнение этого постановления. Некоторые семьи хотели бы вернуться на свои родные места. Но когда многие вернулись из Казахстана, их дома и земли были уже заняты другими людьми. Особенно на границе между ингушами и осетинами.
– Нужно сказать Павлову, – задумался Ельцин.
– Он денег не даст, – сразу отреагировал Хасбулатов.
– Тогда позвоню Силаеву, – решил Борис Николаевич. – Думаю, мы сможем помочь.
– Я с ним говорил. Он тоже денег не дает. Говорит, что бюджет давно утвержден.
– Мы его переубедим.
– Это было бы правильно, – кивнул Хасбулатов. – А вы не беспокойтесь. Если понадобится, я сам полечу в Грозный.
– Обязательно, – согласился Ельцин. – А что у нас с Казанью? Там тоже непонятно что происходит.
– Они собираются выбрать своего президента, – сообщил Хасбулатов, – и официально объявили, что будут подписывать Союзный договор в качестве суверенной республики, а не автономии.
– Только этого не хватало, – нахмурился Ельцин.
– Зачем вы сказали, чтобы они брали себе столько суверенитета, сколько хотят? – недовольно спросил Хасбулатов. – Теперь каждый трактует ваши слова по-своему.
– Я не мог иначе, – возразил Ельцин. – В противном случае получается, что мы ничуть не лучше Горбачева, который на словах обещает всем суверенитет, а на деле делает все, чтобы не допустить никакой самостоятельности республик.
– Они сами начали этот процесс развала, – убежденно сказал Хасбулатов, – когда приняли закон о суверенитете союзных и автономных республик. Нельзя было оставлять слово «автономные». Но они его оставили и приняли на сессии Верховного Совета СССР. А теперь они обвиняют нас, что мы приняли закон о суверенитете России и этим спровоцировали парад других суверенитетов.
– Вы разберитесь с Чечней, это ваши земляки, и вы избраны депутатом от Грозного, – напомнил Ельцин. – А я пошлю в Казань кого-нибудь другого, пусть поговорят с местным руководством. Нужно объяснить татарским товарищам, что они действуют неправильно.
– Трудно будет объяснить, – рассудительно заметил Хасбулатов. – Почему эстонцам можно провозглашать независимость, а татарам, которых в десять раз больше, нельзя? Они – второй народ по численности в России.
– Что вы предлагаете? – мрачно поинтересовался Ельцин.
– Пошлем туда Абдулатипова и депутатов от Татарстана, – предложил Хасбулатов. – Они знают местные условия, пусть поговорят с руководителями республики. Иначе примеру Татарстана последуют остальные. И не только Чечня. Есть еще Дагестан, Башкирия, Удмуртия.
– И у нас появятся схожие проблемы с Горбачевым, – понял Ельцин. – Он не может урегулировать ситуацию с союзными республиками, а нам достанутся проблемы с автономиями.
Он уже сожалел, что произнес эту роковую фразу о суверенитетах. Но фраза была растиражирована, и его выступление несколько раз показывали по телевизору. Теперь уже невозможно ничего изменить.
Когда Хасбулатов ушел к себе в кабинет, Ельцин позвонил Силаеву. Они были знакомы уже много лет. Силаев часто приезжал в Свердловск, когда Ельцин был первым секретарем обкома, а сам Иван Степанович – сначала министром станкостроительной и инструментальной промышленности СССР, а затем, в течение четырех с лишним лет, министром авиационной промышленности СССР. Последние пять лет он работал заместителем председателя Совета министров СССР, пока сам Ельцин не предложил ему должность руководителя Кабинета министров Российской Федерации. Силаев ему очень импонировал. Серьезный, вдумчивый, опытный, не говорун и не прожектер, прошедший большую школу управления. Кроме того, он хорошо знал работу союзного правительства, был лично знаком со всеми союзными руководителями и не шел с ними на конфликт, предпочитая улаживать возникающие разногласия путем переговоров, что устраивало самого Бориса Николаевича. Если Хасбулатов мог позволить себе выпады в адрес союзного парламента, то Силаев обязан был работать в одной связке с союзным премьером Павловым. Экономика России и Союза, и без того находящаяся в тяжелейшем положении, не выдержала бы очевидного противостояния союзного и российского правительств.
