– Почему мы не можем дать объективного заключения по этому вопросу? – недоумевал Снегирев. – Конечно, если оценивать указ с политической и партийной точек зрения, то это настоящая провокация и вызов существующей системе власти. Но нас здесь держат не как коммунистов, а как специалистов по праву. И мы обязаны выдавать объективное заключение по этому вопросу.
– Ничего объективного в праве тоже не бывает, – меланхолично заметил Тулупов. – Не забывайте, Кирилл, что право отражает реалии существующего государства. Во времена Сталина или Брежнева такой указ не мог появиться, а сейчас он кажется вполне возможным. Не забывайте, что во многих советских республиках власть уже не является прерогативой Коммунистической партии.
– Именно поэтому российский президент и издал такой указ, – не успокаивался Кирилл, – ни у одной партии уже нет права на истину. Это и есть демократия.
– А я прежде всего коммунист, а уже потом юрист, – отрезала Дубровина, – и мне непонятен подобный указ, который я тоже считаю политической провокацией. Получается, что из-за того, что я работаю в государственном учреждении, я должна отказаться от своих взглядов? От своих идей? Вы так можете далеко зайти в своих утверждениях, Снегирев. Этот указ не может быть выполнен хотя бы потому, что уже через несколько дней мы должны свернуть деятельность всех партийных организаций в государственных учреждениях Российской Федерации. Вы представляете, что это означает на деле? Полный развал, всеобщий бардак, который и так у нас царит уже несколько лет.
– Я не говорил об отказе от своих взглядов, – покраснел Снегирев, – я говорил о справке, которую мы должны подготовить как юристы, а не как члены одной партии.
– Мы здесь все члены одной партии, – напомнила Элина Никифоровна, – и наш президент – тоже член этой партии. И осмелюсь вам напомнить, что господин Ельцин тоже был членом этой партии в течение многих лет и получил такую известность и популярность именно потому, что был руководителем крупной партийной организации в Свердловском обкоме, а потом руководил и Московским горкомом партии.
– И вы сами, Снегирев, вступили в партию в двадцать четыре года, – напомнил Тулупов, усмехнувшись, – и еще были секретарем комсомольской организации вашего института. Разве это не правда? Или тогда у вас были другие взгляды?
– Я своих взглядов не менял, – снова покраснел Снегирев, – просто высказываю свое мнение, как профессиональный юрист.
– Оставьте свое мнение при себе, – посоветовала Дубровина, – мы готовим справку для президента страны, а не даем изложение своих сомнений и мнений.
– Может быть, было бы правильно указать в справке различные мнения, которые существуют в нашем отделе? – предложил Эльдар. – Так будет более объективно.
– Я такую справку не подпишу, – жестко отрезала Элина Никифоровна, – и тем более не отнесу ее к Валерию Ивановичу для Михаила Сергеевича. А вы, Сафаров, еще очень молоды, чтобы давать подобные советы. Не забывайте, что вы только несколько дней как перешли к нам на работу.
– Я не забываю, – тихо ответил Сафаров, – но я хочу поступить именно как коммунист. Почему мы должны скрывать наши сомнения в правовой основе подобного указа? Я думаю, что Снегирев прав, мы обязаны показать президенту весь спектр наших мнений. Так будет правильно и объективно.
– Боюсь, что мы с вами не сработаемся, – разозлилась Дубровина. – В конце концов, я подписываю этот документ и не собираюсь устраивать дискуссию по этому вопросу.
– Но тогда нас обвинят в некомпетентности, а это еще хуже, – заметил Кирилл, поправляя очки. – И еще неизвестно, какое заключение выдаст Комитет конституционного надзора. Профессор Алексеев – один из лучших юристов в нашей стране. Мы ведь все с вами учились по его учебнику «Теория государства и права». Можете себе представить, что произойдет, если наше правовое заключение не совпадет с мнением его комитета. А там работают очень квалифицированные юристы. И неизбежно встанет вопрос о нашей квалификации.
Дубровина замерла и посмотрела на Тулупова.
– А вы как считаете, Александр Гаврилович? – спросила она уже не столь уверенным голосом.
– Полагаю, что в этом как раз Снегирев прав. Будет не совсем правильно, если мы дадим правовое заключение, в корне отличающееся от решения Комитета конституционного надзора, – подтвердил Тулупов.
Элина Никифоровна растерянно посмотрела на троих мужчин. Она поняла опасность ее односторонней аналитической записки.
– Сделаем так, – предложил Тулупов, почувствовав ее колебание, – подготовим строго юридическое заключение об указе Ельцина и добавим к нему нашу политическую составляющую. С точки зрения закона здесь нет особых нарушений, но с политической точки зрения здесь явный вызов союзной власти, внесение дестабилизации в работу государственных учреждений на территории Российской Федерации и антикоммунистическая направленность данного решения. В конце концов, мы можем сделать заключение и как юристы, и как члены партии.
– Правильно, – согласилась Дубровина, – так все и сделаем.
Кирилл и Эльдар переглянулись, улыбнувшись. Кажется, их строгий руководитель понял, что речь может идти о ее собственной карьере.
На следующий день подробная аналитическая записка с анализом ситуации вокруг указа Ельцина была передана руководителю президентской администрации. И уже через полчаса он вызвал к себе Дубровину. Она вернулась в ужасном состоянии. Все лицо было покрыто красными пятнами, руки дрожали, по глазам была размазана тушь. Мужчины молчали, понимая ее состояние. Когда зазвонил ее телефон, она не смогла поднять трубку, рука у нее дрожала. В конце концов она разрыдалась.
Тулупов поднялся, налил ей воды, протянул стакан.
– Успокойтесь, Элина Никифоровна, не нужно так волноваться.
– Он накричал на меня, как на девчонку, – всхлипнула Дубровина, – говорил, что мы все не имеем права работать в администрации президента с такими взглядами. Обещал уволить всех четверых.
– Нужно было объяснить ему, что наше мнение не может кардинально расходиться с возможным решением Комитета конституционного надзора, – напомнил Тулупов.
– Я ему говорила. – Она залпом выпила воду и поставила пустой стакан на стол. – Но он не хотел меня слушать. Сказал, что не потерпит у себя ренегатов и предателей, и приказал дать другое заключение, в котором мы должны обосновать незаконность указа Бориса Николаевича. И добавить туда вторую часть нашей записки о политическом противостоянии и провокационных действиях российских властей.
– Успокойтесь, – снова посоветовал Тулупов, – мы все сделали правильно. Завтра, если появится заключение комитета, мы всегда можем показать нашу первую записку. А если будет другое решение, мы предъявим наш второй документ. Так будет правильно.
Кирилл громко выражал свое возмущение. Эльдар молчал. Он не предполагал, что в администрации президента, на самом олимпе власти, возможны такие скандалы.
На следующий день Элина Никифоровна предложила ему просмотреть документы, подготовленные к приезду в Москву президента США, по которым тоже необходимо было выдать правовое обоснование. В материалах уже были подробные справки юридического отдела Кабинета министров, различных служб и ведомств Министерства обороны СССР и заключение министерства иностранных дел СССР.
