– Почти намек.
– В таком случае я приеду, – пообещала она, – только учти, что сегодня ночью я не смогу у тебя остаться.
– Почему?
– Бабушка будет ночевать у меня. Мама настояла, чтобы она временно пожила в моей квартире. Представляешь, что она может подумать, если я ночью не вернусь домой. Аиду я оставила у мамы.
– Может, ты наконец им расскажешь обо мне?
– Не нужно, – попросила она. – После смерти папы мама не хочет ничего слышать о прошлой жизни. Ей это причиняет слишком большую боль. Они и так знают, что мы с тобой виделись уже в этом году. Этого более чем достаточно.
– Сейчас мы снова начнем спорить, – недовольно проговорил Мурад. – Ладно, поступай как знаешь. Давай приезжай, буду тебя ждать. Я ужасно соскучился. Честное слово.
– Охотно верю. Тем более что это взаимное чувство. Только учти, что у меня бюллетень на три дня. Вчерашний уже можно исключить. А потом нужно возвращаться на работу, иначе меня просто выгонят.
– Не выгонят. Я устрою тебя в какой-нибудь литературный журнал, – пообещал он.
– Я совсем забыла, что ты секретарь Союза писателей, – рассмеялась Карина. – Ладно, подожди. Я буду у тебя через полчаса. Нет, через час. Какой у тебя номер? И выпиши мне заранее пропуск.
– Встретимся у западного входа, – предложил Мурад, – там можно пройти в бюро пропусков.
Карина приехала через час, и они вместе прошли в бюро пропусков, чтобы оформить ей разрешение на вход в гостиницу. Пожилая женщина, оформлявшая пропуск, удивленно посмотрела на молодых людей.
– Керимов оформляет разрешение для Геворкян? – уточнила она, оглядывая обоих. – Вы шутите или на самом деле пришли за разрешением?
– Мы не шутим, – устало ответил Мурад.
– Я не понимаю, какие у вас проблемы? – спросила Карина. – Почему мне нельзя пройти к нему в гости?
– А вы сами не знаете? – неприятно усмехнулась женщина. Волосы у нее были светлые и явно перекрашенные. И бесцветные, немного выпученные глаза.
– Что вы придумываете? – нервно произнесла Карина. – Как вам не стыдно.
– А вы меня не стыдите, – повысила голос дежурная, – вы армянка, а он азербейджан. – Она так и сказала – «азербейджан». – Или, может, это я придумала вашу войну друг с другом? Я ведь не сегодня родилась и все понимаю.
Она говорила достаточно громко, и многие из присутствующих уже начали на них оборачиваться. Мурад даже пожалел, что ввязался в спор.
– Дай твое удостоверение, – неожиданно потребовала Карина.
– Я уже дал им свой паспорт, – недовольно ответил Мурад.
– Дай удостоверение, – снова попросила она.
Он достал удостоверение, протянул его Карине. Она вытащила свое и сунула их дежурной.
– Вот, полюбуйтесь. Я журналистка, и это мое удостоверение. А он – секретарь Союза писателей. Я пришла брать у него интервью о межнациональных отношениях между нашими народами. Теперь вы нам поверили? Посмотрите наши документы. И еще, обещаю вам, что обязательно напишу статью о вашем хамстве и безобразной работе.
Дежурная внимательно изучила оба удостоверения и улыбнулась, обнажая золотые зубы:
– Так бы сразу и сказали. Сейчас все оформим, не нужно нервничать.
– Как ваша фамилия? – не успокаивалась Карина.
– Не нужно ничего писать. Сейчас я выдам вам разрешение, – продолжала улыбаться эта стерва.
– Скажите фамилию! – закричала Карина. Ее всю трясло от возмущения.
Мурад схватил ее за плечи.
– Успокойся, успокойся, пожалуйста. – Он бувально вырвал из рук дежурной паспорта, документы и выписанное разрешение. Женщина испуганно смотрела на трясущуюся Карину.
Они вышли на улицу. Карина все никак не успокаивалась. Войдя в холл гостиницы, Мурад повторил:
– Успокойся, не надо нервничать.
– И так будет всегда? – дрожащим голосом спросила Карина. – Нам всегда будут напоминать, что я армянка, а ты «азербейджан»? Сколько можно, когда все это наконец закончится?
Они прошли по длинному коридору к его номеру. Мурад открыл дверь и пропустил ее в комнату. Когда Карина села в кресло, предложил:
– У меня есть минеральная, хочешь выпить?
– Не хочу, – отрезала она, глядя в окно.
Он сел напротив нее и взял ее ладонь в свои руки.
– Ты не можешь успокоиться?
– Не могу, – призналась Карина. – Я все время думаю о нашем ребенке. Что мы ему скажем, Мурад? Как он может родиться? Еще не поздно решиться на аборт, еще шести недель нет. Потом будет поздно. Ты понимаешь, что я не готова рожать ребенка, у которого не будет отца? Не готова отвечать на все эти дурацкие вопросы. Не готова объяснять, откуда у меня появился ребенок и кто его отец. Я просто не готова.
– Ты хочешь сделать аборт? – прямо спросил он, чувствуя, как сжалось сердце.
– Не хочу. Но я не знаю, что мне делать. Вот так и будем встречаться, выпрашивая разрешение у этих дежурных и всяких держиморд? А что потом? Мне остаться одной с двумя детьми? Слишком большая и непозволительная роскошь в наши дни. Ты ведь не сможешь жениться на армянке. С твоим статусом секретаря Союза писателей.
– Не говори глупостей!
– Это правда, – возразила она, – и я не знаю, как мне быть. Судя по твоему лицу, ты тоже не знаешь, как нам быть. Значит, этот ребенок будет мешать всем. Мешать тебе, мешать мне, мешать твоим родным, которые и раньше не очень хотели принимать меня в свою семью, мешать моим родным, которые никогда не забудут про бегство моей бабушки в январе девяностого.
Карина резко вырвала свою ладонь из его руки. Мурад потрясенно молчал. Собственно, она сказала все, что он знал и без ее слов. И сказала правду. Поэтому он сидел и молчал. И она тоже молчала. Долго молчала. Пять минут, десять, двадцать... Через полчаса поднялась и вышла из комнаты. Хлопнула дверь. Он остался сидеть в прежней позе и не двигался. Через полтора часа она сама позвонила ему.
– Я решила сделать аборт. Это было какое-то наваждение, я не понимала, что делаю. Нужно было избавиться от ребенка гораздо раньше. Но я была слишком увлечена тобой. Мне казалось, что, родив ребенка, я смогу что-то изменить. Наверное, я была слишком самонадеянной. Или увидела тебя и потеряла голову. Ты ведь прекрасно знаешь, что я всегда любила только тебя. Только тебя одного, Мурад, и поэтому хотела родить именно от тебя. Извини, кажется, я говорю сумбурно и слишком много.
Не дожидаясь, что именно он ответит, она быстро дала отбой. Потом он долго пытался ей дозвониться, но она, очевидно, отложила трубку в сторону, и в телефоне раздавались лишь частые гудки.
Он звонил до глубокой ночи. Наконец в половине второго она ему ответила:
– Зачем ты звонишь? Ты ведь и сам не знаешь, что мне сказать.
