Именно поэтому уже пятого августа, в понедельник утром, Ельцин позвонил министру Баранникову.
– Виктор Павлович, здравствуйте.
– Здравствуйте, Борис Николаевич, – быстро ответил Баранников. Он понимал, почему звонит президент, и заранее готовился к этому телефонному звонку.
– Как идет выполнение моего Указа о департизации? – поинтересовался Ельцин. – С четвертого августа он должен был вступить в законную силу. Я понимаю, что пока у вас мало данных. Но я думал, что за эти дни в российском МВД могли определиться с тем, как выполнять мой указ.
– Конечно, определились, – ответил Баранников. – Мы приняли решение упразднить партком в самом министерстве и послали соответствующие циркуляры во все автономные республики и области.
– Есть какие-нибудь ответы? – поинтересовался Ельцин.
– Есть. Около двухсот партийных организаций в органах МВД уже прекратили свою работу, заявив о самороспуске, – торжественно объявил Баранников.
– Понятно. – Ельцин не сказал, как он к этому относится, и не дал своей оценки. Просто попрощался и положил трубку.
Баранников недоуменно посмотрел на аппарат. Непонятно, понравилась президенту его информация или нет. «Двести» – цифра достаточно внушительная, хотя на самом деле пока получено подтверждение о ста семидесяти девяти партийных организациях в органах МВД республики. Кажется, что много, если не знать настоящего числа партийных организаций в органах внутренних дел по всей России. А их более пяти с половиной тысяч.
Баранников поднял трубку, вызывая к себе своего заместителя Дунаева, с которым был давно знаком. Их супруги дружили, и оба генерала часто встречались в неформальной обстановке. К тому же они были почти ровесниками. Дунаеву было пятьдесят два, а Баранникову – пятьдесят один.
– Звонил Борис Николаевич, – сообщил Баранников, – спрашивает, как МВД собирается выполнять его Указ о департизации.
– Уже есть первые сообщения, – напомнил Дунаев, – но нельзя считать, что все будут выполнять этот указ. В автономных республиках и во многих областях очень сильные партийные организации. Я разговаривал со многими министрами. Они не могут просто так взять и пойти на конфликт с местным партийным руководством.
– Давай составим список и еще раз поговорим с каждым из них, – предложил Баранников, – разделим между всеми нашими руководителями. Нужно звонить и требовать исполнения указа российского президента.
– Сделаем, – пообещал Дунаев. – Я лично распределю списки, чтобы все наши звонили. Но сложнее всего будет с московским управлением. Давно нужно было убрать Шилова.
– Уберем, – пообещал Баранников, – всему свое время.
Его разговор с Ельциным и последующий разговор с Дунаевым уже на следующее утро был на столе у Крючкова. Председатель КГБ с раздражением и возмущением читал сообщения о них. Он подумал, что не имеет права молчать в подобной ситуации, и позвонил Шенину. Слабовольного Ивашко он не считал подходящей фигурой для подобной беседы.
– Олег Семенович, я хотел обратить ваше внимание на активизацию действий российских властей.
– Мы знаем, – ответил Шенин, – по поручению российского руководства звонят в регионы и требуют отчета о проводимой департизации.
– И вы считаете это нормальным? – мрачно спросил Крючков.
– Нет. Мы предложили Купцову встретиться с Борисом Николаевичем и объяснить ему ситуацию. Нельзя превращать Россию в арену противостояния. – Купцов стал первым секретарем ЦК Компартии России вместо ушедшего в отставку Полозкова. Это был спокойный, порядочный, немного флегматичный человек, хороший аппаратчик, но совсем не годившийся на роль лидера Коммунистической партии в такое сложное время.
– Он его не послушает, – убежденно произнес Крючков.
– Мы должны попытаться найти общий язык, – сказал Шенин, – но в любом случае мы собираемся провести заседание секретариата ЦК КПСС по этому вопросу.
– Когда? – Крючков удивился, что не имеет об этом никакой информации.
– Четырнадцатого или пятнадцатого августа, – сообщил Шенин, – мы только сегодня приняли такое решение.
Крючков понял, почему он не знает об этом. Но его поразило другое. Шенин сказал о заседании и его дате как о нормальном факте. Четырнадцатого или пятнадцатого августа. Но в газетах было официальное сообщение о том, что президент Советского Союза улетел в отпуск и вернется только к двадцатому августа. Об этом Крючкову говорил и сам Михаил Сергеевич.
– Я не понял, – несколько удивленно переспросил Крючков, – вы собираетесь проводить секретариат по такому важному вопросу без Генерального секретаря?
Шенин замешкался. Всего на несколько мгновений. Но почти сразу ответил:
– Наши позиции согласованы. Михаил Сергеевич не возражает против проведения секретариата с подобной повесткой дня.
– Кто будет проводить секретариат?
– Я, – ответил Шенин, – мне поручено проведение.
Этот ответ Крючкову понравился. Шенин был человеком, который мог взять ответственность на себя. Он попрощался и положил трубку. Затем приказал дежурному офицеру найти Пуго и соединить его с ним. Ему было известно, что министр внутренних дел находится на отдыхе в Крыму. Его соединили через несколько минут. В огромной стране распоряжения председателя КГБ немедленно исполнялись. Или пока еще исполнялись. Крючков услышал знакомый голос и, поздоровавшись, сразу спросил:
– Борис Карлович, вы в курсе того, чем занимаются в российском МВД? Они звонят в республики и области, требуя проведения департизации.
– Мы тоже рассылаем свои циркуляры, – ответил Пуго. – Пока нас слушают, но я не знаю, что будет, когда Михаил Сергеевич подпишет Союзный договор. Тогда мы потеряем всякую возможность вмешиваться в работу российского МВД. Я вообще не понимаю, чем тогда мы будем заниматься, если все республики станут суверенными государствами и их республиканские МВД не будут нам подчиняться.
– Я тоже не понимаю, – согласился Крючков. На этом их разговор закончился.
Он еще не знал, что премьер-министр советского правительства Валентин Сергеевич Павлов как раз в это время сидел у Бакланова, возмущенно рассказывая о бюджетных нарушениях почти всеми союзными республиками.
– Мы наметили десятидневный срок для исправления ситуации, – напоминал Павлов, – и все республики с нами согласились. Иначе мы просто получим невероятный бюджетный дефицит и должны будем объявить дефолт по нашим долговым обязательствам, признать наше государство банкротом. Сейчас мы начали комплекс мер по стопроцентному перечислению в государственный бюджет всех получаемых денег в нашем топливно-энергетическом комплексе. Но у нас резко упала добыча нефти и газа. Упала до такой степени, что скоро мы не сможем даже обеспечивать собственное народное хозяйство. А ведь мы должны продавать за рубеж нефть и газ в не меньших объемах, чтобы получать валюту и платить по нашим долгам.
