Президент Муталибов попадет в собственную ловушку, из которой потом не сможет выбраться. Если двадцать пять депутатов от оппозиции всегда голосовали консолидированно, то среди других двадцати пяти депутатов, по идее, должны находиться его сторонники. Но это было не так. Среди них оказалось немало людей, попавших в национальное собрание случайно и во многом на той мутной волне, которая вздымается при любой революции. Будет немало и тех, кто потом посчитает выгодным для себя сдать Муталибова, чтобы сохранить свои экономические интересы уже при новой власти. Они жестоко просчитаются. Почти все разорятся, подвергнутся репрессиям и уйдут в политическое небытие, презираемые своими соотечественниками и коллегами. Ведь предателей презирают даже те, к кому они переходят.
К тому же властная элита в Баку все время помнила о незримой угрозе, исходившей из Нахичевани. Об этом помнила и оппозиция. Шестидесятивосьмилетний Гейдар Алиев был избран руководителем парламента автономной республики и считался заместителем председателя Верховного Совета Азербайджана. Чтобы любым способом исключить даже возможность его участия в выборах, оппозиция примет антидемократический и идиотский по своей сути закон, запрещающий баллотироваться в президенты после шестидесяти пяти (?!) лет. Никто и не подумает скрывать, что эта поправка будет принята специально против Гейдара Алиева, чтобы ни при каких обстоятельствах не допустить его к власти во второй раз.
История посмеется над этими тщетными усилиями. Уже через два года, по настоятельным просьбам нового президента Абульфаза Эльчибея, Алиев вернется в Баку, встреченный восторженной толпой своих соотечественников, и сделает все, чтобы спасти республику от разгоравшейся гражданской войны, сохранить ее целостность и начать восстанавливать экономику. Политика – это высокое искусство умело приспосабливаться к обстоятельствам и использовать их.
Все эти ноябрьские дни жесточайшего противостояния в Баку проходили митинги и шумные собрания. Обвинения в адрес друг друга выдвигали различные политические партии. Начали создаваться вооруженные группировки под видом отрядов для защиты Карабаха. Многие из этих формирований позже будут использованы в борьбе за власть. Мурад с горечью и ужасом видел, что творится в его родном городе, в его республике.
Сессия Верховного Совета Азербайджана объявила о ликвидации автономии Нагорного Карабаха. В ответ армянские вооруженные формирования провели сразу несколько обстрелов азербайджанских сел в районе города Шуши. Обоих президентов – Муталибова и Тер-Петросяна – пригласили на специальное заседание Госсовета, где должен был рассматриваться вопрос о возможном примирении сторон. Казалось, что сам дьявол придумал эту историю с вертолетом, чтобы окончательно рассорить обе соседние республики и два соседних народа.
На следующий день Госсовет СССР потребует восстановить в Нагорном Карабахе конституционный порядок, вернуть статус автономии и разоружить все незаконные вооруженные формирования. Сессия Совета народных депутатов Нагорного Карабаха объявит, что отныне на территории области действуют только советские законы и не действует конституция Азербайджана.
Из Алма-Аты придет сообщение, что Иран готов выступить посредником в урегулировании отношений Азербайджана и Армении. Об этом заявит находящийся с визитом в Казахстане министр иностранных дел Ирана Али Акбар Вилаяти. Его заявление встревожит не только Москву, но и Вашингтон, Лондон, Париж, которые осознают, что на распадающихся обломках бывшего Советского Союза могут появиться такие мощные региональные «игроки», как Иран и Турция.
Однако уже на следующий день будет обстрелян другой вертолет, вылетевший в Агдам из села Джамили Аскеранского района. Машина получит четыре пробоины, но летчик сумеет посадить вертолет, и этот эпизод вызовет взрыв возмущения в Баку, когда на заседании Национального совета будет заявлено, что все проблемы необходимо решать собственными вооруженными формированиями и Госсовет СССР не может разрешить данный конфликт.
Началась принудительно-добровольная мобилизация в отряды самообороны в обеих республиках. В эти дни Союз писателей напоминал развороченный улей. Почти в каждом кабинете обсуждали возникшую ситуацию, предлагали свои методы решения, свои варианты компромисса или, наоборот, бескомпромиссной войны до победного конца. Мурад в отличие от болтающих литераторов, прошедший войну и тяжело раненный в Афганистане, с печалью и грустью слушал эти дилетантские рассуждения о возможных военных победах. Он понимал, во что может вылиться военный конфликт и какие необратимые потери понесут мирные города и села, на территории которых будут проходить эти столкновения.
Но, похоже, никто не хотел даже к нему прислушиваться. Люди переставали работать, повсюду останавливались заводы и фабрики, начались перебои с электричеством, с поставками продуктов. Только в Нахичеванской автономной республике сохранялась относительная стабильность. На следующее заседание в Ново-Огареве, где должна была состояться решающая встреча руководителей республик, Муталибов просто не поехал. Ему надоели упреки оппозиции в уступках и неспособность аморфного союзного руководства к каким-либо конкретным решениям.
Поздно вечером Мурад возвращался домой. Встречавшиеся прохожие были мрачными, задумчивыми, неразговорчивыми. Город менялся на глазах. Из прежнего веселого, открытого, солнечного, гостеприимного, общительного Баку, в котором слышались наречия многих народов и этносов, город становился угрюмым прибежищем беженцев и вынужденных переселенцев, прибывших из Армении и требовавших кардинального решения нагорно-карабахской проблемы.
Вечером ему позвонил один из знакомых писателей, который улетал в Ростов, где находилась его семья. У писателя-азербайджанца жена была армянкой, и он отправил ее с двумя детьми в Ростов, где жила его теща. А теперь собирался отправиться туда, чтобы навестить их. Он работал в одном из литературных журналов Союза и позвонил Мураду, чтобы предупредить его о своем отъезде.
– К чему такие сложности? – недовольно спросил Мурад. – Не нужно было их отправлять: в Баку осталось столько армян, жены и дети азербайджанцев, их никто не трогает.
– Вы не видели моего сына, – вздохнул писатель, – он так похож на свою маму и своего деда, ее отца. Любой прохожий сразу догадается, что в нем течет армянская кровь. И он все время дрался в школе, где об этом тоже знали. Не представляю, как мы дальше будем жить. Как вы думаете, когда все это закончится?
– Не знаю, – честно ответил Мурад. – Иногда я думаю, что мы обречены на «сто лет одиночества».
– Красиво звучит, – сказал позвонивший, – только мы и так уже живем в этом кошмаре почти четыре года. Многовато… Я все время перечитываю «Окаянные дни» Ивана Бунина. Купил эту книгу на русском языке в букинистическом магазине Праги еще три года назад. Такое ощущение, что мы вернулись в те времена. Только его «окаянные дни» были несколько месяцев, а у нас уже столько лет… И никакого просвета. Особенно сейчас, когда сбили этот вертолет.
– Вы поезжайте, ни о чем не думайте, – посоветовал Мурад, – и оставайтесь со своей семьей сколько нужно. Если понадобится, мы оформим вам творческий отпуск. Можете встретить и Новый год вместе с семьей. Так будет правильно.
