– Не иначе, кавалера ей твой кот в зубах
приволок. – На полном серьёзе чувствуя себя дедушкой, Иван поблагодарил
подводника и, уже окончательно попав домой, основательно забрался под душ –
слава Богу, горячая вода не пульсировала и была нормального, без преобладания
ржавчины, цвета. Кудеяр мылся долго и с наслаждением. Потом отварил пельменей,
поел, разобрал вещи, вытер пыль, почистил клетку Жирику… Старательно загружал
руки, чтобы думать поменьше. Получалось плоховато. Запустив стиральную машину,
Кудеяр вернулся на кухню и включил телевизор. Будем развлекаться.
По первой программе передавали новости: «Убили… взорвали…
теракт… резня в Македонии…» Иван хмуро надавил кнопку дистанционника. Зазвучал
женский эквивалент «козлетона»: по второй программе шёл сольный концерт
киноактрисы Сидоровой. Скудин, ни эстрадой, ни кино вообще-то не увлекавшийся,
конкретно Сидорову не любил до смерти и не мог взять в толк, кто первый
придумал, будто она – большая актриса. Не говоря уже о певческих данных.
Третья программа осчастливила его мыльным сериалом. «Ты
знаешь, Ракель, твоего Альберто вчера видели в ресторане с…»
И вот так – все четырнадцать каналов, чтоб их разорвало.
Только на одном Ивану попался древний, очень милый советский мультфильм. Да и
тот кончился через минуту.
Чувствуя, что начинает звереть, Иван вырубил звук и
потянулся к телефону. А впрочем… кому он собирался звонить? Монохорд с Пархатым
явятся только завтра, а Глеб и Марина не услышат, сколько ни жми на телефонные
кнопки… Палец между тем проворно набрал номер Риты-Поганки, сам собой всплывший
в памяти. «Сестрёнка…» А что?!! Вот сейчас он поговорит с ней, а потом
высвистает на улице частника и заявится в гости, как тогда. С тортом и кагором.
Только не на задворки Бассейной, в зловещую тень «Гипертеха», а на
благополучную Красноармейскую… Выяснит, кто это там таким басом лаял прошлый
раз в трубку… Проверит заодно, бросила ли курить, как он ей велел…
Минуту спустя Кудеяр свирепо хмурился и сам готов был
отправиться за сигаретами в ближайший ларёк. К телефону никто не подходил.
Возле уха звучали длинные гудки, холодные, равнодушные. Куда-то подевалась и
сама Рита, и бабушка Ангелина Матвеевна, и даже неугомонный престарелый сосед.
Скудин опустил трубку, пытаясь сопротивляться внезапно накатившему ощущению
жути. Что-то произошло. Мгновенная и тотальная эпидемия. Нейтронная бомба сразу
на всех, и мир вымер. Сделался безлюдным, как обратная сторона Луны…
И в это время телефон зазвонил сам. Вот так примерно в
импортных «ужастиках» и раздаются звонки с того света. Иван даже помедлил
секунду, прежде чем снять трубку. Но всё-таки снял.
– Иван Степанович? – услышал он голос Марининого
отца. – Иван Степанович, извините, я вас там от ужина не отрываю?..
Господи, как же обрадовался ему Кудеяр. Город за окном снова
заселялся людьми, медленно выплывая из небытия.
«Бду, бду, бду!»
– Ну, кисонька, давай. Ещё разик!
Веня показывал Коту Дивуару кусок аппетитнейшей краковской
колбасы, однако тот упорно игнорировал все призывы. Отвернулся и с вальяжным
видом улёгся на полу, только кончик хвоста нервно подёргивался. Хватит, мол,
третий дубль! Сколько можно? Достали! Где молоко за вредность?.. Придумали,
понимаешь, фигню – жилетку на трёх пуговицах, очень удобную с их точки зрения.
И добро бы просто жилетку, так на ней ещё карман, а в кармане железяка! Весом
никак не меньше полутора фунтов. И вот он, Кот Дивуар, бегай им с ней
туда-сюда, словно в цирке дедушки Дурова! Да ещё поворачивайся по команде!..
Налево-направо!.. Ну уж нет, ни один уважающий себя кот этого не делал, не
делает и делать не будет. Даже у Куклачёва, укротителя вольных мышеловов,
которого Кот Дивуар про себя считал живодёром…
Веня Крайчик отложил колбасу, взял кота под микитки и вместе
с жилеткой и прочим поднял к самому своему лицу.
– Оцарапает… – предостерёг Альберт. И сморщился
так, словно рыжий свободолюбец уже оцарапал, да не Веню, а его самого.
Веня только нетерпеливо мотнул головой.
– Он его назвал биомассой, – тихо и очень
проникновенно сказал молодой научный сотрудник, глядя Коту Дивуару прямо в
глаза. Жёлтые и весьма, между прочим, умные. – Ты понимаешь, коташка? Он
его назвал биомассой…
– Биологическим материалом, – вполголоса поправил
Альберт.
– …Но ты-то, благородный зверь, ты-то, в отличие от
некоторых, должен помнить добро! Помнишь, как он тебе тогда сметаны в буфете
купил?!!
– Мяу, – сказал кот. И отвернулся. Он,
естественно, помнил вкусную сметану, которую когда-то купил ему Глеб. И не
только сметану. Но всё равно – ползать по пыльным вентиляционным каналам,
повинуясь командам из крохотного динамика, установленного всё на той же жилетке…
Нет, так далеко его благодарность не простиралась. Своя шерсть ближе к телу!
– Дай-ка я попробую. – Виринея повернулась к ним
вместе с креслом и, прищурившись, негромко позвала: – Тварь мохнатая, тварь
усатая! Встань передо мной, как лист перед травой! Бду, бду, бду!
– Пикапу, трикапу, скорики-морики… – передразнил
было Альберт. Но…
Но!
Кот, выпущенный Веней и уже улёгшийся было на пол, сейчас же
вскочил, как подброшенный пружиной! Распушил хвост и подбежал к Виринее! Жёлтые
глаза горели не просто умом, а форменным разумом. И жаждой выполнить любое её
повеление. О молоке за вредность он явно более не помышлял.
Виринея поставила кота на одну из клеток линолеума, туда,
где были проведены мелом две линии. Сама приникла к поданному Альбертом
устройству наподобие бинокулярного микроскопа и негромко скомандовала:
– Налево…
Кот послушно и мягко переступил лапами.
– Левее…
Кот опять передвинулся.
– Ещё левее…
Кот сделал маленький последний шажок, и ось кармашка точно совпала
с чертой, обозначенной на линолеуме.
– Брависсимо! – восхитился Альберт. – Вер,
может, объяснишь наконец, как ты это делаешь?
Виринея загадочно улыбнулась. Если форма действительно
определяется содержанием, то она являла этому наглядный пример. Изрядно похудев
в экспедиции, она ни на грамм не располнела на домашних харчах.
Новоприобретённого изящества фигуры не мог скрыть даже балахонистый рабочий
халат. Опять-таки волосы, радикально выгоревшие под заполярным солнцем, не
торопились темнеть и всё более явственно наливались осенней золотой медью. В
глазах же у Виринеи завелась таинственная прозелень, и было замечено, что
очками она стала пользоваться подозрительно редко.
Одним словом, девушка была похожа на себя прежнюю,
доэкспедиционную, как чёткая цветная фотография, сделанная в солнечный
день, – на мутное отражение в давно не мытом стекле.
Она проговорила не без насмешки:
– Вень, а зачем вообще ты над котом издеваешься? Может,
лучше егильет
[155]
бы какой на Андрей-Саныча напустил?
Простенько так, зато со вкусом… А то туда же, видеокамеру на коте. Технократ
несчастный.
