– Нехорошо получилось, – искренне огорчился Иван,
впрочем, добавив про себя: «Да пусть это у тебя в жизни будет самое большое
несчастье… капитан». И похлопал участкового по плечу. – Заживёт. Главное,
педерастом не сделали.
«Хотя один раз – не педераст».
Насчет депутатовых помощничков – а вот это, пожалуй, можно
было даже предугадать. Избранников народа без «крыш» у нас нынче, говорят, не
бывает. Надо же им, избранникам, деликатные проблемы решать. А то как же.
– Так, значит, ошибку свою признаёшь? – От полноты
чувств участковый высморкался на забор, прямо на безнадёжно устаревшую надпись
«Борис – борись!». – Тогда живи. Я ведь увидел тебя, обрадовался страшно,
ну, думаю, ща гада и пристрелю. А ты, оказывается, человек. Живи, короче.
– Вот спасибо, – буркнул Иван. Происходившее
начало ему надоедать.
– Спасибом не отделаешься. По такому случаю выпить
надо! – Просияв, Андрон Кузьмич сделал приглашающий жест в сторону общественного
туалета, надземная часть которого виднелась за ближайшим углом. От перспективы
распивать спиртное с Собакиным в таком заведении (откуда, спрашивается, брала
начало вонючая река на асфальте?..) Кудеяра, мигом вспомнившего далёкие джунгли
и яму с дерьмом, внутренне передёрнуло, но он ничем своего отвращения не
показал. – Пойдем, – продолжал Собакин, – махнём по сотке за
примирение. Петухов с Евтюховым завсегда мне рады… Особо с ранья…
Да, понижение в чине здорово его подкосило. Если следовать
логике фамилии, то раньше был он похож на уверенного в себе, кормлёного
домашнего пса. А теперь начал смахивать на уличную дворняжку, именуемую в
народе «кабсдохом»…
– Евтюхов? – Скудин сразу вспомнил
умельца-сантехника. И решил, что неожиданная встреча может оказаться не так уж
и бесполезна. – Что ж, раз такое дело… пойдём. Может, у него и сапоги
резиновые найдутся?
Толкать в ботинках «Волгу» из текучего дерьма ему что-то не
улыбалось.
– У него как в Греции: всё есть! – авторитетно
заверил Собакин и первым ступил на то, что при жизни называлось
асфальтированной дорожкой. Сквозь широкие трещины густыми пучками торчала
жухлая трава. – А тебя вообще-то каким ветром сюда занесло? Опять небось в
пятьдесят восьмую, к Поганке? Только опоздал ты, теперь там такое чувырло
живет, Господи упаси…
В сортире – естественно, не там, где горшки, а в комнате
персонала – было густо накурено, жарко натоплено и по-своему уютно. Трещали
дровишки в печурке-буржуйке, отсветы огня весело играли на стенах, а в воздухе
витал… аромат революции. Или, если хотите, пира во время чумы. Помимо
съестного, пахло окалиной, горелым паркетом и – едва заметно – дерьмом.
– Здорово, хозяева. – Скудин тщательно вытер ноги
о коврик-половичок. – Мир этому дому.
Несмотря на полумрак, он сразу начал узнавать обстановку.
Вот мягкий уголок из кабинета академика Пересветова, изготовленный на заказ в
Швеции. Европейский дизайн, карельская береза, кожа особой, очень мягкой
выделки… И так далее, и тому подобное. В целом сортир оказался обставлен
добротно и даже несколько крикливо. Чувствовался размах, тяга к варварской
роскоши и нездоровое стремление к постмодернистской цветовой гамме.
– Какие люди! – Увидев Собакина и его гостя,
Евтюхов с достоинством покинул кресло (компьютерное, на колесиках), поручкался
с вошедшими и повернулся к маленькому тщедушному человечку в дорогом, настоящем
адидасовском, спортивном костюме. – Помнишь, Филя? Ну, я рассказывал?
Мужик к бабе трахаться с кагором пришёл?.. Ты не верил ещё? Вот он тебе, этот
мужик, собственной персоной. Сам его и спроси.
– Туалетчик Петухов. Филистрат Степаныч. –
Человечек улыбнулся, протянул костлявую лапку и с откровенным интересом
воззрился на Ивана. – Так вот вы, значит, какой! Ну что, давайте-ка,
братцы, к столу! Чем богаты, тем и рады. Слава Тебе, Господи, не кагор пьём!
Да уж, не кагор. Водочку. Опять же шведскую,
черносмородиновую. Марки «Абсолют». Из хрустальных фужеров парадного сервиза,
принадлежавшего некогда всё тому же академику Пересветову. На дорогой посуде
громоздилось сало, благоухали ломти колбасы, желтел голландский, со слезой,
сыр. Плавали в рассоле черемша и чеснок, покоился на фаянсе аккуратно
четвертованный хладнокопчёный окунь, горой лежали огурцы, корейская капуста и
морковь. На печке закипал коллекционный, голубого парцелана чайник, на его
тонких, как лепестки, боках играли призрачные переливы.
Вот тебе и сортир.
– Да, умеете вы, мужики, жить, – похвалил Скудин.
Уселся за стол и сразу перевернул свой фужер вверх ножкой. – Чур, без
обид, машину скоро вести. А вот чайку в самый раз бы, простыл где-то, знобит.
Никто на него не обиделся. Петухов разлил водку» и прозвучал
традиционный тост:
– Чтобы у наших детей были крутые родители!
Выпили. Закусили. Поговорили про баб. Собакин вспомнил
Клавдию Киевну, и Кудеяр с ним согласился. Женщина в самом деле была
незабываемая. Петухов вновь наполнил фужеры.
– Ну, братцы, давайте, чтобы и у ваших внуков были
крутые родители.
Похоже, он не собирался останавливаться до девятого колена.
Снова выпили, снова крякнули, снова закусили, и Иван по
новой катанул пробный шар.
– Да, хорошо у вас, мужики. Сразу чувствуется, хозяева.
Умеете жить.
В самом деле: это ж надо исхитриться столько всего упереть
из здания, задраенного, кажется, насмерть! Да через трёхметровый бетонный
забор!.. Стальную входную дверь, помнится, по всему периметру заварили,
стеклопакеты до седьмого этажа бронированные, стены – такие, что и пластидом
[164]
не очень-то возьмёшь… Умельцы!
– Жить хорошо, а хорошо жить ещё лучше, – вспомнил
Петухов всенародно любимый фильм. Вытащил из шкафа очередную бутылку, принялся
отворачивать пробку. – Главное, не ждать милостей от природы, а всё своё
брать самим. Вот мы и не ждём. Там, – он ткнул рукой в сторону
башни, – на наш век добра хватит…
Говоря так, он быстро и с филигранной точностью разлил
водку. Сразу чувствовалось мастерство, отточенное практикой. Многолетней и
постоянной.
– Ещё и деткам останется. – Величаво кивнув,
Евтюхов опрокинул ёмкость, выдохнул и сунул в рот зубчик чеснока. – Нынче
ведь как? Не украл, значит, дурак. Не понял сути реформ. Так мы что, пальцем
деланные?
– Вы бы, ребята, хоть меня постеснялись. – Собакин
залпом прикончил водку, посуровел, нахмурил брови и мрачно, глядя исподлобья,
принялся жевать сало. – Я ведь как-никак при исполнении. При форме, опять
же.
– А что это ты, Андрон Кузьмич, нам взялся рот
закрывать? Перед посторонними-то людьми? – От обиды Петухов даже
всхлипнул, задышал и стал напоминать хорька, готового вцепиться в
глотку. – Или обижен чем? Или память отшибло? Чего тебе не хватает? Мебеля
заграничные – пожалуйста! Телевизор с видео – нет проблем! Кампутер любой на
выбор – извольте бриться! А доля денежная с продажи на барыге? Это как же, а?
Ой, верно говорил мне родитель: «Запомни, Трат, мент должен нож носить в
спине…»
