«Ну, Додикович… жмот мелкий… Если что – „дымке“ тебя не
отдам… сам задушу…»
Евтюховская моча тем временем опять же наперекор законам
физики не растекалась по полу, а собралась в объёмный шарик и в такой позиции
замерла.
Скудин отозвался уклончиво:
– Хотели в район отдела кадров. Документы кое-какие
забрать.
Как говорил папаша Мюллер – что знают двое, то знает и
свинья.
– Это в первый отдел, значит? – Евтюхов посуровел
и сделался подозрителен. – А я-то всё думал, чё это Собакин к тебе как к
родному? Одного, видать, поля ягоды. Эй, Трат, где мент должен носить нож?
– В спине, Дормидонтыч, в спине, – с готовностью
подтвердил туалетчик. И успокаивающе похлопал Евтюхова по плечу: – Брось, не
заводись. Нынче, говорят, время ком… кон… консенсусов. Опять же, уплочено. Не
заводись…
– А я не завожусь. Я в глаза хочу посмотреть той гниде,
что трёху мне впаяла за анекдот! – Сантехник засопел и жестом обличителя
ткнул пальцем в сторону Гринберга. – На ентова вон похож был, такой же
чернявый… У, гад…
Впрочем, получив ещё одну сигару, сантехник подобрел,
успокоил Гринберга, заявив, что тот вовсе не такой уж и чернявый, и стал
показывать безопасную дорогу к бывшим скудинским владениям.
– Правее держитесь, возле стены, тогда не вляпаетесь. Встренемся
через полчаса… тута… в зале энтой.
– Есть через полчаса.
До былой скудинской вотчины добрались быстро и без
приключений, благо идти было совсем недалеко. Боря без труда подобрал отмычку и
скоро открыл тяжелую блиндированную дверь. Вор-медвежатник из него, верно,
вышел бы классный…
Было темно, промозгло и очень не по себе. Чувство опасности,
беды и постороннего присутствия физически давило, заставляло молчать,
настороженно вслушиваться в гнетущую тишину. Однажды они совершенно так же, в
Кромешной черноте, сидели посреди африканских джунглей. Кишевших ядовитыми
змеями, какими-то экзотическими лягушками, в каждой из которых содержалось
отравы пятьдесят слонов замочить… И ведь ни хрена, совсем не боялись. Некогда
было. Только людоедски хотелось пить и есть, а все НЗ давно были прикончены.
Гринберг, ориентируясь во мраке на звук, поймал рукой кобру. Знатная оказалась
змеюка, длинная, толстая. Ей открутили ядовитую голову и с жадностью опробовали
на вкус, пустили словно дружескую чашу по кругу…
Здесь было хуже. Значительно хуже. Каменные блоки, –
потерявшие вес, странные дыры в бетонных стенах, не говоря уже о кривых лучах
фонарей. Мир встал на голову. И от этого было по-настоящему страшно.
Однако в доме, даже брошенном, стены помогают. Ребята живо
отыскали в эвакуационном бардаке нужные кассеты, убрали их в сумку и так же
осторожно, по стеночке, прокрались назад.
Сантехник с туалетчиком уже стояли в вестибюле, курили
гринберговские сигары. Их рюкзаки непомерно раздулись от краденого.
– Сходили-то хоть удачно?
В голосе Евтюхова звучало уважение – что ж это за бумажки
такие, за которые дают триста баксов, ящик портвешка и два кило не ахти,
правда, какой, но всё-таки жратвы. Важные, должно быть, бумажки! Не иначе,
секретное что-нибудь!
– Каков стол, таков и стул, нейтрально отозвался
Скудин. И полюбопытствовал: – А что, отцы, наверх подняться слабо? Этаж этак на
седьмой?
Ему мучительно хотелось снова побывать в лаборатории Марины.
Окинуть взглядом жирную копоть на потолке… Недавно ему опять приснился всё тот
же сводящий с ума сон, и, насмотревшись на здешние невозможности, он почти
готов был поверить ещё в одно чудо. А что, если где-то там по-прежнему длится
пожар, и она отбивается от огня рабочим халатом, и зовёт на помощь… зовёт…
– Э, мил человек, ты вон чё. – Евтюхов закашлялся,
бросил окурок. – Мы ж не дурные, мы выше второго этажа не залазим. Ты
видел когда, как фекалия по трубе сочится? Вначале жижа, само говно потом. Так
и дымка. Сверху прёт, аккурат с твоего седьмого этажа, вся сила её там. – Он
ткнул пальцем в потолок, икнул и притопнул ногой: – Здеся пока ещё только слизь
и вонь… Зато гляди какая. Ну-ка, посвети… – Евтюхов вдруг примерился и
взял за талию гипсового Ильича. С силой качнул. – Ишъ ты… неказист, а
увесист…
Массивная статуя начала заваливаться навзничь.
Однажды Скудин видел на улице пьяного. Не то чтобы он их на
своём веку мало встречал, но тот попался особенный. Его качало, шатало, кренило
так, что, казалось, центр тяжести давно уже покидал площадь опоры, делая
падение неминуемым. Ан нет – пьяница раз за разом выправлялся из самых
немыслимых положений и «колыхал» себе дальше. Кудеяр тогда ещё подумал, что в
любом цирке такого эквилибриста оторвали бы с руками. Вопрос только в том,
получилось бы у него в трезвом виде нечто подобное.
Вот и статуя бывшего вождя, вместо того чтобы с грохотом
звездануться на пол и разлететься в куски, опрокинулась на спину мягко и
плавно, словно молодица в купеческие пуховики. Мгновение ничего не происходило…
затем по мрамору пола побежали огоньки, в воздухе почудилось какое-то движение…
и гипсовый Ульянов столь же мягко воспарил в прежнее положение. Живее всех
живых! И поди-ка поспорь!
– А представляешь, что будет, когда вся дымка вниз
стечет? – Вернувшись к рюкзаку, Евтюхов кряхтя надел его, поправил
подвернувшуюся лямку. – Содома с Геморрой. Ну, робяты, двинули на выход.
Портвейн кончается, как бы не вляпаться нам…
– Этак от института скоро только стены
останутся. – Скудин, шагая к машине, вдруг круто остановился и,
повернувшись к Гринбергу, попросил: – Женя, дай денег, сколько при себе есть.
Надо.
– На проезд разрешите оставить, товарищ
подполковник? – заныл было Гринберг. Вздохнул, скорбно поёжился, вытащил
из нагрудного кармана распечатанную пачку, потом из внутреннего – запечатанную.
Всхлипнул и протянул Скудину: – Крест нательный снимать? Он у меня с мощами…
До сегодняшнего «мероприятия» денег у него Кудеяр не просил
никогда.
– Мощи можешь оставить. К пиву, – в тон отозвался
Скудин. – На проезд – не обязательно. Подвезу… Значит, так,
братцы-кролики. Ждите меня в машине. Не скучайте, я скоро.
– Есть, – обрадовались Гринберг с Капустиным и
рысью припустили в направлении Московского проспекта, туда, где была
запаркована «Волга». Там сидел и маялся, тревожась за них, Федя, и у него в
машине был заготовлен большой термос горячего сладкого кофе. Это было здорово.
Два крепких, ничего по большому счёту не боявшихся мужика по не вполне ясной
причине продрогли так, что буквально зуб на зуб не попадал.
Скудин же снова включил фонарик и двинулся к хорошо знакомой
пятиэтажной «хрущобе». Электрический луч распространялся в пространстве, как и
полагается, строго по прямой. Видимо, на сегодня чудеса кончились.
В подъезде воняло помойкой. Внимательно глядя себе под ноги,
Иван поднялся по лестнице, остановился, поводил фонариком – обшарпанные стены,
грязь, мусор на полу, выцветшие цифры «пять» и «восемь» на облупленной двери…
«Интересно, как живётся несчастным неграм в Гарлеме? Или они за такое жильё в
суд на администрацию подают?..»
