– За такие пассажи, – проговорил Иван
задумчиво, – тебя в Средние века знаешь бы что?..
– Ну и совершенно не обязательно, – фыркнула Маша,
уютно устраиваясь подле него на диване. Были всё-таки вселенные, равно понятные
им обоим. – Иногда, говорят, приходил добрый молодец и спасал красную
девицу… Вырывал из лап инквизиции…
Кнопик, учуяв десерт, рысью заявился в кухню, мастерски
сделал стойку и заскулил, жалобно тряся бородой. Сладкое он готов был жрать без
меры, с волчьим аппетитом, совершенно не заботясь о фигуре. Пока барбос
блаженствовал над кусочком рулета, а Маша ораторствовала, Иван одолел чашку чаю
и задумчиво закурил. Слово «синтропод» вызывало у него какие-то ассоциации из
мира животных. Он бы так обозвал не Машину закорючку, а скорее уж тех…
котоподобных. Со зрачками и сплюснутыми ушами…
– Итак, Ванечка, всё во власти хронального,
колеблющегося с крайне высокой частотой поля… – Маша наконец выдохлась и
тоже занялась чаем. Тем временем послышались торопливые шаги, и на кухне
появился Звягинцев. В руке у него был альбом с таинственными изображениями
пустыни Наска.
– Марина, ты только посмотри! – С торжествующим
видом он указал на гигантскую обезьяну, нарисованную тысячелетия назад, рядом
выложил на глянцевый лист «привет из Лапландии». – Идентичность
стопроцентная, хоть на компьютере проверяй. Вот хвост мартышки, вот твой…
синтропод. Обе спирали, без сомнения, образованы парными потоками временной
энергии, направленными противоположно. То есть древние прекрасно знали о
динамическом хрональном равновесии и символически запечатлели это на рисунке. А
твой образец, Марина, – это материальное подтверждение их гениальной
догадки. Истоки которой, несомненно, в сокровищнице земной
протоцивилизации… – Он сдёрнул с носа очки. – Всё возвращается на круги
своя!..
– Субатомная голографическая концепция поля, –
подсказала Маша.
– Вот именно. Когда ещё Анаксимандр рассуждал об
алейроне? А Пифагор с его утверждением о двойственности мира?.. Пожалуйста:
антивещество, работы англичанина Уотсона…
– Сдаётся мне, папа… – Маша отставила в сторону
блюдечко и наклонилась вперёд, став похожей на пантеру перед прыжком. – А
не слабо нам теперь выделить квант хрональной праматерии, а?.. Той самой
«временной субстанции» алхимиков… Даёшь?!!
Глаза её засверкали. Скудин вспомнил, как она обнимала его
на полянке.
– Ну конечно, умница, ну конечно! – Звягинцев
снова вскочил, возбуждённо закружился по кухне. Так он расхаживал по
лаборатории во время важного эксперимента. – Мы развернём эту спираль! Да
тут, пожалуй, вся современная концепция вакуума на попа встанет!..
…Вот так у нас в России происходят перевороты в науке. На
кухне за чаем…
Два месяца спустя подполковника Скудина вызвали в Москву.
Маша самолично отвезла его в аэропорт на «девятке», покинувшей ради такого
случая крытый зелёным рубероидом гараж возле помойки. Небо было хмурое и
сочилось дождём, но никаких метеорологических кризисов не ожидалось, так что
самолёт отбывал без задержки. Маша с Иваном подкатили, что называется,
впритирку к окончанию регистрации и только успели торопливо поцеловаться возле
стойки московского рейса, бесследно заглаживая лёгкую размолвку, случившуюся
накануне. Скудин убежал на посадку и без каких-либо приключений добрался в
столицу, чтобы сразу, пока самолёт ещё бежал по дорожке, позвонить с мобильника
жене в лабораторию. Они поговорили, слегка посекретничали, посмеялись каким-то
своим пустякам, ничего не значившим для посторонних…
А спустя неполные сутки по всем главным телевизионным
каналам показывали один и тот же сюжет. О взрыве и грандиозном пожаре в
санкт-петербургском НИИ под скромным названием «Гипертех». С неисчислимым
материальным ущербом и, что самое скверное, с человеческими жертвами.
Закопчённый и смертельно усталый огнеборец, отснятый на фоне
ещё сочащихся дымом руин, заявил об отсутствии радиационного и химического
заражения и уверенно назвал в качестве причины возгорания самую что ни есть
бытовую оплошность сотрудников. Что-то вроде вовремя не выключенного
кипятильника… Однако Иван, услышавший о пожаре далеко не из выпуска новостей, знал.
Телевизионщики врали. В интересах дела, конечно… Как всегда…
На этот день у Маши в лаборатории был назначен
стратегический опыт по изучению свойств пространства и времени. Что-то там
такое собирались в мартышкин хвост закрутить с помощью лазеров и магнитного
поля. Не то, наоборот, раскрутить…
Иван, без звука отпущенный генералом, прилетел назад в Питер
через три часа после катастрофы, и его худшие опасения подтвердились. Профессор
Звягинцев отыскался в больнице. С гипсом на левой ноге. А вот Маши в числе тех,
кто выскочил из здания сам или был вытащен пожарными, не обнаружилось.
Лаборатория, где проводили безобидный – согласно замыслу –
эксперимент, выглядела сущим Чернобылем. Тяжеленные стальные шкафы на другом
конце обширного зала были раскиданы, точно обувные коробки. А трое сотрудников,
хлопотавших в тот момент непосредственно возле установки, так и не были
найдены. Ни среди живых, ни среди мёртвых.
Только жирные хлопья сажи гроздьями свешивались с потолка…
Часть первая. Один день Ивана Степановича
Сундук мертвеца
– Ну, Господи, благослови! – Перекрестясь, Натаха
сбросила полусапожки от Армани, тяжело вздохнула и, ловко наворачивая портянки,
переобулась в кирзовые «прохаря» – великоватые, грязные донельзя. Теперь
сменить кожаную куртку на замызганный ватник, прикрыть модную стрижку
шапчонкой-петушком, натянуть замшевые, на меху, перчатки – и всё по железке,
готовность ноль. Большой стройностью Натаха не отличалась, а потому, поёрзав на
автомобильном сиденье и согнувшись-разогнувшись несколько раз, изрядно
запыхалась.
Почему «боевое» снаряжение нельзя было стирать и почему
переодевались всегда в машине, а не, например, дома, – Натаха и её
спутники, наверное, не взялись бы ответить. Должно быть, первый раз всё
состоялось стихийно, а потом стало традицией, нарушать которую они уже не
решались. Люди, занимающиеся делом принципиально непредсказуемым и зачастую
опасным, почти все весьма суеверны. Бытие определяет…
Серый, сидевший на водительском месте, деловито обездвиживал
«мерседес» – малтилок, грабли на педали, кочергу на руль, карточку антиразбоя
на грудь, поближе к сердцу. Потом тоже принялся переодеваться. Делать это, не
вылезая из-за баранки, было ещё неудобнее, чем на заднем сиденье.
– Надо было всё же тебе священный долг-то
исполнить. – Юркан, сидевший сзади, рядом с Натахой, уже завершил
облачение и теперь, ухмыляясь, наблюдал, как Серый неловко натягивает
общевойсковые, болотного колера защитные бахилы. – Не вертелся бы сейчас
как уж на сковородке. В непобедимой ведь как? Не умеешь – научим, не хочешь –
заставим…
Это тоже была семейная шутка, традиционно произносимая при
каждых сборах «на дело». Лет двадцать назад Юркан избавил кореша Сергуню от
армии. Путём инсценировки нападения. С печальным результатом в виде сотрясения
мозгов, якобы перешедшего в «УО» – умственную отсталость; в те благословенные
времена медики наивно считали, будто недоумки армии не нужны. Самого
«нападавшего» стукнуть по кумполу было некому, и он вскоре загремел прямым
ходом в Афган. Где заработал вначале гепатит, а потом душманскую пулю. От всего
этого теперь плохо гнулась рука и нутро не принимало ни вина, ни пива – только
водочки, да и то по чуть-чуть. Вот такие воспоминания.
