Между прочим, никто не говорит, что это легко. Это трудно.
Ещё как трудно…
Вот потому-то Рита и сидела перед ноутбуком уже в полном
отчаянии, потратив битые полчаса на безуспешный поиск нескольких верных,
никакими другими не заменяемых фраз.
Хорошие произведения не пишутся быстро. Вот только издательству,
у которого сроки, рекламные акции и книжные ярмарки, этого не объяснишь. И,
опять-таки, есть семейный бюджет, требующий постоянных вливаний. За колбасу в
магазине платят рублём, а не отчётами о творческих муках. «Он знал, что
вертится Земля, но у него была семья…»
…Всё!!! Рита решительно выключила компьютер и вылезла из-за
стола. Как это очень часто бывает, необходимые слова, которые она так долго
высиживала, тотчас явились на ум. Захотелось немедленно включить машину и
продолжить литературный процесс, но Рита знала, что это не прорыв вдохновения,
сулящий несколько хороших страниц, а всего лишь искорка, выскочившая из
подсознания. Она записала осенившее на бумажке, сохранявшейся рядом с
компьютером как раз для подобного случая. Не зафиксируешь сразу, нырнёт обратно
в потёмки, и потом ни за что будет не вспомнить. Дело известное, не единожды
проверенное…
Молодая женщина стала собираться на улицу.
На самом деле ей было не свойственно работать по утрам, она
вела образ жизни типично «совиный», предпочитая трудиться над приключениями
Риты-книжной исключительно в тихие ночные часы. И вообще на сегодня у неё была
намечена поездка на рынок: надо же, в конце-то концов, хозяину выручку сдать, а
то некрасиво получится… Ну и что? Проснувшись для разнообразия раньше
бабушки-«жаворонка», Рита с отвращением посмотрела в окно и… прочно засела
сочинять.
Она была не чужда психологии и привыкла смотреть правде в
глаза. Так вот, правда состояла в том, что идти на улицу было страшно. Страшно
до судорог, до мерзкого бурчания в животе. То бишь занималась она всё утро не
столько сочинительством, сколько оттягиванием неизбежного.
«Ну, хватит. Если не выйду сейчас – так и буду сидеть, пока
в психушку не закатают!»
Рита начала одеваться. Бесформенные старые джинсы, не очень-то
презентабельные, зато совсем не стесняющие движений. Лёгкие корейские сапожки,
откровенно пасующие перед лицом российского марта, зато, в отличие от чего-то
более тёплого и красивого, позволяющие быстро бежать. Поясная сумочка для
денег, которую не заметно под одеждой и которую грабители с неё не сразу
сорвут. Куртка с капюшоном, в которой Риту на улице неизменно принимали за
мальчика…
Бабушка кормила на кухне соседскую кошку Василису.
– Деточка, – сказала она, – ты смотри, может,
лучше я к Бахраму твоему съезжу?
Любая нормальная бабушка готова за внучку хоть к чёрту в
пасть, хоть в бандитский притон… если только не рассыпется по дороге. Однако в
данном случае это были не пустые слова. Подумаешь, семьдесят восемь! И поехала
бы, и в целости передала деньги. И, не исключено, разогнала бы к шутам собачьим
всех тех, от кого Рита собиралась трусливо улепётывать в своих корейских
сапожках. Ангелина Матвеевна до сих пор сохраняла крепкую стать и отвагу, увы,
не передавшуюся наследнице. В тридцатые годы теперь уже, страшно подумать, прошлого
века бабушка была спортсменкой-осовиахимовкой, прыгала с парашютом и увлечённо
занималась радиолюбительством. Потом началась война, и вчерашняя школьница
оказалась в действующей армии. Была партизанская школа в Боровичах, где, снабдив
псевдонимом, её научили владеть оружием и пользоваться немецким радиожаргоном.
И временно оккупированный Тихвин, из которого юная разведчица посылала шифровки
при посредстве рации «Белка», замурованной в стену. Вероятно, немцы в конце
концов заинтересовались бы антенной, замаскированной под бельевую верёвку, но
их, слава Богу, успели вовремя вышибить вон. Боевая бабушкина карьера
завершилась вполне в духе времени. В сорок пятом с радистки-разведчицы взяли
страшную подписку о неразглашении – и отпустили на все четыре стороны, не выдав
на руки никакого, даже самого липового документа. Секретность! В результате
которой, согласно бумагам, три с лишним года, пока вся страна воевала или
трудилась в тылу, здоровая деваха валандалась неведомо где. Много позже, уже
бабушкой, Ангелина Матвеевна попробовала было настоять на своих ветеранских
правах. Однако секретность всё ещё действовала, и она получила от ворот
поворот. Смертельно обидевшись, бабушка зареклась когда-либо обращаться к
чёртовым комитетчикам. За неё это ещё через несколько лет, в Перестройку,
сделала внучка. Осталось неизвестным, какого уровня достигло письмо,
адресованное на XIX Партконференцию, Горбачёву, – не суть важно. Главное,
что бабушку, уже переехавшую в Ленинград, пригласили в Большой дом и
торжественно вручили ветеранское удостоверение. Выданное ажно ФСБ. «Сгодится
чиновников в жилконторе пугать», – рассудила Ангелина Матвеевна. С тех пор
она проделывала это неоднократно. И с неизменным успехом.
Самой большой своей жизненной неудачей Ангелина Матвеевна
считала собственную дочь, Ритину мать. А самой крупной и непоправимой ошибкой –
то, что, узнав о беременности внучки, в тот же самый день не примчалась
наводить порядок в семье. Когда она всё-таки приехала, злосчастный аборт успел
состояться. Ангелина Матвеевна с порога залепила дочери оплеуху. И никогда
больше с нею не разговаривала. С тех пор минуло шестнадцать лет. Ритин так и не
родившийся сын теперь бы уже заканчивал школу. Ритина мать иногда делала вялые
шаги к примирению, но Ангелина Матвеевна оставалась тверда.
Короче – та ещё была у Риты бабушка. Рита её очень любила.
– Как доберёшься, сразу мне по сотовому позвони, –
строго напутствовала Ангелина Матвеевна внучку. Она была в курсе всего
случившегося в «Поганкиных палатах» и теперь, естественно, волновалась,
отпуская ребёнка одного в такое опасное место.
– Позвоню, бабуленька. Если только сотовый там работать
захочет. Я же тебе рассказывала…
– А ты из автомата возле метро. Ну, беги. Да смотри
возвращайся скорее. А я блинов напеку…
Государственная измена
– Итак?.. – Веня Крайчик завязал скользкий
тефлоновый проводок ещё одним узелком. – На ящик коньяка – слабо?..
Виринея пожала плечами:
– Да у тебя, извини, зарплаты не хватит проставиться.
– А что ты за меня беспокоишься? Покупать-то тебе. Ну
так как? Одолеешь?
– Легко. Хотя бы затем, чтобы посмотреть, как ты весь
его выпьешь. Тебе же пробку от лимонада понюхать – ты и под стол упадёшь…
– Я?!.
– Очковая змея.
– Ладно, ладно, – вмешался Альберт. – Этак
вы, братья-сёстры-славяне, никогда не договоритесь. Слушайте сюда. На бутылку.
И в любом случае распиваем все вместе. Идёт?
– Идёт.
– Идёт.
Веня сосредоточенно накинул проволочную петлю на поясной
ремень.
– Венечка, – проговорил Альберт осторожно, –
а ты полностью уверен, что она не развяжется? Тефлон всё-таки… Я бы реп-шнура
тебе лучше принёс…
