Директор постучал по столу крепким прокуренным ногтем. Все
обернулись.
– Погодите бушевать, Лев Поликарпович, –
примирительно сказал академик. – Никто никого в Сибирь пока не ссылает, мы
просто все вместе раздумываем над ситуацией. И если я правильно схватываю вашу
мысль, вы желаете нам сообщить, что действия Крайчика никакого враждебного или
корыстного умысла не содержали?
– Никакого! – Профессор твердо выставил
подбородок. – И вообще ничего, за что следовало его бросать на пол,
заковывать в наручники и топтать сапогами!
– Что ж вы так, Иван Степанович? – улыбаясь одними
глазами, спросил академик. – Сразу в наручники и сапогами топтать?..
Иван только вздохнул – неслышно и незаметно. Старая песня.
Опричники, сатрапы, гестаповцы. Между прочим, на атомных станциях самый последний
охранник доподлинно знает, где и какие кнопки надо нажать, чтобы устроить
реактору эвтаназию.
[41]
Пока научные экспериментаторы его до
буйного помешательства не довели. Если бы тогда у Марины в лаборатории такой
«опричник» стоял… Успел бы, может, отреагировать…
Между тем Кадлец безошибочно уловил общее направление ветра.
– Вот именно, Валентин Евгеньевич! Очень верно подмечено.
Я как раз собирался особо поговорить о наших охранниках. Да, они пресекли
попытку похи… выноса оборудования. Но ведь Крайчик, по сути, уже миновал
проходную! То есть налицо потеря бдительности у ваших, Иван Степанович,
подчинённых. Если бы не счастливая случайность…
Скудин поневоле вспомнил фразу своего собственного шефа,
высказанную очень давно и совсем по другому поводу. «Фитиль готов. Ищут жопу…»
– А кроме того, Валентин Евгеньевич, я много раз уже
вам докладывал и, не обессудьте, ещё раз повторю: лично мне непонятно, почему в
самом захудалом провинциальном аэропорту есть и просвечивание, и рамка, и
ручные металлоискатели… и специально натасканные служебные собаки! А у нас
проходная, как… как на фабрике мягкой игрушки! Я не спорю, и без соответствующего
оборудования можно поддерживать порядок, но только если этим занимаются
по-настоящему компетентные люди… Преданные Родине и своему делу…
Кудеяр вспомнил вершины гор, затянутые промозглым туманом.
Рослые деревья, о чью древесину тупится стальной нож, их широкие перистые
листья, размеренно капающие влагой… Окровавленные столбы на поляне и проволока,
впившаяся в голые беспомощные тела… «Эники-беники ели вареники…» Укажи,
считалочка, – на кого?..
– …Таким образом, действия личного состава, Иван
Степанович, к моему великому сожалению, никакой критики не выдерживают. Ваши
люди заслуживают сурового взыскания, а может быть, следует подумать и о
кадровых мероприятиях… Иван Степанович, вы согласны?
Скудин повернулся на стуле и улыбнулся ему. Ласково так,
доверительно улыбнулся. Очень уж он не любил, когда кого-то привязывали к
столбам. Он поинтересовался со всей солдатской прямотой:
– А ху-ху не хо-хо?..
Кадлец был настолько уверен, что найдёт в нём союзника, что
на мгновение обалдело умолк. Ему было даже не до скудинской грубости – все, в
конце концов, мужики, все ценители настоящего русского слова. Пока он
соображал, на кого бы ещё перевести стрелки и можно ли в случае чего обойтись
дежурным «Запомните, я предупреждал…» – в кабинете послышался смех. Негромкий и
очень довольный. Смеялся директор.
– А о чём, собственно, мы с вами здесь спорим? –
сказал он, вновь снимая очки и принимаясь их протирать. – Что такого
произошло? На самом деле молодые сотрудники Льва Поликарпович, подчиняясь моему
распоряжению…
– Негласному, – тотчас подсказал профессор.
– …Подчиняясь моему негласному распоряжению, в целях
проверки режима имитировали попытку выноса из института ценного оборудования.
Для каковой был использован неработоспособный, давно списанный трансформатор.
Имитация выноса была выявлена и своевременно пресечена сотрудниками охраны,
осуществившими показательное задержание… по ходу которого они проявили не
только должную бдительность и оперативность, но и гуманизм, достойный сове…
российских органов безопасности. Следует отметить разумную инициативу
заместителя директора Кадлеца, который, не будучи предупреждён о моём
распоряжении, действовал по обстоятельствам… Всем всё ясно? Вопросы
какие-нибудь есть?..
…У часового были американские ботинки со стоптанными
подошвами, смуглый поджарый зад и свирепый затяжной понос. «Вот засранец!..»
Уворачиваясь от зловонного потока, Скудин плотно прижался к стене, задержал
дыхание, а сверху, сквозь ячейки ржавой, донельзя загаженной решетки всё не
прекращался мерзкий водопад – под удовлетворённое кряхтенье и оглушительные
звуки ветров.
– Интересно, чем их тут кормят? – Лейтенант
Капустин отвернул лицо от тучи брызг и, не удержавшись, сплюнул. – А
может, прав Гашек и всё в мире дерьмо? Вы как думаете. Пал Андреич?
Говорил он тихо, задыхаясь, мешали сломанные рёбра.
– Немцы утверждают – всё, кроме мочи… – Третий
обитатель ямы, военный советник по кличке Капитан Кольцов, невесело усмехнулся
и сбил щелчком наглую мокрицу, выбравшуюся с поверхности жижи ему на
щеку. – Это разве говно? Вот в больших кабинетах нахлебаешься, так уж
нахлебаешься…
Он был тёзкой «адъютанта его превосходительства» из
одноимённого фильма, отсюда и прозвище.
Наконец часовой иссяк, выпустил напоследок реактивный звук,
и в яме настала тишина, лишь напоминала о себе гнусная капель с решётки, тихо
плескалась, доходя до плеч, зловонная жижа и по-прежнему гудели тучи свирепых,
жалящих до крови насекомых.
– Ты, Борька, слушай да жизни учись… – Скудин
попробовал шевельнуть правой рукой и сразу закусил губу, чтобы не
взвыть. – Я когда новобранцем был, у нас байку рассказывали… Засекли,
значит, солдатика одного, который чужие посылки, чьими-то мамами собранные,
потрошил. Ну и… подпилили в сортире одно очко, а сами, как увидели, что он
идёт, все остальные быстренько заняли. Он и провалился. Народ тут же дёру… Часа
два он там барахтался и орал. Наконец вытащили… Так что ты думаешь? Не спасли.
– Ожоги? – Спросил Павел Андреевич.
– Они самые. То есть нам грех жаловаться. Ялта. Чёрное
море…
– «Самое синее в мире…» – шёпотом запел Кольцов. Иван и
Борис подтянули – тоже шёпотом, но от души. То-то часовые, наверное,
удивлялись.
У Скудина была перебита ключица. С позволения сказать,
удачно: без разных там оскольчатых обломков, проткнутых лёгких, порванных
артерий. Другим повезло меньше. У Бориса Капустина были сломаны рёбра и отбито
нутро. Капитану Кольцову, помимо контузии, в хлам располосовало плечо и левую
щёку – ещё денёк-другой в этой говённой яме, и гангрены не миновать. Остальным
миротворцам, летевшим с ними в патрульном вертолёте, не повезло вообще, их
изуродованные трупы, оставшиеся в густом лесу неподалеку от бирманского городка
Ма Сай, теперь обгладывало зверьё. Хотя… если подумать, то вместо нормального
везения-невезения здесь получалась сплошная теория относительности. Такие всё
дела, что умереть или остаться в живых – ещё неизвестно, что лучше. Господин
Кхун Са – тот желтомордый, чьи люди их сперва сбили, потом подобрали и в итоге
сунули в эту дыру, – был самым, по непроверенным данным, богатым и влиятельным
наркобароном знаменитого «Золотого треугольника». Владельцем… хорошо бы
заводов, газет, пароходов, так нет же – необъятных опиумных плантаций и личной
армии в пятнадцать тысяч штыков. С такой оравой, да сидя в непролазных горах,
можно позволить себе перманентную войну против всех. Резвись не хочу –
показывай кукиш правительству, таиландским пограничникам, Каренскому
[42]
национально-объединённому фронту… не говоря уж об
американцах, известных борцах с чужим наркобизнесом. Головорезы Са чхать хотели
и на движение неприсоединения, и на сепаратистские лозунги, и на призывы
превратить Азию в зону мирного процветания. Кто не с нами, тот против нас! Для
начала – в яму с дерьмом, а там видно будет… Собственно, видеть-то особенно
нечего: перспектива одна. Смерть. Быстрая или медленная. Тех, кому всё-таки
удастся чудом бежать, ждет жесточайшая форма малярии. Форма, излечиваемая лишь
делагилом – замечательным средством, которое не имеет сертификата Красного
Креста, ибо разрушает печень. Увернёшься и от этой кончины – настигнет амёбная
дизентерия, буквально пожирающая кишечник. Прибавить ядовитых змей. Помножить
на мух, кладущих яйца под кожу… а кожные и желудочные заболевания тебя сами
разделят. Куда ни кинь, всюду клин.
