– Погодка-то, а? – Профессор Звягинцев из-под руки
осмотрел горизонт, взглянул на часы, хмыкнул и поднял глаза на Скудина. –
Без двух минут. Что-то американцев наших не видно…
– Куда они денутся, – пожал плечами Иван и быстрым
движением поддержал споткнувшегося Эдика. Тот к концу недолгого полёта
отчего-то совершенно раскис и на ногах держался плохо. «Не переживай, парень,
мышечный тонус мы тебе поправим. Мозги тоже…» Если бы генеральский сын мог
подслушивать мысли, интонация показалась бы ему многообещающей.
Борис и Глеб кивнули с готовностью матёрых котов, завидевших
мышь, Виринея, на чьи колени «резвый мальчонка» почти осмелился посягнуть в
самолёте, мстительно усмехнулась. А с неба в это время донёсся басовитый,
уверенный гул, и на посадку начал заходить «Геркулес» – американская
транспортная машина «С-130».
– Ну вот и они, явились не запылились. – Скудин
отпустил Эдика и едва удержался, чтобы машинально не вытереть руку о
штаны. – Кстати, Лев Поликарпович, Грин вчера звонил. Обещал, что с
транспортом проблем не будет.
Встречающих в аэропорту было немного, да и те вели себя
как-то странно, жались по углам, словно боялись чего. Зато в самом центре зала
красовался бравый старший прапорщик, с залихватскими рыжими усами, с погонами
«микрогемералполковника» и выпущенным из-под фуражки знаком воинской наглости –
чубом многократно описанного у классиков пшеничного цвета. В руках гвардеец
держал фанерный щит, на котором жирно значилось суриком: «Подполковник Скудин!»
Чем так страшен был этот щит и державший его человек, выяснилось сразу, как
только фанерка оказалась опущена. На обратной стороне её зловеще выделялся
черно-жёлтый знак радиационной угрозы и убийственно краснела надпись: «Зона
повышенной опасности! Находиться без средств индивидуальной защиты
категорически воспрещается!»
– Ну я Скудин.
Нахмурившись, Иван подошел к «микрогенералполковнику», и тот
сразу широко заулыбался, просто засиял от радости, будто встретил давнишнего
кореша.
– Разрешите представиться, старший прапорщик Василий
Грызлов! Приказано вас встретить и доставить! А также отдаться в полное ваше
распоряжение! Докладываю: техника укомплектована, баки под завязку, личный
состав в полной боевой. Как товарищ генерал-майор и приказывали.
«Полный порядок, – отчего-то устало подумал
Иван. – Кони стоят пьяные, хлопцы запряжённые…»
– Товарищ генерал-майор, значит, приказывали? – И
он протянул Грызлову руку, здороваясь. Тот приткнул к стене свою зловещую
вывеску и тотчас подхватил под локоток Эдика: юноша двигался точно зомби,
сиречь оживший мертвец. Сошедший с плаката из тех, что некогда соседствовали с
радиационными значками в кабинетах гражданской обороны. Василий мотнул чубом в
сторону выхода:
– Ничего, пацан, ничего, ща встряхнёшься. Машина –
зверь. Ласточка…
Ласточка была ещё та. Камуфляжного окраса,
средне-бронированная: БТР-60. На левом борту значилось: «Дежурный ВАИ», на
правом – «Специальная комендатуры». На пулемётной башне гордо реял российский
триколор. Знай наших.
– Петро, заводи!!! – заорал Грызлов. И
гостеприимно, по-хозяйски, распахнул боковой люк. – Заходите, гости
дорогие, сейчас бронеплиты окон откроем, поедем, как в мягком вагоне. С
песнями…
Рявкнул пускач, оживляя двигатель, БТР проснулся, выпустил
струю сиреневого дыма, в воздухе густо запахло соляркой. «Ну, Гринберг, ну,
пархатый…» Виринея сердито одёргивала короткое платьице, забираясь в БТР, и на
всякий случай испепеляла глазами Эдика, но тот не реагировал. Скудин сплюнул,
вытащил трубку мобильника и протянул Звягинцеву:
– Лев Поликарпович, звоните Шихману. Надо договориться
о рандеву.
Грызлов тем временем подсаживал вяло шевелившегося Эдика.
– Ты, может, на броне поедешь? – Старший прапорщик
прикурил «Приму», сунул подопечному в рот. – С ветерком, а? Сразу
полегчает. А потом мы тебя спиртяшечкой похмелим. Шило первый сорт, только
вчера «магазин»
[67]
прилетал… будешь как огурчик…
Эдик отсутствующе кивнул и попытался свалиться на землю. Он
пребывал в некоем подобии ступора – реагировал с трудом, еле переставлял ноги,
смотрел куда-то вверх без особого выражения. Словом, был весьма нехорош.
Васильковые глаза Грызлова светились пониманием и участием, как видно, Эдиково
состояние ему было хорошо знакомо.
Звягинцев же, потыкав пальцами маленькие изящные кнопки,
прижал трубку к уху, настраиваясь на ожидание… и искренне удивился, сразу
услышав голос профессора Шихмана:
– Алле?.
– Изя, ты?
Работая на переднем крае науки и техники, Лев Поликарпович
до седых волос не утратил счастливой способности изумляться и благоговеть –
будь то чудеса природы или проявления человеческого гения. Вот эта трубочка,
например. Меньше пачки сигарет, а возможностей!..
– На обочине загораем, а зохен вэй! –
Чувствовалось, что Изя в отличном настроении и улыбается в трубку. – Все
говорят, что у нас свободная страна! Так я тебе скажу, что это у вас свободная
страна! Формальностей ноль, пограничники даже не посмотрели в нашу сторону,
таможенники встретили как родных. В общем, пролетели, точно гусиное дерьмо.
Теперь ждём только тебя, шлимазол.
[68]
Как видно, девятизвёздочный слово своё сдержал и
действительно дал американцам зелёную дорогу.
– Жди, сейчас будем. – Звягинцев отключился и
вернул телефончик Скудину. – Пора, они уже на месте.
И неловко полез внутрь мрачной, воняющей соляркой
бронированной коробки. Кудеяр вздохнул и запрыгнул следом, кивнув старшему
прапорщику, всё ещё возившемуся с генеральским отродьем:
– Василий, давай грузи его и поехали.
– А то ты бы, может, поблевал? – посоветовал
Грызлов. – Два пальца в рот – и вперёд, милый, тут сразу и полегчает…
Ивану немедленно вспомнился анекдот про заболевшего
«металлиста». Мать рядом суетится, переживает: «Сыночек, ну как же тебе помочь?
Давай в сковородку поварёшкой побью? Цепями над тобой погремлю?..» –
«Мама, – отвечает страдалец, – поставь „Модерн Токинг“, может, хоть
стошнит…»
Увы, все попытки старшего прапорщика вернуть Эдика к жизни
потерпели полный провал. Вздохнув, Василий втащил генеральского сына внутрь,
залез сам и громыхнул крышкой люка.
– Петро! Трогай! Товарищ подполковник, мы куда?
– К выезду на трассу. Там…
Иван не договорил. Петро тронул, и все слова сразу потонули
в грохоте. Восьмиколесный монстр вздрогнул, заревел моторами и с удивительным
проворством покатил по асфальту, великолепный и решительно неудержимый.
