Шаги Бубенчикова и Шихмана затерялись и смолкли в отдалении.
Лагерь на берегу озера замер в первобытной тишине, которая была здесь до
прихода людей, которая обратила очень мало внимания на их мимолётную суету, и
пребудет, храня свои вечные тайны, когда люди уйдут… Лев Поликарпович глубоко
вдохнул свежий ночной воздух, посмотрел на медленную зарю, плывшую над северным
горизонтом, на стеклянно-гладкое озеро, в котором неспешно растворялось и
смешивалось фиолетовое, жёлтое, розовое… Может, когда-то на этом самом месте
стоял его отец. Стоял, точно так же слушая тишину…
Возвращаться в прокуренный вагончик совсем не хотелось, но
комары в конце концов вынудили закрыть дверь.
«Евонна мамка ротвелька…»
– Чейз! Ко мне!..
Пёс не спеша поднял голову, оглянулся на хозяйку – звала,
что ли? – и, ничего экстренного вокруг не заметив, вернулся к обнюхиванию
влажного пятна на песке возле куста. «Вот засранец!»
– Ко мне!!!
Рита сделала резкий шаг назад и двумя руками изо всех сил
дёрнула длинный прогулочный поводок. Приведя, как было сказано у классика,
голову здоровенного кобеля в состояние некоторого трясения. Некоторого и весьма
относительного. Ибо шея, на которой сидела эта голова, была толще Ритиной
талии. Тем не менее четвероногое наконец осознало, что ему дали команду. И, с
явной неохотой отвлёкшись от завлекательного пятна, оставленного собратом,
добродушно потрусило туда, куда увлекал его поводок.
Когда Чейз приблизился, Рита показала ему лакомство –
кусочек сухого корма, зажатый в правой руке. Выхватила из-под самого носа,
убрала за спину и быстро переложила лакомство в левую, вынуждая пса обежать
себя сзади.
– Сидеть!
Нечистопородный уселся. Эту команду он знал.
– Ай, умница! Ай, молодец! На. Заслужил.
Чёрный нос ткнулся Рите в ладонь, и кусочек корма исчез.
– Хорошо! Гуляй, кобелина. Гуляй.
Слово «кобелина» в русском языке давно приобрело
неодобрительно-сексуальный оттенок. Тем не менее Рита полагала, что собачьего
мужика ростом ровно семьдесят сантиметров, обладателя широченной груди и такой
морды, что хоть в кино собаку Баскервилей играй, величать следовало не
«пёсиком», подавно не «мальчиком» и даже не кобелём, а именно кобелиной.
Да, его звали Чейз. Как американского детективщика, чьи
книги у нас пережили пик популярности лет десять назад, да и теперь это имя всё
ещё на слуху. Смех смехом, но Рита уже представляла, как когда-нибудь у неё
возьмёт интервью журналист, пишущий о современной литературе, и озаглавит
газетную полосу: «У Осокиной на поводке – Чейз»!
Если же серьёзно – она почти решила снабдить свою постоянную
героиню, Риту-книжную, собакой. Естественно, обретённой при сходных
обстоятельствах. Рита вообще старалась «приставить к делу» любой эмоционально
значимый эпизод, происходивший в реальной жизни с нею самой, – а день,
когда она познакомилась с Чейзом, оказался на переживания необыкновенно богат.
Причём (и это было, по Ритиному мнению, самое ценное!) люди, знакомые и
малознакомые, в тот раз словно сговорились показать себя с самой лучшей
стороны.
Действительно, не всё ж чернуха вокруг.
Когда Андрон Кузьмич – зачтёт ему это Бог! – спрятал
пистолет назад в кобуру, как бы своей властью передавая ей во владение
бесхозного пса, и она ухватила того за драный ошейник, чтобы скорее вести вон
из мясного ларька, – уже возле самой двери её догнал продавец. «На, –
сказал он, – вот, держи!» И неуклюже, словно стесняясь, сунул ей в руки
большой кулёк с восхитительными обрубками говяжьих хрящей.
Слух по базару разнёсся на удивление быстро. Из контейнера,
увенчанного штандартом «Royal Canine»,
[86]
выскочила кудрявая
Люсенька. Некогда Рита научила её, как, не порождая скандалов, радикально отвадить
приставалу-охранника. Люсенька тащила гигантский кожаный намордник и армейского
цвета брезентовый поводок. «Давай, надень на него, а то на улице – до первого
мента! По себе знаю!» Глаз у девушки оказался ватерпас, намордник пришёлся
недоумевающему кобелю точно впору, словно нарочно для него делали. «Погоди!»
Люсенька стремительно исчезла в недрах контейнера и вновь появилась наружу с
коробочкой и длинным флаконом. «Это шампунь от всяких паразитов, с дёгтем. Как
придёшь домой, сразу его пошвабруй. Тебе его блохи нужны?.. А это, –
Люсенька явно не зря училась на ветеринара, – витаминка для шерсти, по две
штучки с едой будешь давать. Проплешину йодом намажешь, лучше пятипроцентным,
вдруг всё-таки лишай. И вообще, если что, сразу звони, посоветую что могу…» Рита,
несколько ошарашенная стремительностью происходившего, полезла было в поясную
сумочку, где у неё сохранялся от нескромных глаз кошелёк: «Это сколько всё
стоит? У меня, может, сейчас и денег не хватит…» Но Люсенька замахала руками:
«Брось, Ритка, как-нибудь потом занесёшь!»
«Какой дэньги? – возмутился вышедший навстречу Бахрам.
И величественно повёл рукой, являя кавказскую щедрость и честь, достойную внука
дедушки Ростома. – Падарок тебэ. Давай, машина иди. Домой отвэзу…»
И отвёз. Не пришлось Рите добивать дохлые корейские сапожки
марш-броском через половину города, по лужам и льду. Бабушка Ангелина Матвеевна
при виде нового члена семьи сперва ахнула. Потом деловито направилась открывать
в ванной горячую воду. Соседская кошка Василиса, с перепугу превратившаяся во
вздыбленный меховой шар, затаилась на высоченном буфете и горящими глазами
наблюдала за тем, как Рита снимает с безропотного пса ветхий, драный, месяцы
назад надетый ошейник.
На его внутренней стороне сквозь грязь смутно проступали
какие-то буквы. Рита потёрла ошейник рукой, потом тряпкой и наконец сунула под
кран… так и есть! Начертанное на сером кожзаменителе шариковой ручкой, там
значилось имя пса.
ЧЕЙЗ.
И номер телефона. «542…»
Вот тут Рита серьёзно расстроилась. Она уже успела
почувствовать себя собаковладелицей. Причём – владелицей не какого-нибудь, а
конкретно этого пса. Были ли тому причиной драматические обстоятельства их
знакомства, но полтора часа, проведённые вместе, успели сделать мысль о том,
чтобы отдать его, дикой и невозможной. Он был нужен ей, Рите. Именно он и
именно ей.
Но… точно так же невозможно было и не позвонить по
указанному на ошейнике телефону. «Нашёл да не объявил – всё равно что утаил!»
Конечно, она может немедленно выбросить ошейник. А потом найти для себя тысячу
убедительных оправданий. Рита не первый день жила на свете: на глазах у неё
люди проделывали со своей совестью трюки совершенно невероятные. Например,
продавали многолетнюю дружбу даже не за тридцать сребреников, а вообще за
тридцать копеек. И ничего. Жили дальше, и безмятежно спали ночами, и смотрели
людям в глаза – так, как смотрят лишь сознающие свою правоту…
Рита сначала решила посоветоваться с бабушкой. В конце
концов, пёс прожил при Варшавском рынке целую зиму, никуда особо не
уходя, – значит, здесь где-то и потерялся. Однако объявлений о пропавшей
собаке в окрестностях вроде замечено не было… А может, это и не его ошейник
вовсе, а совершенно чужой?!!
