Только далеко не уехали. Сразу за границей города шоссе
оказалось перекрыто. Причём по полной программе – «скорпион» от кювета до
кювета, гибэдэдэшники, менты, наряд внутренних войск с невозмутимым, уверенным
в себе кобелём, привыкшим работать по человеку. На обочине сверкал огнями
милицейский «жигулёнок».
Едва Иван притормозил, как к джипу подскочил лейтенант и
сразу рванул дверцу, проорав:
– Выйти из машины! Документы! Живо у меня! Живо!
Стоять! Руки на капот!
При виде «Хаммера» он как пить дать решил, что это лично сам
«агент 007» торопился с задания обратно за кордон. Только Скудину было
наплевать, что там у периферийного мента на уме. Стервозное настроение,
искавшее выхода, стало потихоньку воплощаться в практические действия.
– Будут тебе, лейтенант, документы… – Он неспешно
вылез из джипа и, показав пунцовую книжицу с хорошо известной аббревиатурой из
трёх букв, коротко и властно махнул рукой: – Товарищ капитан! Ко мне! Это ваш
подчинённый? Как думаете, не тяжелы ему офицерские погоны? А?
Когда Ивану было надо, он производил очень тягостное
впечатление на окружающих, и теперь наступил как раз такой момент.
– Мой, товарищ подполковник, мой… – Милицейский
капитан, посмотрев на скудинскую ксиву, вытянулся и отдал честь. – Молод,
горяч, не обижайтесь. Простите засранца.
Конфликтовать с питерским подполковником ФСБ ему сейчас
хотелось меньше всего на свете.
– Ладно, сынок, живи. В следующий раз нюх не
теряй… – Тут замерший лейтенант выдохнул, а Кудеяр убрал документ и снова
повернулся к капитану. – Никак розыскные у вас? Что случилось?
– Побег. Групповой. – Капитан сунул в рот
травинку. – Со строгача рванули… Эй, Семён, в ориентировке-то что там?
– Здравия желаю! – Конвойный прапор подошёл
вразвалочку, не вынимая папироски изо рта, махнул рукой: – Эй, Сердюков, ко мне!
Изложи ориентировку на розыск.
Ему явно нравилось изображать начальника. Важного и
сурового.
– Товарищ прапорщик! Ефрейтор Сердюков по вашему
приказанию прибыл! – Боец-«вэвэшник» вырос словно из-под земли, глаза были
весёлые, веснушчатый нос лупился. – Докладываю: групповой побег из зоны
строгого режима, девять человек, три автомата Калашникова, шесть магазинов. Все
– рецидивисты. При задержании особо опасны.
– Всё, свободен. – Прапорщик отвернулся, щёлкнул
зажигалкой, запаливая потухшую «Приму». – Ухари ещё те. «Попку» на вышке
взяли электродом, разводящего с другим часовым – вчистую пиками. Дорожку отхода
присыпали махоркой, собаки след не взяли… Вот так, в таком разрезе.
– У них три «Калаша», а вы торчите тут на виду, как три
тополя на Плющихе? Не боитесь, что саданут в упор из-за кустов и с приветом
отчалят на «жигулёнке»? – Скудин издевательски хмыкнул и неторопливо полез
в джип, ворча: – Не засада, а балаган на асфальте.
По пути на базу их тормозили ещё дважды, затем, слава Богу,
«Хаммер» свернул на грунтовку. Дальше поехали без препон – в тайге прокурор
медведь, а ему не до беглых зэков.
В лагере дело шло к обеду.
– Эй, Додикович! Принимай! – Скудин по-быстрому
сдал деньги и харчи, вернул «Хаммера»… и вдруг понял: в лагере чего-то не
хватало. Чего-то очень привычного, хотя и противного… Он насторожился и долю
секунды спустя понял, чего именно. Звуков музыки. Да и самого Эдика – не видно,
не слышно…
«Может, зря я погорячился, утопил этот чёртов
караоке… – Воображение успело подсунуть Скудкну видение генеральского
отпрыска, повесившегося на осине. – Ох, блин, ну до чего бы некстати…»
Однако, как выяснилось, Эдик и не думал расстраиваться, а
тем более вешаться. Он лежал, вытянувшись, у себя в вагончике на неразобранной
койке, и с лица его не сходила блаженная улыбка, казалось, он дремал с
открытыми глазами и видел волнующий несбыточный сон о возвышенном и прекрасном.
Временами он судорожно подёргивался, отмахивался от чего-то и неразборчиво
шептал сухими губами, покрытыми странным белым налётом. Зрачки его были
неестественно расширены. То есть что угодно, только не здоровый юношеский сон
перед обедом.
Скудин для начала нагнулся и осторожно, не делая резких
движений, обнюхал лежавшего. Излишней брезгливостью он давно уже не страдал.
Нет, Эдик действительно не был ни пьян, ни обкурен. И среди вещей (на сей раз
Кудеяр обыскивал очень тщательно) никаких следов наркоты. Иван тихо зарычал,
прикрыл дверь и направился к американцам. Эдиковы симптомы ему были знакомы
очень хорошо. Наверняка что-то из психоделиков. Синтетика, какой-нибудь
«пурпурный туман», «жёлтый солнечный луч», «взрыв солнечного света», «оранжевое
сияние» – как только ни называют наркоманы ЛСД-25…
[134]
трижды
за ногу его мать.
– Кто из ваших накачал нашего парня наркотой? –
тихо и без обиняков спросил Скудин отца Брауна, в предвкушении гонга на обед
собиравшегося мыть руки. И добавил с улыбкой, в которой не участвовали глаза: –
Смиренно покайтесь, братья, как на духу. Добром прошу, слёзно. Такую
богоматерь.
Вид его не предвещал ничего хорошего, однако же отец Браун
уговорам не внял и безразлично улыбнулся в ответ:
– Наркота, брат, есть отрава антихристова, соблазн
дьявольский, богопротивный промысел адский, благословлением ангельским нашей –
братией неприемлемый. И поелику богомерзкие промыслы не нашли пристанища в
душах наших, то и каяться истово не в чем нам, только лишь уповать на волю
Господа нашего, на животворящую длань Его, да на благословение непорочной
Приснодевы нашей, в духе зачавшей искупителя всеземного, распятого во славу
Свою про…
Он не договорил. Мерзкое настроение, начавшее одолевать
Ивана ещё в райцентре, возле выложенных на продажу туш невинно убиенных зверей,
наконец-таки нашло выход. «Вот тебе животворящая длань!» В мгновение ока отец
Браун огрёб прямой в челюсть, боковой в селезёнку и апперкот в печень. Могучий
негр икнул, скрючился, схватился за живот и рухнул на землю. «А вот и
благословение непорочное…» Сунувшийся было брат Хулио получил с разворота в
сопатку и, сразу загрустив, утратил темп. Тут в дело включились остальные
братья, сбежавшиеся на шум. «Богопротивный, значит, промысел адский?» Инициатива
стала было переходить к американской стороне, но ненадолго. На выручку Кудеяру
уже летели святые угодники Борис и Глеб, последним на поле брани примчался
Гринберг – и кинулся в бой с молодецким кличем:
– Азохенвей!!! Вперёд, славяне!!!
И закипело во всю ширь достославное мужское действо. Только
надо сразу учесть, что мужички-то были всё непростые, тренированные,
профессионалы, проще говоря. Сразу выяснилось, что брат Хулио предпочитает
ортодоксальное карате, брат Бенджамин более склонен к джиу-джитсу, а брат
Родригес с братом Марио вполне прилично практикуют кэмпо. Сам отец Браун,
оклемавшись и тряхнув головой, начал демонстрировать отличный бокс плюс хорошо
поставленную технику савата, серые глаза метали гневные молнии. С ближних ёлок
мигом удрали любопытные белки – заокеанская ругань пополам с русским матом
сотрясала небеса.
