Одного жаль: во всех этих вымышленных жизнях он так и
оставался безногим.
Для начала он таинственно огляделся по сторонам.
– Знай же, – сказал он. – Еду я избывать срам
неизбывный…
– Срам? – шёпотом всполошилась она. – Да как
же это?
– Два года назад, – принялся он
рассказывать, – у нас дома прослышали, что в соседнем роду подросла
девушка-славница, новая невеста. И отправились мы с моим батюшкой просить у той
славницы для меня бус…
Если басенка
[18]
придётся по душе милой
девчушке, она, может быть, спросит, как его звать, и станет он для неё уже не
просто очередным «гостем желанным» без имени и лица. Отныне он будет настоящим
добрым знакомцем. Полудружьем, которого она сможет время от времени вспоминать.
И признать, когда он вернётся. А уж если в ответ и она пожелает сказать ему,
как зовут её люди, это прозвание он увезёт с собой, словно награду…
От приятных размышлений Коренгу отвлёк хриплый лай,
близившийся по улице. Он оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть всё того же
Шаняву, входившего в распахнутые ворота. Дородный сольвенн вёл на верёвке
здоровущего пса, не иначе взятого прямо с цепи… на которой, судя по кривоватым
задним ногам, зверюга так отродясь и сидел. То есть ещё кто из двоих кого вёл.
Кобель рвался вперёд, с рыком прядал вправо и влево, распугивая народ, Шанява
едва его сдерживал и шёл слишком быстро для себя, чуть ли не вприпрыжку бежал.
Провожаемый сердитыми криками прохожих, он стремился во дворик «Утреннего
улова». Цепняк между тем завидел соперника и, свирепо хрипя, давился в
ошейнике, отросшие когти выдирали щепки из мостовой.
Кухта сразу вскочил, подхватил мису с недоеденным хлёбовом
[19]
и кинулся в дверь. Благо та была близко. Торон уже стоял на
ногах, выпрямившись и насторожив уши, хвост воинственно гулял туда-сюда.
– Цыц! – коротко приказал Коренга.
Кобель так же коротко покосился на него, словно кивнув:
дескать, слышу, хозяин…
…А дальше всё произошло гораздо быстрей, чем можно про то
рассказать.
Юная стряпуха подхватилась на ноги и, раскидывая руки,
бесстрашно побежала навстречу Шаняве.
– Ты куда? Держи его, держи, подерутся ведь!..
Знать бы ей, что Шанява именно за этим сюда и пожаловал.
Злой пёс на неё большого внимания не обратил. Зато Шанява с разлёту не то
ударил, не то оттолкнул:
– Ты-то, дура, прочь с дороги пошла…
Силы в дородном мужике было немерено, а и много ли её надо
против девчушки? Отлетела, с глухим стуком ударилась головой о забор.
И сползла, подломившись в коленках.
– Ататб!.. – не своим голосом послал пса Коренга.
Торон с места прыгнул прямо к руке, нанёсшей удар. Прыгнул
вообще-то гораздо быстрее и дальше, чем положено самой проворной собаке, и
попонка странновато встопорщилась на его боках и спине… Но этого в общем
переполохе никто не заметил. А полмига спустя уже Шанява взвыл не по-людски.
Кобель снёс его с ног, шарахнув челюстями поперёк вскинутого локтя. И отскочил,
побрезговав добивать: этот, мол, больше не опасен, другие враги где?..
Других врагов не было. Пёс Шанявы оказался сметливей
хозяина. Он заметил всё то, что ускользнуло от косного внимания людей. И, в
отличие от них, понял, на кого напоролся. И теперь улепётывал, завернув хвост
под впалое брюхо и не разбирая дороги. Куда? А куда глаза глядят, лишь бы
подальше. Сольвеннские волкодавы отличались наглостью и бесстрашием в драке;
было только одно существо, от которого они удирали не помня себя и не почитали
это позором… Но никто не сделал выводов из цепнякова бегства, разве что
Коренга, но и ему было не до того. Коренга что было силы толкал рычаги тележки,
торопясь к упавшей стряпухе. Подле неё уже стоял на коленях одноглазый, бережно
гладил по голове.
– Как ты, сестрёнка?
Девушка не отвечала. На её лоб из-под волос быстрыми каплями
скатывалась кровь. Через дворик к ним бежал вышибала. Он выглянул на шум, как
требовал долг его ремесла, и всё видел. Вот только поделать ничего не успел.
Углядев его перекошенное лицо, Коренга было решил, что
грозный дядька сейчас ка-ак задаст хорошего пинка либо ему, либо Торону…
Ошибся. Колючебородый сгрёб юную стряпуху на руки, прижал к сердцу, принялся
целовать:
– Дитятко, солнышко моё, очнись, глазки открой…
Голос дрожал и срывался. Девочка в самом деле встрепенулась,
приходя в себя, обхватила его руками за шею и жалобно, по-детски, заплакала.
– Батюшка…
Шанява сидел на мостках и уже не кричал, а тихо выл, хватая
здоровой пятернёй воздух около напитанного кровью рукава и не решаясь
притронуться. Судя по тому, как свисала от локтя рука в том рукаве,
пользоваться ею Шаняве доведётся не скоро.
– Ты, заморыш!.. – рыча и плача, выдавил он сквозь
зубы и даже попытался подняться. – За мою, значит, обиду поскаредничал
собаку спустить!.. А за девку никчёмную – сам свирющего
[20]
натравил?!!
– Я-то заморыш, – кивнул Коренга. – А вот ты
моему псу ещё спасибо скажи, что он тебя закладышем
[21]
не
оставил! Потому что она была ко мне приветлива и добра! А ты – касть!
[22]
«А не было бы Торона рядом, я тебя сам бы убил. Совсем убил
бы! Я тебе не пёс – миловать не горазд! И даже на то, что мы с тобой вроде как
разговаривали, не посмотрел бы…»
– Стражу позвать надо, – сказал одноглазый.
– А на что? Дело ясное, – отозвался его друг. Он
стоял за спиной у Шанявы, готовый ухватить за шиворот, буде тот не так
ворохнётся. Он посетовал: – Морду набить бы, да мохнатый уже сполна наказал.
– Ясное-то ясное, а ты всё равно сходи, – сказал
одноглазый. – Да хорошо бы старшину какого привёл, пускай поглядит. А то
знаю я его, вечно ему все кругом виноваты. Начнёт жаловаться: среди дня ни про
что собаками затравили…
Глава 8. Вспоминай Медву да Буркуна
Когда оказалось, что вышибала был вовсе не вышибала, а
почтенный хозяин «Утреннего улова», Коренга окончательно почувствовал себя
дураком. Пнём лесным неотёсанным, не знающим того, о чём всему городу было
известно. Хозяин и жил здесь же, при харчевне. Он отнёс дочку домой, а когда
ушли стражники и взашей вытолкали за ворота Шаняву – присел подле Коренги.
– Ты, парень, где ночевать собирался?
