Он произнёс это по-сольвеннски, должно быть затем, чтобы
лесной житель верней его понял. О себе Коренга не моргнув выслушал бы ещё что
похуже, тем более что в ушах у него ещё стоял последний крик из тонущего мешка.
Однако оскорбления, нанесённого племени, снести он не мог. Саночки опять
покатились с горы – он мрачно ответил:
– Из земной скудели хороший мастер творит добрую посуду
людям на радость. А вот ты, сегванский кунс, как я погляжу, доброго горшка
испечь не сумел. Если только этот толстый, называющий тебя отцом, и вправду
твой сын!
«Прости, мама… – добавил он про себя. – Так-таки я
ничего и не сумел…» Он ждал возмущённого рёва сегванов и, конечно, немедленной
расправы. И даже слегка растерялся, когда молодые комесы и сам Двадцатибородый…
дружно захохотали. Так, будто он, Коренга, сморозил нечто невероятно смешное.
– Длинный у тебя язык, парень, – отсмеявшись,
сказал Чугушегг. – Пусть-ка тебе его рыбы немного укоротят. – И
обернулся к своим, чтобы буднично распорядиться: – Выкинуть его в море. А пса
пришибить, чтобы под ногами не путался.
У воинов имелись при себе снаряжённые луки… Сегваны умели
очень быстро выхватывать их из налучей, немедленно пуская стрелу. Но Коренга,
подстёгнутый страхом за любимца, успел раньше. Он хлопнул ладонью по
корабельному борту и заорал во всё горло, приказывая оглянувшемуся кобелю:
– Вперёд!..
Торон был давным-давно и строго приучен: хозяйские приказы
следовало исполнять мгновенно и не артачась. В том числе самые странные. И даже
тогда, когда дело, по всему, двигалось к драке. Пёс не раздумывая сиганул в
воду – только мелькнул пышный хвост да взвилась раздуваемая ветром попонка…
Коренга отстал от него ненамного. При лёгком теле у него были крепкие руки,
которым опасность ещё добавила силы. Схватившись за борт, он рывком выдернул
себя из тележки и улетел следом за псом, пока в воздухе ещё висели брызги,
поднятые Тороном… Ему показалось, будто он рухнул в крутой кипяток.
Сегваны, оставшиеся на палубе, не стали стрелять им вдогон,
потому что в этом было мало достоинства. Столпившись у борта, они с
любопытством рассматривали тележку Коренги. Но тут их подстерегала ещё одна
неожиданность. Когда кто-то наклонился поближе и протянул руку – внезапно
зашевелилась корабельная лодка, лежавшая рядом на палубе. Из-под неё
стремительно выскочил человек в лохмотьях… и с невнятным криком бросился
опять-таки за борт. Наверное, ополоумевшему от страха дармовому гостю «Чагравы»
помстилось, будто его заметили в ухоронке и собирались схватить.
Коренга к тому времени уже вынырнул, а Торон вытряхнул из
ушей воду и деловито подплыл к хозяину, чтобы предложить ему схватиться за свой
хвост. Так они всегда делали, когда вместе купались. Водичка, впрочем, была
такая, что Коренга почти сразу перестал чувствовать пальцы. Он знал, что очень
скоро сделает с ним эта вода. И, пока руки ещё худо-бедно повиновались ему,
принялся торопливо распутывать завязки попонки.
– Ты сумеешь, – шептал он кобелю. – Ты
сможешь. Попробуй… Только попробуй… Ты сможешь…
В это время с палубы «Чагравы» опять раздался смех комесов.
На этот раз к веселью примешивалась брезгливость. Коренга понял: сегваны стали
рыться в его тележке и наткнулись на черпачок. Он не ошибся. Посыпались
непристойные шутки, после чего тележку… взяли за концы и, обрубив привязные
верёвки, выбросили с корабля.
Вот это была нечаянная удача, настоящий подарок милостивой
Хозяйки Судеб!.. Коренга ощутил, как отодвинулась казавшаяся неминуемой смерть,
и яростно заработал руками, направляясь к тележке. Упала она, конечно, кверху
дном и набрала прилично воды, но это было не страшно. Коренга знал: утонуть она
не могла.
О том, что берег прятался где-то за горизонтом, он и думать
не думал.
Кунс Сквиреп Чугушегг стоял на носу верного «Поморника» и
хмуро смотрел вперёд, в открытое море. Ветер нёс и расчёсывал его роскошную
бороду… Кто сказал, будто сбывшаяся месть сладка, а лучший запах на свете –
запах трупа врага? Наверное, тот, кто тщился отомстить, да не сумел. На самом
деле в исполненном отмщении нет ничего радостного, ничего, что возвышало бы
душу. Только пустота – тёмная пустота, в которую неохота заглядывать.
Но это не означает, что месть не должна быть совершена…
Рядом с кунсом на скамье гребца примостился полнотелый
юноша, называвший его отцом. В отличие от Двадцатибородого, он смотрел назад,
за корму.
– «Чаграва» подняла парус, – заметил он
негромко. – Люди Ириллира уходят.
Сквиреп Чугушегг промолчал, и погодя юноша заговорил снова.
– Они не стали их подбирать.
Кунс только хмыкнул, дескать, чего и ждать от корабельной
дружины, у которой был подобный вожак. Молодой комес повременил ещё и сказал:
– Мальчик не дотянет до берега, отец. Он ведь калека. А
ты дал слово вождя, что больше никого не погубишь.
– У этого мальчика язык вперёд ума поспевает, –
бросил через плечо Двадцатибородый. – Он оскорбил меня. И тебя.
Юноша улыбнулся.
– Но ведь он только правду сказал. Я тебе в самом деле
не сын.
Кунс раздражённо обернулся.
– Верно, Эурия, ты мне дочь, а не сын, но…
Он не договорил. Поскольку одновременно с Эорией увидел
нечто такое, отчего сразу забыл, что собирался сказать.
Там, откуда торопливо удалилась поставившая парус «Чаграва»,
на волнах ни дать ни взять забила крыльями громадная птица…
– Поворачиваем! – велел кунс.
Глава 14. Тайна кожаной попонки
Коренга плыл к болтавшейся вверх колёсами тележке, загребая
руками с такой яростью, словно там его ожидало немедленное спасение. Сейчас он привычно
вернёт тележку в должное положение, вычерпает воду, отвяжет спрятанное внутри
двухлопастное весло и… Что, собственно, «и», он не помышлял. Ему вполне хватало
нынешнего мгновения. Гребок, ещё гребок и ещё. Кисти рук были двумя немыми
ледышками. Его всего пуще заботило, успели ли сегваны как следует порыться
внутри, не разорили ли рундучки…
Опрокинутая тележка была уже рядом, когда Торон вдруг издал
глухой, неприязненный рык. Коренга не обратил внимания на рычание пса, а зря.
Последнее усилие поднесло его прямо к кожаному борту, он схватился за бездельно
качавшееся колесо… И почти сразу получил очень чувствительный удар по пальцам.
Такой, что боль достигла разума даже сквозь причинённое холодом онемение.
Коренга отдёрнул руку и поневоле погрузился с головой, и в том состояла его
удача, поскольку следующий удар, нацеленный в голову, смягчила вода.
«Что такое? Не Ириллир же действительно выбрался из мешка…»
Молодой венн про себя числил аррантского купца уже мёртвым,
а потому чуть не заорал от внезапного страха. Он отпрянул и вынырнул,
выплёвывая изо рта воду… И тут же выяснилось, что Ириллир, мёртвый или живой,
был здесь ни при чём. Просто, покуда Коренга возился с собачьей попонкой и плыл
к своей тележке, на неё успел ловко вскарабкаться человек в серых лохмотьях,
тот, что прятался под лодкой на корабле. Коренга и не знал, что он тоже
выпрыгнул через борт.
