Более не мешкая, сегванка подхватила лодочку Коренги и
столкнула её на зыбун.
– Я за верёвкой!.. – уже скользя вниз по склону,
различил молодой венн.
Торон сунулся было за хозяином, но Коренга, как между ними
водилось, метнул псу неслышимый всем прочим приказ оставаться на месте,
приправленный самыми страшными карами за ослушание. Кобель отозвался жалобным,
быстро отдалившимся плачем… Коренга скользил вниз, разгоняясь по поверхности
оползня, как когда-то на саночках с берегового откоса, его почти так же
подбрасывало в воздух там, где текучая жижа успела испустить воду и начинала
разваливаться… Только нынешний его полёт имел цель. И вершился хладнокровно,
управляясь не прихотью случая, а движением руки, стиснувшей удобный гребок.
Коренгу бороло тяжкое искушение пригасить набранную скорость, в особенности
потому, что он видел: там, внизу, оползень изливался в озеро, как тесто из
квашни, толстыми слоями, наползавшими один на другой. Хотелось очень осторожно
подобраться к этому месту и спуститься тихонько-тихонько, как-нибудь боком,
словно древняя старуха с крылечка… Коренга знал, что это нашёптывала гибель. И
не внимал её голосу, лишь всё быстрее отталкивался гребком, оставляя на склоне
цепочку неглубоких, быстро заплывавших следов…
Сколько ни пытался он держать на краю зрения суливший полёт
глинистый «лоб» самого верхнего слоя – мгновение, когда перед лодочкой
разверзлись-таки несколько саженей пустоты, случилось всё равно неожиданно.
Коренга не заорал от страха только потому, что толку от этого было бы чуть, а
вот должное сосредоточение утратить – запросто. А ещё миг спустя впору было бы
добрым словом помянуть батюшку, кузнеца по имени Железный Дуб, и бесконечные
деревянные изразы, испытанные им прежде, чем делать тележку для сына. Лодочка
не запрокинулась и не клюнула носом, лишь чуть накренилась в полёте, да и то по
неловкости Коренги или оттого, что он не поровну разгрузил её стороны. Она
упала скулой, Коренга ударил веслом, не давая лодочке опрокинуться, как навык дома,
украдкой от старших прыгая по речным перекатам… Поверхность озера показалась
ему каменной, гребок едва не вышибло из рук, а сами руки – из плеч, лодочку
завертело, но это беспорядочное вращение уже ничем ей не грозило. Коренга без
большого труда успокоил судёнышко всё тем же гребком. И, тяжело дыша, стал
озираться.
Ему показалось, он угодил в гигантский, медленно вращавшийся
водоворот. Воображение тотчас увидело посередине урчащую, засасывающую воронку.
Страху добавлял ещё грохот прибоя, эхом возвращавшийся от гряды. Если бы
Коренга не успел обозреть Змееву котловину с холмов и понять, где подстерегала
истинная опасность, ему тяжко было бы удержаться и не броситься сразу грести
назад к берегу!.. Молодой венн перевёл дух, хотел утереть лицо, взмокшее уже не
от дождя, а от пота, и увидел, что в кровь рассадил правую руку. Когда, обо
что?.. Не вспомнить. Он завертел головой, ища плавучий дом.
Тот обнаружился неподалёку. Старик вновь лежал совсем без
движения, ни дать ни взять израсходовав последние силы, зато девчонка так
размахивала руками, словно без этого Коренга должен был неминуемо проскочить
мимо. Молодой венн развернул лодочку и снова погрузил в жижу гребок. Страх
сменился не менее гибельным упоением мнимой удачей. У него всё получилось,
больше не было особой нужды спешить, вот сейчас он снимет их с гибнущего сруба
и спокойно перевезёт к берегу. Может, даже по очереди.
Тут он весьма вовремя вспомнил о клокотавших потоках Змеева
Следа, вливавшихся в озеро со стороны суши, и наново похолодел. По густой
глинистой грязи его лодочка в самом деле скользила быстро и весело. Что-то
будет с нею в кипящем разливе, где бьются одно с другим семьдесят семь безумных
течений?.. Да с тройным грузом вместо одного?..
Думать об этом было ещё бесполезней, чем гадать, принесла ли
уже Эория обещанную верёвку. Коренга просто погнал лодку вперёд, орудуя веслом
почти с той же яростью, что в море, перед лицом насмешников-сегванов. Девка на
крыше вдруг сорвалась с места, исчезла за горбом сломанного охлупня – и
вернулась, таща обширную кожаную суму.
«Ну нет, – успел озлиться про себя Коренга, –
поклажу не повезу…»
Борт лодочки вмялся в пропитанную глиной солому: молодой
венн позаботился так подвести её к плавучему дому, чтобы не напороться на
торчащий обломок бревна и не оказаться зажатым под нависшей стеной. Мелькнули
жёлтое лицо старика и обрывки верёвок, которыми когда-то была опрятно
проплетена кровля. Девка что-то требовательно прокричала на незнакомом Коренге
языке.
«Помолчала бы лучше. Сам знаю, что без деда не поплывёшь…»
Коренга бросил весло, нарочно для такого случая привязанное
прочным шнуром, и они с девчонкой взялись за дело так, словно всю жизнь
работали сообща. Коренга знавал иных мужчин, которые на месте этой крикуньи
тотчас сами запрыгнули бы в лодку… да кабы ещё не попытались выкинуть вон её
хозяина. Непугливая девка перво-наперво подала ему старика. То есть быстро
сказано – подала. Высушенное возрастом тело казалось, как говаривали дома у
Коренги, из трёх щепочек сложенным, но, когда плоть оставляют силы и разумная
воля, даже такие костлявые щепочки почему-то оказываются неподъёмно тяжёлыми!
Коренга, сам лёгкий телом и вдобавок вынужденный удерживать лодочку, пару раз
чуть не вывалился за борт, но наконец беспомощный старец повис, перекинутый,
как через седло, через носовой щит. Коренга стал ждать, чтобы на корму козой
вспрыгнула шустрая девка, но какое там!.. Она уже тащила к лодочке кладь,
бывшую, кажется, ещё тяжелей старика.
Веннский язык изобиловал шуточными поговорками о женщинах,
где мудрые водительницы семей представали недалёкими умом, но зато не в меру
хозяйственными. Венны находили эти присловья очень забавными, только сейчас
Коренге было не до смеха.
– Дура! – заорал он, силясь перекрыть плеск и
грохот воды. – Пусти её в Вирий, она и корову за собой поведёт!
Ему тут же пришлось убедиться в мудрости и правоте другого
созвездия веннских пословиц, тех, что потешались над мужчиной, затеявшим спор с
женщиной, то есть заведомо не по уму. Коса нашла на камень!.. Девка взвыла,
точно разъярённая кошка, и попыталась без помощи Коренги свалить суму в его
лодку. Кажется, она готова была остаться на погибель сама, лишь бы спасти нечто
несказанно ценное. Коренга сразу замолчал и, надсаживаясь, потянул к себе
тяжесть, чрезмерную и для него самого, и для лодочки. Несколько яростных
рывков… твёрдые углы врезблись в плетёную солому и застревали, дно то
проскальзывало по глине, то прилипало… – и вот наконец походная сума – а
верней сказать, здорово сделанный кожаный пестерь – тяжело обвалилась прямо на
Коренгу, больно придавив ноги, и только тогда на кормовой щит легко и ловко,
действительно как коза, спрыгнула бесстрашная девка.
Коренга кое-как передвинул поклажу, чтобы можно было грести,
выпростал весло и с усилием двинул с места перегруженную, глубоко осевшую
лодку.
Когда её удалось худо-бедно разогнать, он поднял глаза и
увидел, что обманчиво медлительное течение успело без малого вернуть его к
оползню, с которого он соскальзывал в озеро. Скоро лодочка поравняется с
распадком, откуда уже спускались Эория и Торон. Их фигурки показались Коренге
такими маленькими и далёкими. А за ними, в какой-то сотне саженей, падали в
котловину те самые потоки, в которые Коренга так боялся угодить. Потоки было
отчётливо видно, и увиденное не на шутку пугало, хотя семьдесят семь струй там
и не бурлили. Просто на поверхность густой грязи двухаршинным валом изливалась
более жидкая. И постепенно растекалась по ней, увлекаемая вращением. Издали вал
казался стоячим, потому что поверхность озера как бы вдвигалась под наплывающий
слой, но Коренга рассмотрел крутившиеся впереди камни и пни и понял, что,
попади он туда, уцелеть не удастся.
