Впрочем, кругом было не так уж и темно. Ночь стояла хотя и
безлунная, но до того ясная и прозрачная, словно поверженный Змей навсегда
уволок с неба все тучи. В такую ночь никогда не бывает совершенно темно, даже
самой глухой осенью, а весной и подавно. Отблеск множества звёзд ткёт
прозрачную серебряную паутину и, ничего вроде бы не освещая, всё-таки не даёт
сомкнуть челюсти мраку, позволяя различить сперва макушки деревьев по сторонам,
а потом и тропу под ногами…
Коренга привычно нашёл взглядом несколько знакомых созвездий
и поздоровался с ними как с добрыми друзьями. Он знал, конечно, что в самых
разных краях людям светит одно и то же солнце, а по ночам – одни и те же
звёзды. Но ничего с собой поделать не мог: уехать из дому за тридевять земель
и, задрав голову, увидеть над собой совершенно домашние звёзды… ну, может, чуть
иначе развёрнутые в небесах… – это ли не чудо Богов?
«У меня всё хорошо, мама. Я всё-таки приехал страну Нарлак.
Я даже увернулся от Змея, который хотел меня съесть, и скоро попаду в Фойрег,
как собирался…»
Звёзды ласкали его лицо, он некоторым образом чувствовал,
что весточка домой будет ими передана. Хотя на самом деле мать с отцом знали
наверняка только то, что их сын был ещё жив…
После этого Коренга нашарил глазами Тикиру и её деда.
Нетрудно было понять, из-за чего плакала отчаянная и
бесстрашная девка. И старик больше не пенял ей за то, что пошла против его
воли. Он гладил прижавшуюся к нему Тикиру по голове, хотя что он мог для неё
сделать? Разве что вот так пригреть, приголубить – а после отвлечь от ранящих
мыслей, коли всё равно невмоготу спать. И точно, старик сказал что-то на языке,
которого Коренга не понимал, но слова его можно было истолковать лишь как
«ладно, внучка, давай делом займёмся». Тикира послушно кивнула, высморкалась –
и скоро в десятке шагов от Коренги потихоньку затеплился светильничек.
Маленький, прозрачный, небьющийся и не проливающий масло, из тех, что
развозились по всей земле удалыми купцами из стекловарных мастерских Галирада.
Коренге его свет показался ослепительным, он чуть не юркнул обратно под щит
тележки – увидят, решат ещё, будто он соглядатайствовать взялся! – но
крохотное пламя тут же прикрыли колпачком, чтобы не било в глаза да и не
смотрели дед с внучкой на Коренгу.
Перед Тикарамом уже стоял его кожаный короб, тот самый,
неподъёмный, который Коренга ещё не хотел брать в лодочку, боясь опрокинуться в
водовороте. При виде его у молодого венна сразу заболели синяки на ногах.
Угловатая сума так и ехала с ними, и Коренга не видел, чтобы они её раскрывали.
Значит, не съестной припас там сохранялся и не одежда: что же за груз,
стоивший, чтобы биться за него насмерть, как девка тогда на крыше развалины?..
Теперь Тикарам распутывал завязки, и Коренга сообразил, что сейчас увидит
стариково сокровище. Ему стало стыдно собственного любопытства, ведь, что бы ни
оказало себя в чужом пестере, его, Коренги, это никоим образом не касалось.
Однако отвести глаз, как, может быть, подобало, он не смог.
«А что? Я же никакой корысти не замышляю…»
В это время узловатые старческие пальцы наконец совладали с
тесёмками, кожаное горло раздвинулось, и Коренга увидел, ЧТО сохранялось в
драгоценной суме.
Там лежали книги.
Плотно притиснутые одна к другой, словно грибы в кадушке под
гнётом.
Сразу всё стало понятно. И несусветная тяжесть пестеря, и та
ценность, за которую так отчаянно воевала храбрая Коза. Коренга успел про себя
зачислить Тикарама в книготорговцы и подивиться тому, как не боялся беспомощный
старец путешествовать с таким многоценным товаром. Ещё он успел задаться
вопросом, а не даст ли, покуда покупателей нет и не предвидится, ему Тикарам
полистать какую-нибудь премудрую книгу – и тут же усовестился, ведь он даже ни
разу ещё не удосужился открыть «Праведное звездословие», за которое страшные
деньги отвалил в Галираде…
Но тотчас же все эти мысли разлетелись, точно вспугнутые
воробьи, и были мигом забыты.
Потому что Тикира отстегнула от пестеря боковую зепь и,
порывшись в ней, стала воздвигать рядом со светильничком не вполне понятную
снасть. Лопавшийся от любопытства Коренга различил два поворотных круга,
поставленную торчком металлическую дугу и несколько маленьких стеклянных зерцал
– тех, что делали неразличимое внятным для глаза. Он видел такие у
сольвеннского купца, приехавшего за речным жемчугом. Купец был добрым человеком
и позволил увечному пареньку вдосталь повозиться с выпуклыми гладкими стёклами.
Имея подобные зерцала, легко удавалось вытаскивать из пальцев занозы, а на
пауков и муравьев лучше было вообще не смотреть – чего доброго, ещё ночью
приснятся. Коренга потом пробовал вытаивать такие зерцала из чистого речного
льда, и у него получилось, хотя и не вполне… Но не занозами же посреди ночи
собирались заниматься внучка и дед? И уж подавно не насекомыми, ещё спавшими в
летошних
[44]
скрученных листьях, в складках коры?..
Снасть опиралась тремя расставленными лапками на камень,
кстати торчавший из песка рядом с облюбованным ими местом для ночлега (или они
нарочно устроились подле него?). Девка довольно долго возилась, устраивая эти
лапки, что-то сноровисто подкручивала и поправляла. Кажется, велика ли
премудрость поставить треножку, чтобы устойчиво держалась? Однако работа
оказалась кропотливой. Тикира то и дело заглядывала во внутреннее окошечко
снасти, и, похоже, то, что она там видела, не удовлетворяло её. Она подносила
поближе светильник, досадливо встряхивала головой и опять что-то поправляла.
Наконец дед сказал ей – опять на незнакомом языке, но так, что Коренга понял:
– Поспешим, дитя, время уходит.
Он, между прочим, вынул из той же зепи увесистую на вид
жестяную коробочку и, откинув крышку, следил за чем-то внутри. Коренга отчаянно
напрягал зрение, но видел лишь, что в коробочке на ладони старика что-то
двигалось, жило, мелькало.
– Готово, дедушка, – почти сразу отозвалась
Тикира.
Старик поднялся, с видимым усилием расправляя негнувшиеся
суставы. Похоже, он ещё не вполне отошёл от выпавшего ему испытания. Однако
желание превозмогло телесную немочь. Тикарам склонился над поблёскивавшей
снастью и начал осторожно поворачивать два ребристых колесика, Тикира же
уселась подле светильничка и, вытащив из сумы самую верхнюю книгу, раскрыла её посередине.
Коренга затаил дыхание, полагая, что девка сейчас примется читать вслух нечто
необходимое для удивительного снаряда, но опять просчитался. Тикира откупорила
продолговатую коробочку, извлекла перо и маленькую склянку чернил и
приготовилась… писать!
Молодой венн впал в окончательное ошеломление, сообразив
наконец, что сподобился подсмотреть нечто поистине чудесное. Эти двое хотели
увидеть что-то внутри своей снасти и сотворить запись в книге. И её, эту книгу,
потом смогут прочитать все, одолевшие грамоту. В том числе даже и он, Коренга!
Между тем старик обозрел звёздное небо, вновь припал глазом
к зерцалу, потом к другому и третьему… Когда он обратился к Тикире, взмахом
руки приказывая девчонке писать, Коренга жгуче пожалел о том, что с грехом пополам
разумел только по-аррантски да ещё немного – по-сегвански и по-вельхски.
Сколько же было на свете премудрости, которую он по лености своей не постиг! И
чем, спрашивается, занимался?.. Летучих птиц мастерил?..
